Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
«А разве у стариков бывают дети?» – подумала девятнадцатилетняя Майя.
Увидев Наталью Александровну, Майя невольно напряглась. Оказывается, все это были цветочки! Вот кого следовало по-настоящему опасаться! Наталья Александровна была настоящей стервой, хотя говорила вкрадчиво, плавно и так сладко, словно тянула изо рта нить янтарного меда. Но на конце этой нити ожидала своей минуты готовая больно ужалить пчела:
– Дорогая моя, мы все так рады твоему приезду! Это очень мило с твоей стороны наконец-то познакомиться с папиной родней, погостить у нас месяц-другой. Ты уже оправилась? Крепко спишь?
– Да, мне лучше.
– Нелли собирается на днях забрать тебя в наш загородный дом, – Наталья Александровна кинула на Майю оценивающий взгляд, не предвещающий ничего хорошего. – Больница – не слишком приятное место, не так ли, моя дорогая?
– Ничего. Мне здесь нравится, я не хочу ни в какой дом.
– За тобой и там будет хороший уход, не беспокойся.
– Да я и сама могу все делать! Врач сказал, что еще денек-другой, и я смогу ходить. Молодая, мол, заживает все быстро.
– А голова? Как твоя голова? – внимательно посмотрела на Майю Наталья Александровна.
– Голова? Да, я все еще не могу вспомнить некоторые вещи, но она уже не болит так сильно.
– Ну, вот и замечательно! Вполне можно тебя перевозить на дачу. Значит, спишь ты крепко?
– Да.
– Ну, а что ты любишь из еды?
– Жареную картошку.
– Картошку?! Ах, прости. Ну, а пирожные любишь?
– Кто же их не любит?
– Значит, пирожные, шоколадный торт. С миндалем.
– Почему с миндалем?
– Это я так. Да, пожалуй, на даче будет лучше. Что тебе рассказывала княгиня?
– Княгиня?
– Ну, Вера Федоровна?
– Ничего особенного.
– А про Георгия?
– Георгия Эдуардовича?
– Ну да, – в голосе Натальи Александровны послышалось нетерпение. – Не собирается она снова замуж?
– За кого?
– Да за него, господи!
– Зачем?
– Затем, что наша княгинюшка привыкла кушать хорошо, хотя всю жизнь палец о палец не ударила. Она предпочитает шиковать за чужой счет. После развода Верка фамильные безделушки распродавала, теперь ничего у нее не осталось. А Эдуард Олегович ее не жаловал, денег не давал. Ее сынок, Эдуард-младший, постоянно делает долги. Но для нашей княгини это верный признак породы. Сынок просаживает фамильные бриллианты в карты и рулетку! Он же красавчик! Девки от него без ума! Какая-нибудь да заплатит. Или богатая старуха, с которой он переспит. Но Эдик не больно торопится торговать своим телом. Он о себе высокого мнения. Пусть мамочка позаботится. Вот Верка и прискакала в особняк Листовых, узнать, не перепадет ли чего и ей? Мой бывший муж – слюнтяй. Маменькин сынок. А к Олимпиаде Серафимовне у Верки есть подход. Обе ведь аристократки! Сидят часами, в книжках копаются, фамильные гербы рассматривают. Можно сказать, ты вовремя появилась.
– Да?
– Ты потом все узнаешь. Если узнаешь, – прищурившись, негромко добавила Наталья Александровна.
– Мне… спать очень хочется, – сникла Майя.
– Отдыхай, конечно! Если что – я за тобой пригляжу.
В общем, больше всех из московской родни Маруси Кирсановой Майе понравилась Нелли Робертовна. Она не сплетничала, ни на кого не наговаривала, не обсуждала проблемы наследства и своего бывшего мужа. Принимала все как есть.
– Ну, как, Маруся, со всеми познакомилась? – ласково улыбнулась Нелли Робертовна, сменив на посту Наталью Александровну.
– Да уж, – не удержалась Майя. – Со всеми.
– Лучше бы их не видеть, правда? Но не переживай: это очень милые люди. Со временем ты привыкнешь к некоторым странностям их поведения.
– Привыкну?
– А куда ты денешься? Ведь мы теперь твоя семья.
«Ох, и затеяла я игру, – подумала Майя. – Пора признаваться!» Но у нее язык не повернулся. Эта Нелли Робертовна такая хорошая! Почему-то признав в Майе по ошибке дочь Эдуарда Листова, все тут же начали находить между ними внешнее сходство.
– Ты очень похожа на своего отца, – так сказала и Нелли Робертовна. – И талант его тоже унаследовала. Да… Я не стала пока ничего сообщать твоей маме… – она замялась. – Об аварии. Вы как с ней договаривались? Она собирается приехать? Я бы хотела, чтобы она увидела тебя уже совсем здоровой.
