Владимир Кашин - Чужое оружие (Справедливость - мое ремесло - 4)
Вот и сейчас руки не только Чепикова видел он. В памяти всплыли массивные, лопатоподобные руки Кравцива - закарпатского воришки, который никак не мог уместить их на своих коленях; вспомнил уверенные вельможные руки управляющего "Артезианстроя" Петрова-Семенова, считавшего, что сумеет избежать наказания; тонкие нервные пальцы художника Сосновского; ревматические, с утолщенными суставами пальцы старого эсера Козуба, усилием воли сдерживавшего их дрожь... Нет, ни одни из этих рук не были похожи на руки Чепикова.
Кого они напоминали? Не интенданта ли?.. Как же его фамилия?.. Тогда Коваль был еще младшим лейтенантом. Сколько времени прошло! Неудивительно, что фамилия забылась... А вот руки его, наверное, до смерти помнить будет... Интендант прибежал чуть свет в милицию растрепанный, перепуганный. Руки дрожат. "Ночью, - говорит, - выехал по тревоге в лагерь, а когда вернулся, квартира - разграблена, жена задушена, лежит в коридоре..."
Коваль с оперативной группой немедленно выехал на место происшествия, на окраину Киева.
Во дворе у интенданта жутко выла огромная овчарка.
Коваль попросил взять собаку на цепь.
Хозяин поймал пса...
Подполковник вдруг вспомнил его фамилию - Бойцов.
Интендант, вцепившись в собаку, начал застегивать ошейник. Пес упирался и рычал, казалось, не только на чужих, но и на хозяина. Это, видимо, удивило и самого Бойцова. Все же он справился с овчаркой и защелкнул замок ошейника. Молодой инспектор милиции Коваль обратил внимание, как хозяин держит вырывавшуюся собаку, как сжимают его сильные пальцы ее шею, как дрожат от напряжения руки, и его словно током ударило. Пригляделся внимательнее к Бойцову. Говорит, приехал из лагеря, с песков, а у самого даже сапоги не запылены!.. Осмотрев труп женщины, Коваль подозвал товарищей и тоном, не допускавшим возражений, приказал интенданту:
"А теперь, Бойцов, расскажите, как вы задушили жену?.."
И убийца сознался.
Руки Чепикова... Нет, они не похожи на руки того интенданта. У Бойцова были будто из дерева вытесаны... А у Чепикова обычные, рабочие, живые человеческие руки. Только сейчас они словно измученные, будто каждая мозоль и царапина жалуются на неласковую судьбу.
- Так как же, Иван Тимофеевич? Пистолет у вас был системы "парабеллум". - Как всегда на допросе, Коваль не торопился, считая, что время работает на него, а не на подозреваемого. - Вы носили его с собой. Есть свидетели. Приблизительно за месяц до убийства даже уронили его на землю возле ларька. Вы еще оглянулись, не видел ли это кто-нибудь. И в лесу недавно забавлялись этим оружием.
- Выдумки все это, - поднял голову Чепиков. - Никакого пистолета у меня не было. Ни в каком лесу я не стрелял. И ничего у ларька не ронял. Кто мог видеть? А в лес ходил, когда людей не было. Мне со своей бедой ни с кем не хотелось делиться.
Сегодня он был не таким агрессивным, как в прошлый раз: начинали сказываться дни, проведенные в камере, да и все сильнее давили на него доказательства, собранные уголовным розыском. Конечно, не последнюю роль сыграло и то, что нервное потрясение, особенно ощутимое в первые дни, уже притупилось. Чепиков весь словно охладел, поник.
Коваль выдвинул ящик стола и достал папку с материалами дела.
- Вот, - сказал он, найдя нужный лист. - Показания гражданки Кульбачки. Она видела из своего ларька.
- Кульбачка? Гапка, значит. Подлая она, гражданин подполковник...
- Нам все или почти все известно, - продолжал Коваль, - и отказываться не стоит. В прошлый раз вы считали возможным отмалчиваться, даже грубить. Но теперь должны изменить свое поведение.
Чепиков оставался глухим к словам Коваля.
- Обстоятельства против меня, - тихо произнес он. - Не могу объяснить и доказать, что не виновен. Тогда уж лучше молчать.
Подполковник почувствовал, что складывается ситуация, когда подозреваемый не хочет говорить, а следователь не может вызвать его на откровенность. Нечто похожее на психологический пат. Выбраться из такого тупика непросто. Есть путь прямой к истине и есть извилистый, сквозь глухие закоулки, выбравшись из которых в конечном счете тоже приходят к истине, но это уже увеличивает вину подследственного. Выбор пути, к сожалению, зависит не только от следователя, но и от подозреваемого. И сейчас Коваль с сожалением видел, что Чепиков идет по неправильному, опасному для себя пути.
