Наталья Андреева - Соло для пистолета с оркестром
— Мельник, ты?
— А кто ж еще? Слушай, я об убийстве того смазливого парнишки. Устанавливаю связи. То есть вычисляю его любовниц. Но ты-то, признайся, давно уже все понял? Знаешь, кто убийца?
— Послушай, Мельник, ты на солнышке перегрелся? Откуда мне знать?
— Да брось! Тебя засекли.
Ему сделалось не по себе. Кто засек? Где? У Варвары Павловны? Или у Олега Станиславовича? Слежки он не заметил.
— Я не уверен на все сто, — промямлил он.
— Все понятно. Неужели у тебя личный интерес? Я, конечно, не осуждаю. Ты у нас обиженный. Только в колодец-то плевать не стоит. А? Кто его знает, вдруг на то же место придешь. Пригодится воды напиться. А водичка — она вот. Ведерко я для тебя всегда держать буду, чтобы низко нагибаться не пришлось. А? Баш на баш.
— Ладно, Мельник. Я понял. Мне уехать надо на пару дней. Может, больше. Как приеду, сразу же позвоню. Я ни в чем еще не уверен.
— Значит, тебя несколько дней не будет? — уточнил Аркадий.
— Да. Не звони сюда. Пока.
Глазов положил трубку. Что за черт? До чего они докопались? Не может Аркаша Мельников и его коллеги с Петровки знать про писателя. Только он один знает, и все. Ну еще Юлия. Он опять открыл книгу, но читать не смог. В голову лезли разные мысли, Дмитрий тер пальцами глаза, пытаясь отогнать дремоту, но сам не заметил, как отключился, растянувшись на диване рядом с творением Акима Шевалье…
СОЛО ДЛЯ ФЛЕЙТЫ
…С этого момента спать он не мог вообще. Какой уж тут сон, когда жизнь висит на волоске! Разумеется, никто не сказал, что его собираются убить. Напротив: сделай, что просят, и получишь свободу. Купи то, что тебе и так принадлежит. Сам все понял. Сделка не может состояться. «Это вряд ли», — сказала она. И по лицу жены он понял: возврата не будет.
И сон ушел. Как же так? Ведь был безмерно счастлив, и даже не подозревал об этом! Наоборот. Жаловался на жизнь, случалось, убивал время. Попробуй теперь пожалуйся, когда осталось несколько дней! Глупец! Надо непременно отсюда бежать! Но как? Куда? Где ближайшая деревня? Где шоссе? И где он вообще находится? В машине ему вкололи какой-то наркотик, очнулся здесь, в деревенском доме. За окном слепящая белизна. Куда ни глянь — снег. То, о чем мечталось всегда: тишина и забвение. Глупец!
В доме постоянно находились трое. Старались ему не мешать, ходили тихо, спали по очереди и ничего не хотели объяснять. В контакт не вступали. Ему привезли старенький компьютер, выделили комнату, комплект чистого постельного белья, и оставили наедине со своими мыслями. Вернее, страхами. Постепенно он начал сходить с ума.
Единственным спасением была книга. Пока писал, забывал обо всем. Должно быть, на то и было рассчитано. Что, оказавшись взаперти, он начнет изливать душу. А кому изливать, как не бумаге? Бумага все стерпит. Он сходил с ума. Начиналась паранойя. По ночам чудились шорохи, из углов на него пристально смотрели оборотни и вампиры. Ждали. Он оказался пленником собственного воображения. Он грезил воскрешением из мертвых. И писал об этом, как о вполне возможном.
Мысль о спасении металась, словно мышь, запертая в клетке. Он искал варианты и не находил. Неужели конец?
Временами он сдавался и становился апатичным. Скорее бы все закончилось. Может, изготовить заточку, кинуться на них и получить то, от чего все равно уйти невозможно: смерть? Разные мысли лезли в голову. Абсурдные.
Именно там, на грани абсурда, он и нашел выход…
…Глазов очнулся, когда услышал поворот ключа в замочной скважине. — Дима, ты дома?
Жена заглянула в комнату, потом сбросила туфли в прихожей и понесла на кухню сумки. Он сообразил, что уснул, и, резко распрямившись, сел на диване:
— Черт! Который час?
Светлана гремела посудой так громко, что Глазов почувствовал себя виноватым. Надо было заняться ужином, раз уж он дома. А не валяться на диване. Он попытался чмокнуть жену в щеку:
— Извини.
Светлана молча отстранилась.
— Мне надо уехать на несколько дней.
— Вот как? — сказала она с откровенной иронией.
— Слушай, тебе не кажется, что это уже слишком? Скажи прямо: в чем я виноват?
— Да ладно притворяться! — Она грохнула на плиту сковородку. Все четыре конфорки взвыли. — Думаешь, я ничего не знаю? А я-то тебе верила! Дура.
— Ты это о чем? — Глазову показалось, что он ослышался.
— Да хватит тебе притворяться! Можешь катиться куда хочешь! На все четыре стороны! На несколько дней, на год, на всю жизнь! Только не ври больше!
