Анатолий Ромов - Человек в пустой квартире
— Не знаю. Может быть, никакого смысла не было.
— Тем не менее, Константин Кириллович, мне очень хотелось бы знать ваше мнение: могла ли Марина Шахова, именно Марина Шахова, в принципе сделать это?
— Во-первых, о Марине Шаховой я первый раз слышу. Во-вторых, то, что официантка может разбираться в монетах, исключено. Мое мнение: либо здесь что-то скрывает Лагин, может быть, даже не скрывает, а путает, либо… — Уваров замолчал.
— Да — либо?
— Не знаю… Думаю все же, ваша девушка не имеет к этому отношения. Но есть один человек, единственный в такой ситуации, который мог бы это сделать. Единственный. Он достаточно понимает в монетах, а связи у него… Даже я позавидовал бы этим связям. Это Эдуард Долгополов.
— Это очень важно, Константин Кириллович. Как эксперт вы могли бы подтвердить, что Долгополов, именно Долгополов, мог затеять подмену принадлежащей Лагину монеты, пусть нелогичную?
— Безусловно.
35
В этот день в силу обстоятельств мне опять пришлось вызвать Лагина на допрос. Я прибегла ко всем ухищрениям: задавала каверзные вопросы, ставила ловушки, несколько раз неожиданно меняла тему. Нет, все мои ухищрения не действовали. Лагин стоял на своем. Наконец, задаю вопрос о «Елизавете»:
— Согласно вашим показаниям, эта монета пробыла у вас около двенадцати лет?
— Ну, около двенадцати. Мне подарили ее после армии, я же сказал.
— Сказали, Так вот, когда вам ее подарили, куда вы ее поместили?
— Положил у матери, в ящик секретера. Потом… потом отбывал наказание.
— А монета? Оставалась там же?
— Там же.
— Вас не волновало, что кто-то может ее похитить? Подменить?
Слово «подменить» я произнесла будто между прочим, мельком. Как я и ожидала, скрытого смысла Лагин не заметил, впрочем, может быть, не показал, что заметил?
— Подменить на фуфель, вы это имеете в виду?
На фуфель. На фальшивку. Ну да, Лагин считает, что в конце концов монета, его монета, оказалась настоящей.
— Да, на фуфель?
— Что вы, Юлия Сергеевна. Мама бы не дала, да и потом — там запор с секретом.
— А потом, когда вернулись из заключения, где хранилась монета?
— Сначала там же, у мамы. Потом у меня, в Лугове.
— Давайте еще раз: как хорошо вы знаете свою монету? До какой зазубрины?
— Сказал ведь уже, Юлия Сергеевна. Знаю, конечно. Вы третий раз уже об этом спрашиваете.
— Вы могли бы сейчас все-таки перечислить особенности штампа монеты, неровности рельефа, царапины, дефекты?
С сожалением покачал головой:
— Я ведь уже говорил, Юлия Сергеевна. Про большую царапину сказал, но до такой степени не помню. Ведь сколько эта монета провалялась без движения? Вы же сами знаете — двенадцать лет.
Я могла бы поклясться, что взгляд Лагина сейчас был совершенно искренним. Призвав на помощь весь свой опыт, попыталась понять, нет ли в этом взгляде и в этих словах какой-то фальши. Фальши не было. Что ж, если так, я прихожу к важному выводу: «Лагин действительно мог не заметить, что ему подменили монету, теперь я почти уверена, что это могла сделать Марина — по наущению Долгополова. Момент, чтобы выяснить это, неплохой, очень даже неплохой.
— Двенадцать лет — большой срок, так, Лагин?
— Ну, большой.
— Почему вдруг вы заинтересовались монетой — именно сейчас, Лагин? Что вас толкнуло на это?
Лагин явно колебался, прежде чем ответить. Вздохнул:
— Если откровенно, Юлия Сергеевна, деньги были нужны.
— Неточный ответ.
— Почему же неточный?
— Потому, что неточный. Деньги нужны всегда. Думаю, вам в данном случае понадобились не просто деньги, а большие деньги. Может быть, вам посоветовала показать монету на консультацию Марина Шахова?
Поднял глаза. Браво, Юлия Силина. Про себя я называю это «поймать на противоходе». Что бы Лагин ни сказал сейчас, я знаю точно: попытка продать монету Лещенко не обошлась без Марины. Взгляд Лагина выдал это.
— При чем тут Марина, Юлия Сергеевна? Я сам это решил, сам, понимаете?
— Понятно, только понимаю по-своему: вы не хотите впутывать в эту историю Марину. А зря. К сожалению, она уже впутана в эту историю, и, кажется, впутана довольно сильно.
— Что значит впутана? Объясните, что вы хотите сказать?
— Объясню чуть позже. Попробуйте вспомнить, Лагин, как именно вы познакомились с Мариной Шаховой?
— Это что, необходимо?
— Необходимо.