– Я тоже хотела вас попросить, – торопливо заговорила Майя. – Не надо пока сообщать о том, что я в больнице. Я сама денька через два ей позвоню. Мол, все в порядке, доехала нормально, вернусь через месяц-другой.
– Через месяц-другой? – удивленно подняла брови Нелли Робертовна. – Странно. Я полагала, что ты теперь будешь жить в Москве, учиться. Да и мама могла бы поселиться с тобой. Тебе непременно надо учиться в Суриковском, у тебя большой талант.
– Талант?
Вот в этом и была главная загвоздка! Что будет, если, приехав в загородный дом Листовых, Мария Кирсанова не попросит кисти и краски? Она же без этого жить не может! Нет, надо во всем признаться. Покаяться и вернуться домой. Главное, выздороветь, чтобы родные ни о чем не догадались.
Но как выкрутиться из создавшейся ситуации? Тихонько улизнуть из особняка Листовых или упорно играть в амнезию, а потом заявить: ах, простите, память ко мне вернулась. Я вовсе не Маруся Кирсанова! От всех этих мыслей Майя даже вспотела. Да и где раздобыть деньги на обратный билет? Хотя бы деньги, за взятку и без паспорта в поезд посадят. Проводники тоже люди, им надо зарабатывать.
Когда в дверь раздался деликатный стук, она невольно вздрогнула. Еще один родственник? Да сколько же их!
– Войдите! – крикнула она.
В палату неловко протиснулся высокий нескладный парень, вздохнул, моргнул, указательным пальцем поправил очки в тонкой металлической оправе и промямлил:
– Добрый день. То есть вечер. Хотел за тобой ухаживать, то есть как за больной, да мама сказала, что мужчине неприлично все время находиться рядом с молодой девушкой в палате.
Майя едва не рассмеялась. Мужчине! Да он же почти ребенок!
– Тебе сколько лет? – спросила она.
– Двадцать три. А тебе девятнадцать, да?
– Мне почему-то кажется, что я гораздо старше тебя.
– Вот и все так говорят! Что я молодо выгляжу! – Парень отчаянно взмахнул руками, ваза с цветами полетела на пол: – Ну, вот! Я сейчас все уберу!
– Ничего, санитарка скоро придет и протрет пол, – невольно улыбнулась Майя. – Здесь почему-то очень часто делают уборку.
– Потому что это VIP-палата. Тебе тут нравится?
– Нравится? В больнице? – Вот с ним Майя себя чувствовала совершенно свободно, хотя он был… Как он сказал? Мужчина? – Как тебя зовут? – с улыбкой спросила она.
– Меня? Георгий. Егор. Но все почему-то называют Егорушкой. Я твой… племянник.
– Племянник?
– Ну да. Раз мой папа твой сводный брат, значит, получается, ты мне тетя.
– Тетя!
– Смешно? Мне тоже. – Он не смеялся, а вздыхал, моргал, топтался возле ее кровати, рискуя еще что-нибудь разбить, и наконец, словно на что-то решившись, спросил: – Ты читать любишь?
– Читать? Да, конечно, – Майина мама много лет преподавала в школе литературу и дочь склоняла к тому же. Мол, нет прекрасней профессии, чем учитель словесности. И Майя была с ней полностью согласна, но театр… – Да, я очень люблю читать.
– А что больше всего?
– Пьесы.
– Пьесы? Тебе принести? Шекспира, может? Или из русской классики? Островского, Чехова? Или Горького? – откровенно обрадовался он.
– Принеси.
– Хотя мне мама сказала, что тебя скоро перевезут в наш загородный дом, а уж там книг полно! Вот здорово-то! Будет с кем поговорить! Эти мои родственники, хоть и образованные, но все время говорят какие-то глупости. А больше всего о деньгах. Вот почему, если люди занимаются таким благородным делом, как проблемы современного искусства, они не могут говорить только о нем?
«Дурачок какой-то, – невольно подумала Майя. – У всех компьютеры в доме – а он о проблемах современного искусства!»
– Твоя мама тоже занимается проблемами искусства? – спросила она.
– Нет, что ты. У нее магазин. Дома только и слышно, что о дорогой аренде, о том, как дешево купили, дорого продали. Эта, как ее… – он поморщился. – Моржа. Тоска смертельная! Вообще-то у моей мамы грандиозные планы. Только денег нет. А вот отец, тот всю жизнь возится с антиквариатом. Исследует, пишет монографии. Жутко умные, только за них отчего-то мало платят. Бабушка Липа искусствовед, Нелли Робертовна тоже вроде искусствовед, хотя бабушка этого не признает, а Вера Федоровна… Вера Федоровна когда-то давно пыталась учить детей музыке, но говорит, что современное воспитание не оставляет педагогу никаких шансов. Мол, детей с пеленок портят родители. А мне кажется, что она никого ничему не способна научить. Она такая…
– Странная.
– Нет. Неприспособленная. Как и я.
– А ты чем занимаешься?
– Я студент. Учусь на филфаке.