Она ушла в ванную и заперлась там. Глазов услышал, как жена плачет. Потом включила кран, забулькала вода. Он недоумевал. В чем дело? Ну уснул. Ужин не приготовил. Причина для трагедии? Как говорится, женщина может сделать из ничего три вещи: шляпку, салат и трагедию. Вычитал в каком-то журнале. Хорошая шутка!
И с чего она завелась? Он глянул на часы: жаль, что на пляж уже поздно. Светлана вышла из ванной более или менее спокойной. Но с мужем не разговаривала. Он тоже не желал продолжать этот неприятный разговор.
Спать пришлось в кухне на раскладушке. Глазов ворочался без сна до двух часов ночи. Ситуация вышла из-под контроля. Что-то происходит помимо него, а он не понимает причины. Его брак благополучно шел ко дну. Паруса поникли, в днище зияла огромная пробоина. Он решил оставаться на капитанском мостике до конца. Пусть она сбежит первой…
…На следующий день Глазов прямо с утра поехал к Юлии. Сойдя на остановке с автобуса, заглянул в торговую палатку, купил пачку сухих крекеров. Для овчарки. Глазов решил к ней подлизаться, раз уж приходится бывать у Юлии так часто. Надо бороться со своими детскими страхами.
Альфа печенье взяла. Он даже осмелился погладить собаку по голове, но та рыкнула и оскалила зубы.
— Ладно, не все сразу, — буркнул Дмитрий. Юлия, которая стояла поблизости со шлангом в руке и поливала цветы, невольно улыбнулась:
— Митя, я тоже хочу печенья.
Глазов покосился на ровный, выстриженный газон. Ишь, клумбы она поливает! У его матери до цветов никогда не доходили руки, она целый день возилась со своим большим хозяйством: огород, корова, куры, кролики. У Юлии всего этого не было, и она, одетая в рабочий комбинезон, занималась только стрижкой газона и розовыми кустами. Хорошо, когда у человека есть деньги.
— Я тебе не мешаю? — спросил он.
— Я уже закончила. Жарко сегодня, — пожаловалась она и пошла выключать насос.
Дмитрий присел на крыльце, расслабился и закрыл глаза. Сказалась бессонная ночь. Юлия приблизилась неслышно, брызнула ему в лицо холодной водой.
— Ты что? Я не клумба!
Он вскочил и увидел совсем близко ее глаза, совсем светлые и все в мелких, золотисто-коричневых крапинках. Откуда они там взялись? При ярком свете солнца туман, казалось, рассеялся. Она даже помолодела на несколько лет, и Дмитрий вдруг заметил, что и загореть уже успела, а загар у нее ровный, бронзовый и очень красивый. Брюнетки любят солнце, и оно их любит.
— У тебя глаза разноцветные, — неожиданно сказал он. — А я думал — серые.
— А у тебя нос обгорел, — рассмеялась она.
— Когда успела так загореть? — спросил он, срывая листок подорожника, пробившегося из-под асфальта, у края дорожки, и пристраивая на нос зеленую нашлепку.
— Ко мне загар быстро пристает. Вчера сидела в саду до вечера. В шезлонге. Книжку читала. А вот твой нос скоро облезет. — Она протянула руку и поправила подорожник.
Он почувствовал тонкий запах духов. Ее пальцы скользнули по щеке и задержались на его губах. Словно в ожидании поцелуя. Сердце замерло: вот сейчас все и случится. И сразу же стало страшно: а вдруг она оттолкнет? Так и будет. И губы его дрогнули и сомкнулись плотнее. Ее рука бессильно опустилась.
— Пожалуй, мне надо уехать, — хрипло сказал он.
— Как? Куда? Так скоро? — растерялась Юлия. И в ее голосе послышалась жалоба: — Я же не могу быть здесь совсем одна. Мне страшно.
— Теперь чего бояться?
— Куда же ты собрался ехать? — вместо ответа спросила она.
— Во Владимирскую область. Мне надо узнать, что там случилось на самом деле. Я вчера ездил в Люберцы, к матери того парня, которым подменили писателя в сгоревшей машине. Узнал название деревни. Поленово.
— Все еще не можешь успокоиться? Он умер, твой писатель, тебе же ясно сказали. — Дмитрий почувствовал в ее голосе раздражение. Она отчего-то разволновалась и начала капризничать, словно маленькая девочка.
— Нет, он жив, — упрямо возразил ей Глазов. — Меня не будет несколько дней. Смотря по обстоятельствам. Ты поняла?
— Я с тобой поеду, — неожиданно сказала Юлия, поправляя волосы.
— Это еще зачем? Таскаться по электричкам в такую жару, есть всякую гадость…
— Во-первых, мы поедем на машине. И вообще я хочу, чтобы отныне ты не пользовался общественным транспортом. Мне нужен твой паспорт, чтобы сделать доверенность. Во-вторых, еду можно взять с собой. У меня есть переносная сумка-холодильник.
