Эрл Гарднер - Дело смертоносной игрушки
- Почему это он будет выглядеть неправдоподобно? - с негодованием спросила она.
- Не знаю, - ответил Мейсон. - Мне только кажется, что ваше упорное нежелание говорить свидетельствует о не совсем чистой совести. Если это так, то вам лучше посоветоваться с адвокатом. И запомните, миссис Бэсс, когда-нибудь вы будете давать свидетельские показания в суде, а я буду проводить перекрестный допрос. Это непременно произойдет, если сейчас вы будете упорствовать в своем молчании. И тогда, на суде, я спрошу вас, почему вы боялись отвечать на мои вопросы.
- А кто говорит, что я боюсь?
- Я так считаю.
- Вовсе нет.
- Тогда почему вы отказываетесь отвечать?
- Я этого не говорила.
- В таком случае рассказывайте.
Несколько минут все хранили молчание, затем Ханна Бэсс заговорила:
- В этом не было ничего плохого, хотя, может быть, я слишком потакала капризам Роберта. Он не совсем обычный мальчик. Обожает ковбойские фильмы и вообще вестерны. Мечтает о том, как вырастет и станет ковбоем, или помощником шерифа, или еще кем-то в этом роде. Он помешан на огнестрельном оружии. Никогда ничего подобного не видела.
- Как вышло, что вы позволили Роберту играть настоящим оружием?
- Это случилось, когда меня в очередной раз вызвали присматривать за ним. Мистер и миссис Дженнингс были в отъезде два дня и оставили Роберта на меня.
- Вы занимали свободную спальню на втором этаже?
- Совершенно верно.
- В передней части дома?
- Да.
- Продолжайте.
- Я открыла один из ящиков бюро, чтобы положить кое-какие свои вещи, и нашла там пистолет.
- Какой пистолет?
- Кольт.
- Вы разбираетесь в оружии?
- Мой муж был владельцем тира. Он считался одним из лучших стрелков в стране и научил меня обращаться с оружием.
- А стрелять? - поинтересовался Мейсон.
- И стрелять тоже, - подтвердила миссис Бэсс.
- Хорошо, оставим это. А что было дальше?
- Пока я рассматривала пистолет, в комнату случайно заглянул Роберт. Пистолет совершенно очаровал его. Он попросил его подержать.
- И что вы сделали?
- Я вытащила обойму и увидела, что она полная. Затем оттянула затвор и удостоверилась, что и в стволе нет патрона. После этого я дала Роберту подержать пистолет.
- Что было потом?
- Он был в полном восторге. Особенно его поразило то, как я обращаюсь с оружием. Он тут же пристал ко мне, чтобы я показала ему, как он устроен.
Я разрядила обойму, вставила ее на место и дала ему поиграть пистолетом. Затем убрала пистолет на место. Но в этот день Роберт уже не мог говорить ни о чем другом.
Я испугалась, что его родителям это может не понравиться, хотя и считала, что поступила правильно, так как, по-моему, если уж в доме есть пистолет, то чем раньше мальчик научится обращаться с ним так, чтобы не причинить себе вреда, тем лучше.
- И что вы сделали? - спросил Мейсон.
- Я взяла с Роберта слово, что он ничего не расскажет родителям о пистолете.
- А потом?
- Ну, - заколебалась она, - после этого случая Роберт измучил меня. Стоило родителям уехать, как он тут же начинал требовать, чтобы я разрядила пистолет и дала ему поиграть. Сначала я поставила условие, что он будет играть в доме, но потом Роберт начал выбегать с ним во двор, и я не возражала.
Не то чтобы меня мучили угрызения совести, но иногда мне казалось, что следует пойти к миссис Дженнингс и все рассказать. Но все осложнялось тем, что Роберт уже играл пистолетом, и я это позволяла. Никогда не видела другого такого мальчика, чтобы так восхищался оружием. Ему достаточно было просто держать его в руках, чтобы быть совершенно счастливым.
- Он когда-нибудь при вас пробовал нажимать на спусковой крючок? спросил Мейсон.
- Конечно, но я взяла с него слово, что он никогда не сделает этого, если пистолет будет на кого-нибудь направлен. Я показала ему предохранитель, рассказала, как он устроен и как им пользоваться. Это было частью нашего договора: он обещал проверять, на месте ли предохранитель, прежде чем брать пистолет в руки.
- Вы оставались с ним на ночь?
- Иногда. Как правило, я оставалась в доме на два дня.
- И Роберт каждый раз играл пистолетом?
- Да.
- А случалось ему класть пистолет под подушку на ночь?
- Да, один раз.
- Как это случилось?
- Роберт был нервным, легко возбудимым мальчиком, несмотря на хорошее самообладание. Он обожал спать во внутреннем дворике под тентом и уверял меня, что будет чувствовать себя в безопасности, если положит пистолет под подушку. Он говорил, что ночью в саду слышны какие-то шорохи, а так ему будет спокойнее.
