Анна Данилова - Парик для дамы пик
– Я считаю, Зоя была из числа других женщин, тех, кто не держит в памяти телефоны своих любовников. Это ее номер телефона, как мне кажется, до сих пор украшает записные книжки и календари этих мужчин. И этот номер еще долго будет храниться в их памяти.
– А тебе не кажется, что ты заидеализировала эту шлюху? – вдруг не выдержал Корнилов и достал сигареты. – Тебя послушать, Земцова, так все мужики – скоты и кобели, которые только и думают, как завалить бабу, а вот такая б… как Пресецкая – цветок любви! Я понимаю, тебе жалко ее, потому что она была красивая и умела рисовать, но скажи мне, зачем ей было нужно так много мужиков? Почему ты в этой истории видишь только привлекательную сторону и не хочешь видеть правду?
– Какую правду?
– Такую! Она спала с мужиками за деньги, вот какая правда! Ты же была у нее в квартире, причем не один раз. Скажи, чего не имела твоя Пресецкая? Только птичьего молока! Мы проверили ее счета – там около тридцати тысяч долларов! В разных банках. Откуда эти деньги?
– Сколько? Тридцать тысяч? На валютных счетах, что ли?
– Представь себе. И сто тысяч в рублях. Спрашивается, если у тебя так много денег, то зачем тебе работать в вонючей фирме и кормить бездельников?
– Это вы об «Эдельвейсе» навели справки?
– Навел. Обыкновенная посредническая контора. Закупают какие-то пряности, порошки, из которых потом делают безалкогольную продукцию. Я ездил туда, увидел этих дур, которые сидят там за итальянскими дорогими столами и сдувают пыль со своих лакированных ногтей! Львицы! Тигрицы! Смотрели на меня как на моль. Сверху вниз, и это при том, что они сидели, а я – стоял! Мнят из себя… слов нет! Пигалицы! Играют себе в компьютерные игры, получают доллары, а сами через плечо не переплюнут. Работнички золотые.
– Да, видать, достали они вас, – рассмеялся Шубин. – Вы как будто первый раз в подобной фирме были. Но я, если честно, поддерживаю вас в том, что Пресецкая работала там неспроста. У нее там был интерес. Но вот какой?
– Не знаю, – махнул рукой Корнилов. – Я беседовал с ними, задавал дурацкие вопросы, но постоянно натыкался на стену презрения. Быть может, им не понравились мои ботинки? Ведь эти люди встречают по одежке, оценивают, сколько ты стоишь… Зато я там постригся! – вдруг вспомнил он и погладил сам себя по голове. – Одно утешение. А то меня уже домой не пускали нестриженого.
– Не поняла. Где вы постриглись?
– А там же в этом здании, только с другой стороны, есть парикмахерский салон. И хотя туда можно попасть только по записи, меня почему-то постригли. И даже феном уложили.
– Так вы покажете нам записную книжку? – напомнила ему Юля. – Одна голова – хорошо, а три – лучше, сами же говорили…
– Да пожалуйста! – Корнилов достал из сейфа записную книжку и протянул ей. – Читай, изучай. Ты же знаешь, я буду только рад, если ты что-нибудь найдешь.
– Спасибо. – Юля спрятала книжку в сумку. – А что говорят эксперты по части отпечатков пальцев и прочего?
– То, что в этой квартире очень много «пальчиков» оставил ваш господин Бобрищев. Его следы повсюду: в спальне на каретке кровати и дверных ручках, на посуде, зеркалах… Словно он жил там. Но есть и отпечатки пальцев ее бывшего мужа. Я почему позволил отпустить его из-под стражи-то… я про Бобрищева… уж слишком наследил. Человек, совершивший столь тяжкое преступление, постарался бы уничтожить максимум следов. А он пил и ел в этой квартире, мылся-брился и все такое прочее.
– А я слышала, что они с Зоей разругались и она ушла работать в его фирму, чтобы якобы доказать ему, что может сама себя содержать.
– Еще бы не могла! Да с такими процентами можно целый день в полоток плевать и ни о чем не задумываться! Но мне не верится, что эти деньги дал ей Бобрищев. Я наводил и о нем справки. Вроде как жадноват он, хотя и любит пыль в глаза пустить. Хотя, с другой стороны, своим работникам платит он хорошо. Думаю, его щедрость прямо пропорциональна его отношению к человеку. Если предположить, что он любил Пресецкую по-настоящему, то при его деньгах, возможно, он и смог бы время от времени подбрасывать ей пару тысчонок баксов… Но удивительно другое – деньги начали поступать на ее счета с 15 июня. Раньше там были копейки. Надо бы выяснить, может, у Бобрищева летом дела пошли в гору или же он провернул какую-нибудь сверхприбыльную аферу. Не верю, чтобы такие деньжищи можно было заработать честным трудом.
– А что с постелью? Узнали группу спермы? Она соответствует той, что изъяли у Пресецкой?
