Алексей Макеев - Господин Икс
От такой моей наглости дамочка чуть не задохнулась от возмущения, но взяла себя в руки и довольно-таки холодным тоном, за которым угадывалась еле сдерживаемая ярость, произнесла:
— Молодой человек, вы не понимаете, с кем связались! Если вы сейчас же не покинете мой дом, то я обещаю вам, что в ближайшее время вы свою квартиру смените на тюремную камеру.
Дамочка совсем распоясалась, пора было ставить ее на место.
— Вы тоже не понимаете, с кем связались, Анна Николаевна, — проговорил я сурово. — И смею заверить вас, что в ближайшее время не я, а вы смените свои палаты, — я обвел рукою пространство вокруг, — на камеру со всеми удобствами. Надеюсь, за них у вашего мужа имеется возможность заплатить. А чтобы не быть голословным, могу показать чудесный фильм, записанный на этом носителе информации.
С этими словами я достал из кармана заранее приготовленную флешку и потряс ею так, будто это была миниатюрная погремушка.
Хозяйка дома почуяла неладное, однако всеми силами старалась не подать виду, что обеспокоена содержимым находившегося в моей руке предмета, но поскольку я продолжал молчать, с интригующим видом потряхивая им, все же спросила, скрывая за ироничным, надменным тоном заинтересованность и тревогу:
— И что же у вас там?
Я не стал томить гордую женщину, а то еще лопнет от любопытства. Довольно обыденным тоном, в каком, однако, таилось торжество, заявил:
— Здесь запись с видеорегистратора, установленного в автомобиле, который в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября стоял у подъезда адвоката Крутькова.
Налётова, все же надеясь, что пронесет и на видео записано не то, что она думает, с ухмылкой спросила:
— И что же там запечатлено?
Не пронесет, госпожа Налётова! Я опустил руку с флешкой и вежливо пояснил:
— А запечатлены там вы, Анна Николаевна, в то время, когда в 00.30 приходили к адвокату Крутькову. Я так подозреваю, что именно вы убили Валерия Васильевича. Повторюсь, если вы вызовете полицию, я буду вам очень благодарен, потому что, посмотрев запись, полицейские наверняка выпустят из камеры несправедливо обвиненного в убийстве адвоката Артема Ялышева и посадят в нее истинного убийцу — вас, а я буду считать свое частное расследование завершенным и смогу получить у нанявшей меня матери Артема Маргариты Александровны причитающийся мне гонорар.
Холеное, с прямым носом, тонкими губами и высоким лбом лицо Налётовой побледнело. Она почему-то сразу поняла, что я не блефую и на флешке действительно видеозапись момента ее второго посещения адвоката Крутькова. Тем не менее надменный вид она не потеряла. Глянув по сторонам, словно проверяя, не слышал ли кто из домочадцев наш разговор, властно бросила мне:
— Идемте за мной! — Она развернулась и, гордо неся свое чуть оплывшее тело, направилась вглубь коридора.
Мне не оставалось ничего иного, как, скинув с себя куртку, двинуться следом за ней. Мы прошли мимо нескольких дверей и вошли в ярко освещенную столовую с большим окном, выходящим в осенний сад. В помещении стоял столовый гарнитур с длиннющим обеденным столом посередине; дверь справа вела в приличных размеров кухню. Все как в лучших домах: и столовая, отдельно и кухня, не то что у рядовых граждан в секциях, понастроенных Никитой Сергеевичем, — и кухня, и столовая в одном флаконе, причем на шести квадратных метрах.
Хозяйка особняка прошла к столу, отодвинула стул и, усевшись на него, уставилась на мою персону.
— Слушаю вас, — произнесла она таким тоном, будто я действительно был нищим, пришедшим просить у нее милостыню.
Поскольку сесть мне не предложили, а я не привык чувствовать себя учеником, стоящим пред грозным учителем, я отодвинул стул и без приглашения сел.
— Вы, кажется, что-то недопонимаете, Анна Николаевна! — произнес я, безмятежно улыбаясь. — Это я вас слушаю!
Женщина по-своему поняла мои слова, усмехнулась и сказала:
— Сколько?
Честно говоря, я не сразу сообразил, что она имела в виду, и тупо переспросил:
— Что сколько?
Когда Налётова вновь заговорила, в ее словах сквозило презрение.
— Я спрашиваю, сколько вы хотите за запись с видеокамеры?
Ах вон оно что! Женщина приняла меня за банального вымогателя, который раздобыл на нее компромат и теперь пришел требовать денег. Черт бы побрал этих богатеньких! Привыкли все на свой аршин мерить и все вопросы решать с помощью денег.
— А вы знаете, мадам, — промолвил я насмешливо, — Игорь Гладышев не продается!