— Пожалуйста. — Сцепил руки на колене, закатил глаза. — Кафе «Север», вечер. Май прошлого года, естественно. Зашел туда просто так, музыку послушать. Там всегда трется кто-то из знакомых. Ну и ребята говорят: вон, девочка сидит в углу, нравится? Я посмотрел — да, думаю, девочка что надо.
— Подождите, Лагин. Вы сказали — «ребята говорят». Кто именно вам это сказал?
Прищурился:
— Ну, Долгополов сказал. А что? Это имеет значение? Эдика же знают все, он только и делает, что ходит по треугольнику «Руно» — «Север» — «Пингвин».
Долгополов. Мне не хватало именно этого звена, теперь круг замкнулся.
— Что было дальше? Вы подошли к Марине?
— Нет, зачем? Я же ее не знал. Подошел Долгополов. У него язык подвешен, а потом уже я.
— Подошел — и что?
— Ничего. Там было свободное место, я сел.
— Понятно. Значит, так вы познакомились с Мариной Шаховой.
— Да, так я познакомился с Мариной Шаховой. Удовлетворены? — Похоже, свободное место за этим столиком было оставлено заранее, и позаботился об этом Долгополов.
— Вполне. Но хочу перейти к следующей теме.
— Пожалуйста, с моим удовольствием.
— На предыдущих допросах вы утверждали, что утром одиннадцатого мая, в момент, когда вошли в квартиру Лещенко, там никого не было? Это так?
— Да, именно так.
— Вы в этом уверены?
— Уверен. Да и кто там мог еще быть?
— Не знаю. Может быть, ваш сообщник?
Усмехнулся:
— Опять вы, Юлия Сергеевна. Не было у меня никакого сообщника, не было и быть не могло. Я хотел только одного — чтобы старик отдал мне монету. Понимаете? Монета мне была нужна, больше ничего.
— Опять вы, Юлия Сергеевна. Не было у меня никакого сообщника, не было и быть не могло. Я хотел только одного — чтобы старик отдал мне монету. Понимаете? Монета мне была нужна, больше ничего.
— Хорошо, допустим. Все-таки постарайтесь вспомнить: может быть, когда вы вошли в квартиру, там был еще кто-то? Не было ли у вас ощущения, что, когда вы вошли, второй человек, который был там, спрятался?
— Где там прятаться? На кухне?
— Почему бы и нет? На кухне, в ванной, в туалете?
— Не знаю. Раньше я думал, что мы — Не знаю. Раньше я думал, что мы там были вдвоем, а теперь… Не знаю. Все может быть. Может, кто-то и спрятался. Ну и что?
— Вы понимаете, что этот факт будет свидетельствовать в вашу пользу?
— Что ж тут не понимать, Юлия Сергеевна, это и ежу ясно. Скажу одно: я рассказал правду, лишнего наговаривать не буду. Того, кто спрятался в этой квартире, я не видал, ощущения, что там кто-то есть, тоже не было, а там — вам решать.
Сказав это, Лагин повернул голову, стал рассматривать часть забора за зарешеченным окном. Все. Для меня последний допрос подозреваемого окончен, остается только сообщить о случившемся с Мариной Шаховой. Лагин напомнил мне об этом сам: не поворачиваясь и продолжая разглядывать забор, сказал глухо:
— Вы обещали что-то объяснить про Марину, Юлия Сергеевна?
— Обещала.
— Я не понял, кто ее там и куда впутал? Что вы имели в виду?
— С Мариной плохо, Виктор Александрович.
Повернулся, смерил меня взглядом:
— Ну и почести, уже Виктор Александрович. Что значит «плохо»?
— Приготовьтесь к худшему.
— К худшему? Что случилось?
— Есть серьезные основания считать, что Марина Шахова убита.
Лицо Лагина застыло, длилось это довольно долго, потом задергались уголки глаз:
— Убита? Марина?
— Виктор Александрович, факт еще не установлен, тело не найдено, но… Я была с опергруппой на месте происшествия.
— И… когда это все случилось?
— Судя по оставшимся следам, вчера.
— Где?
— На Гранитной улице, на квартире ее подруги.
Лагин вдруг пригнулся, вцепился в свитер, лицо его исказилось, он заорал изо всех сил:
— Кому Марина-то мешала? Кому? Вы можете мне сказать, кому она мешала? Кому-у? Кому-у-у?
Заглянул конвоир, я показала ладонью: все в порядке. Лагин затих, бессмысленно разглядывая пол. Выдохнул почти беззвучно:
— Понимаете, без Марины… Без Марины все теряет смысл.
— Что «все»?
— Все. Жизнь. Без Марины ничего нет, пустота. Не понимаю только, что им Марина-то далась? Не понимаю.
Мы надолго замолчали; первой решилась нарушить тишину я:
— Виктор Александрович, я вынесла постановление об изменении меры пресечения и о вашем освобождении. Как следователь, считаю ваше дальнейшее пребывание в ИВС излишним.