- И вы разрешили ему взять пистолет?
- Только в тот раз. А потом я обнаружила у него пистолетный патрон. Тогда я испугалась. Я попыталась объяснить ему, что он еще маленький и, пока не вырастет, ему нельзя иметь оружие.
- А в тот день, в пятницу вечером, когда Лоррейн и Бартон Дженнингс поехали в аэропорт встречать Норду Эллисон, вы тоже остались с Робертом?
- Нет.
- А с кем же он был?
- Я думаю, что они его оставили вдвоем с собакой. Ровер никого не подпускал к Роберту. Родители, наверное, уложили Роберта спать, а потом спокойно уехали в аэропорт.
- А до этого они уже оставляли его одного?
- Иногда. Ведь собака всегда была с ним. Иногда они уезжали после того, как он засыпал. Мне это не нравилось.
Я считаю, что родители должны предупреждать ребенка, если на какое-то время оставляют его одного. Мне кажется, что, если ночью ребенок внезапно просыпается и не находит родителей, он может получить своего рода эмоциональный шок.
- Дженнингсы когда-нибудь в вашем присутствии упоминали о пистолете? Или, может быть, вы их спрашивали о нем? Другими словами, знали они, что вы разрешаете Роберту играть пистолетом?
- Я никогда ничего им не говорила, а они тоже молчали. Роберт пообещал мне, что ничего не скажет, я ему верила. Роберт, хотя ему всего семь лет, умеет держать слово.
- Но вам известно, что Роберт мечтает о том, чтобы пистолет лежал у него под подушкой, когда он спит во дворе?
- Да.
- Если бы вдруг он проснулся среди ночи и обнаружил, что мать и отчим уехали, как вы думаете, мог ли он пойти в спальню на втором этаже и взять пистолет?
На ее лице внезапно появилось испуганное выражение.
- Могло ли так случиться? - настаивал Мейсон.
- Боже мой, неужели он это сделал? - прошептала она.
- Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
- Это возможно, - вздохнув, сказала она.
- Я думаю, достаточно, - улыбнулся Мейсон. - Спасибо, миссис Бэсс, вот ваши сорок долларов.
- Боже мой, - повторяла она. - Если он это сделал, мистер Мейсон... Нет, это невозможно, ребенок не мог...
Боже мой! Нет! Это чудовищно! Он никогда не сделал бы ничего подобного!
Мейсон встал:
- Вы пытаетесь успокоить себя, миссис Бэсс, но вот на стене перед вами зеркало, взгляните на свое лицо, и ваши глаза скажут вам, что вы считаете это вполне возможным.
Мейсон протянул ей деньги.
Ханна Бэсс помедлила секунду, затем резко встала и молча вышла, захлопнув за собой дверь.
Мейсон с улыбкой повернулся к Элис Колтон:
- Большое вам спасибо, миссис Колтон, вы замечательно сыграли. Расследование значительно продвинулось вперед благодаря вам.
Глава 10
В воскресенье в десять часов вечера зазвонил личный телефон Мейсона.
Мейсон поднял трубку:
- Перри слушает.
В трубке послышался хриплый от волнения голос Пола Дрейка:
- Я кое-что раскопал, Перри, хорошо бы и тебе взглянуть. Один из моих парней допустил промах, но его просто не предупредили.
- Что ты имеешь в виду?
- Я оставил людей следить за домом Дженнингсов, как ты сказал. Бартон Дженнингс вышел из дома утром, заехал в какой-то дом, затем вернулся обратно. Мой человек проследил его, но он говорит, что что-то было не так.
- Что именно?
- Можешь назвать это шестым чувством, если хочешь, - заявил Дрейк. Мой человек говорит, что, похоже, Бартон Дженнингс покинул дом с определенной целью и он сделал, что хотел, под носом у моего парня.
- Где сейчас твой человек?
- Здесь.
- Ты в офисе?
- Да.
- Задержи его, - сказал Мейсон. - Я еду.
Мейсон позвонил в подземный гараж и распорядился, чтобы приготовили его машину. Спустившись в гараж на лифте, он прыгнул в машину. На стоянке перед конторой Дрейка в это время никого не было. Мейсон поставил машину и поспешно поднялся в контору Дрейка.
Детектив Дрейка оказался невысоким щуплым человеком с темно-серыми глазами, задумчиво глядящими из-под кустистых белых бровей. Ему было лет пятьдесят пять - шестьдесят. Несмотря на внешнюю невзрачность, было в нем что-то такое, что позволяло предположить наличие острого, проницательного ума. Кроме того, годы работы научили его как бы сливаться с окружающим фоном, практически становясь незаметным, как это делают хамелеоны.
У Мейсона появилась странная мысль, что фамилия этого человека должна быть Смит. Он уже не раз встречался с ним, занимаясь расследованием других дел, но никогда не слышал, чтобы кто-то называл его иначе, как Смити.