— Да что вы говорите?! — иронично произнесла хозяйка дома. — Я, наверное, удивлю вас тем, что открою страшную тайну: в этом мире все имеет свою цену, в том числе и запись с видеорегистратора. Еще раз вас спрашиваю: сколько вы хотите за свой товар? Три, четыре, пять тысяч долларов? Это наверняка больше, чем заплатит вам Ялышева за результаты вашего расследования.
Она смотрела на меня с превосходством человека, уверенного в том, что столь низменное, жалкое и алчное существо, как Игорь Гладышев, не устоит перед презренным металлом и продаст душу дьяволу. Я вложил в свои слова весь имеющийся у меня в запасе яд и проговорил:
— Я тоже хочу вам открыть страшную тайну, Анна Николаевна: кроме подлецов в этом мире еще встречаются порядочные люди, для которых деньги не главное в жизни.
— И что же для них главное? Те блага, которые они могут купить на эти деньги?
Хозяйка дома хоть и продолжала говорить с иронией, презрения в ее тоне поубавилось. Неужели зауважала? Вряд ли. Наверняка решила, что я на мелочи не размениваюсь и запрошу за свой товар больше, потому и не до выражения презрения, прикидывает, во сколько же я ей обойдусь. Я вольготно откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, сцепив руки в замок, охватил ими колено.
— Вы, видимо, не слышали о таких понятиях, как честь, совесть, сострадание, альтруизм…
— Все это пустые высокие слова, — хмыкнула Налётова, затем прихлопнула ладонью по столу и строго произнесла: — Ладно, хватит демагогии, говорите, какого черта вам нужно?
— Вот это деловой разговор! — ощерился я, чувствуя, что инициатива в беседе переходит в мои руки. Подавшись вперед, самодовольно сказал: — Хочу услышать ваше признание.
Хозяйка дома открыто и прямо посмотрела мне в глаза.
— Если вы думаете, что это я убила адвоката, то вы глубоко ошибаетесь, — произнесла она спокойно.
Все же сильная женщина Налётова, она ни при каких обстоятельствах не теряла хладнокровия, чем невольно вызывала к себе уважение. Конечно же, я не был уверен на сто процентов в том, что Анна Николаевна убила Крутькова, иначе пошел бы в полицию, а не приехал к ней выяснить, зачем она возвращалась в дом адвоката. Сдать полиции я ее всегда успею, нужно сначала расколоть дамочку, и если убийца она, то заявить об этом во всеуслышание. А то поторопишься, объявишь невиновного человека преступником, а он окажется чист перед законом, тогда выставишь себя на посмешище, а то и грех на душу возьмешь, если напраслину возведешь на невиновного.
— Тогда скажите мне, что вы делали в 00.30 в доме у адвоката? — отбросив экивоки, спросил я сухо, по-деловому.
Дамочка покусала губу, посмотрела на свои руки, лежащие на столе, потом на меня, потом опять на руки, снова на меня и, наконец, промолвила:
— Вам действительно это необходимо знать?
Я не удержался от сарказма:
— Вы не настолько приятный собеседник, чтобы я завел с вами разговор из праздного любопытства.
Хозяйка дома внимательно посмотрела на меня, словно размышляя, можно ли мне доверить некую тайну, очевидно, решила, что можно, и — о боже! — смущаясь, заговорила:
— Вы понимаете, я… мы… — глаза ее вдруг стали перепрыгивать с предмета на предмет, наконец она выпалила: — В общем, у нас с Валерием Васильевичем были интимные отношения…
Вот это да! Я во все глаза пялился на собеседницу — такая серьезная, высокомерная дама, жена, мать и вдруг бросает вызов обществу, заводит шашни на стороне! Да, все же не перевелись еще Анны Каренины на земле русской. Мне как-то самому стало неловко за Налётову.
— Кхм, — кашлянул я в кулак и уточнил: — Вы хотите сказать, что вы были любовниками?
Хозяйка дома взяла себя в руки и вновь прямо посмотрела мне в глаза:
— Если вам удобно называть нас так, то да.
Хотелось мне поприкалываться над Налётовой, пожурить ее за внебрачную связь, чтобы сбить спесь, но я удержался от подобного соблазна: она дамочка с характером, начнешь подшучивать, пошлет еще подальше, и я не узнаю нужную мне информацию.
— Я называю вещи своими именами, — отрезал я. — И жду объяснения вашего появления в доме адвоката после того, как все гости и вы вместе с ними покинули квартиру Крутькова.
— Хорошо, я расскажу вам все без утайки, — наконец-то перестала тянуть резину Налётова и, стараясь сохранить достоинство, что давалось ей непросто, ибо, вследствие своего признания, перешла из разряда порядочных женщин в падшие, а это всегда заставляет как бы оправдываться за свою безнравственность перед окружающими.