– Разумеется, да. Странно было бы, если бы она не соответствовала. Похоже, Пресецкая не ожидала от своего любовника, что тот, вместо того чтобы хорошо провести с ней время, набросится на нее, изнасилует, а потом убьет. Мне как мужику вообще непонятно, как можно изнасиловать женщину, которая и так готова… Однако экспертиза показала, что Пресецкая сопротивлялась, царапалась, то есть она не хотела этого мужчины. Но, с другой стороны, получается, что она сама ждала его, открыла ему дверь и даже разделась перед ним… Или же можно предположить, что убийца, после того как удушил свою жертву, хладнокровно навел в комнате порядок, сложил аккуратно ее вещи на стуле, поправил постель, чтобы уничтожить следы борьбы. Такое возможно?
– Да может, конечно, – сказал Шубин.
– Может, ее убили все-таки из-за ее беременности? – предположила Юля. – Хотя, на мой взгляд, мотив более чем необоснованный.
– Вот именно, – согласился с ней Корнилов. – Трудно представить себе мужчину, который испугался бы беременности своей любовницы. Подумаешь! Это случается сплошь и рядом. Пресецкой было не пятнадцать лет, она сама вполне могла позаботиться и о ребенке, и о том, чтобы не испортить жизнь своему любовнику. Кроме того, у меня из головы не идет это второе убийство! Оно кажется просто невероятным! И уж на его фоне беременность Пресецкой никак не воспринимается мотивом к убийству. Может, те тысячи долларов, о которых я только что говорил, заработаны этими двумя подружками криминальным путем? А почему бы и нет?
– Но тогда вряд ли Пресецкая положила бы их в банк. Куда спокойнее она бы себя чувствовала, если бы они лежали у нее дома или где-нибудь в другом, безопасном месте, – возразил Шубин.
– Тоже правильно.
– А что Ира Званцева? Вы проверяли ее счета?
– Хороший вопрос, Земцова. Мне нравится, как ты работаешь. Пришла, пьешь кофе, а я тут распинаюсь, все выкладываю…
Юля покраснела и чуть не поперхнулась, после чего непроизвольно отодвинула от себя стакан:
– Когда-нибудь придет и моя очередь, Виктор Львович…
– Да ладно, я шучу, – хохотнул Корнилов и погасил сигарету. – Значит, тебя интересует финансовое положение второй жертвы. Картина прямо противоположная первой. Званцева бедна, как церковная мышь. Ты ведь еще не была у нее дома?
– Нет, я же совершенно случайно узнала о ее смерти. – И Юля рассказала ему о том, как привезла Холодкову в морг посмотреть Пресецкую, а та увидела на столе труп Званцевой.
– Тогда понятно, почему она вела себя, как ненормальная. Тут любой свихнется.
– Так что у Иры дома? Как она жила?
– Более чем скромно. Особенно по сравнению с Пресецкой. Возможно, она была умнее и не афишировала свои заработки, но скорее всего жила на пособие по безработице. Мы сделали запрос в социальную службу – она больше двух лет уже стоит, точнее, стояла на бирже и безуспешно пыталась найти работу. По профессии, как указано в ее анкете, Званцева была воспитателем детского сада.
– Я могу сегодня попасть в ее квартиру? Вы мне поможете?
– Поезжай, ключи я тебе дам. Но постарайся сделать это незаметно. Помнится, я давал тебе ключи и от квартиры Пресецкой. И где результат? Где незамеченные улики? Все это, поверь мне, пустая трата времени. Мартышкин труд – искать то, чего там уже в принципе не может быть. После того как там поработали мои ребята, там ничего, кроме грязи, не найдете. Вы, ребята, похоже, стоите на месте? Что случилось с вашим чутьем? Я завалил вас информацией, а вы отмалчиваетесь. Неужели ничего не нарыли про двух подруг? Почему ничего не скажете о том, как они делили Бобрищева? Ведь ты же, Юля, наверняка беседовала со Званцевой об этом. Что интересного она рассказала тебе об этом человеке?
– Он действительно встречался одновременно с двумя подругами, но любил все же Пресецкую. А она в последнее время не ладила с ним из-за того, что он, по словам ее подруг, иронизировал по поводу ее занятий живописью. Зоя не стала терпеть его грубость и прогнала его, отказалась даже от денег и устроилась в фирму «Эдельвейс», как вы уже знаете. Но фирма-то его… Поэтому мне трудно что-либо сказать об истинных отношениях между Бобрищевым и Пресецкой. Ясно одно – когда у него не клеилось с Зоей, он отправлялся за утешением к ее подружке. Не понимаю и того, почему, будучи все-таки любовником Званцевой, он не помогал ей материально. Это не похоже на Бобрищева. Он производит впечатление порядочного мужчины, для которого помочь женщине, с которой ты спишь, – святое дело.