Решив дать ему возможность еще раз подумать, подполковник не торопил.
Он надорвал пачку "Беломора", выбил щелчком папиросу себе и подвинул пачку к Чепикову:
- Курите?
Чепиков отрицательно покачал головой.
Коваль закурил и поднялся из-за стола. Сделал несколько шагов вперед и назад мимо открытого окна и остановился перед допрашиваемым, который продолжал рассматривать свои разбитые, без шнурков ботинки.
- Я вырос на Ворскле, на Полтавщине, - негромко произнес он, словно говорил сам с собой.
В глазах Чепикова, который поднял голову, промелькнуло искреннее удивление: "К чему это?"
- Когда знакомился с вашим делом, - продолжал подполковник, - я узнал, что дивизия, в которой вы воевали, первой вышла к Ворскле и освобождала мой родной городок.
Коваль снова отошел к окну и, пуская в него дым, задумчиво добавил:
- Я воевал на другом фронте... Знаете, Чепиков, мне всегда хотелось встретить человека, который сражался за мой городок... Мои личные воспоминания, может быть, и не ко времени. Но не думал, что придется встретиться вот так... - Коваль отвернулся и, казалось, надолго засмотрелся на плотину, реку, старую мельницу с большим неподвижным деревянным колесом. В то же время краем глаза он видел и уголок стола, и поникшего Чепикова на стуле. Ему представилось, как этот самый Чепиков лежит на берегу Ворсклы, прижимается к мокрому осеннему песку, как прячется перед атакой в побитом осколками ивняке.
Эти обрывистые берега над Ворсклой, крутые дорожки к воде были его землей, по которой он ходил босиком. Под смертельным огнем немцев именно он, Коваль, должен был ползти по обрывистым и скользким глиняным откосам, освобождая край своего детства. Но вместо него тем нелегким путем шел солдат Иван Чепиков.
- Вы и ранены были на Ворскле? - отвернулся от окна подполковник.
Чепиков кивнул. И уточнил:
- Легко, в ногу.
- Перешли речку около разрушенного Днепропетровского моста?
- Да, - сказал, оживившись, Чепиков, и печальные глаза его заблестели; казалось, что и морщины, изрезавшие лицо, немного разгладились. - Мы вышли на крутой правый берег, к Ярмарковой площади. Брали в лоб.
- Запомнили название?
- Да уж не забылось.
Коваль внимательно всмотрелся в его лицо, оживленное воспоминаниями, и, подождав немного, сказал:
- Вы не были трусом, Иван Тимофеевич. А теперь вам не хватает смелости.
Глаза Чепикова потускнели, будто погашенная одним дуновением свеча.
- Смелости говорить правду, - уточнил подполковник. Он заметил, как допрашиваемый напрягся и руки его, большие и заскорузлые, немного приподнялись над коленями, словно хотел ими защититься.
- Взять на себя чужую вину?.. - У Чепикова перехватило дыхание. Могу взять... Мне теперь все равно. Но убийцу вы тогда не найдете.
- Нет, и вам не все равно, - возразил Коваль. - И нам тоже.
Чепиков никак не реагировал на замечание подполковника.
- Я ждал от вас других слов, - с сожалением, тихо и, медленно проговорил Коваль.
- Вам нужны такие слова, чтобы меня в убийстве обвинить? Судить хотите? Поздно. Я сам себя сужу. И вашего суда не боюсь. - Чепиков поднял на Коваля взгляд - уже не такой упрямый и напряженный, как раньше. - О пистолете допытываетесь? - Голос Чепикова стал твердый. - Да, был у меня парабеллум. Еще с фронта. У немца взял. Но я никого не убивал.
- Вы носили пистолет с собой?
- Недели две, как потерял.
- До восьмого июля?
- Да.
- Где потеряли?
- Если бы я знал...
- А почему носили его с собой?
Чепиков пожал плечами.
- Вы угрожали Лагуте?
Чепиков вздохнул и отвел взгляд:
- Я хотел убить его.
У Коваля дернулась бровь.
- Почему хотели убить?
Чепиков не ответил.
- Вы ревновали жену?
- Нет.
- Почему же тогда хотели убить?
- Душу он ей изничтожил.
- Как это понимать?
Чепиков только рукой махнул.
Подполковник переждал минуту и продолжил допрос:
- Так как же он изничтожил душу Марии?
Чепиков покачал головой:
- Следствию это ничего не даст.
- Как знать, - ответил Коваль. - Один факт мы с вами сегодня все же выяснили: пистолет у вас был, тот самый, что видела Кульбачка. Надеюсь, вы не станете отрицать и второй факт, что стреляли из него в лесу?
Огромные руки Чепикова безнадежно распластались на коленях.
- Ну, стрелял, - согласился он.
- Сколько раз?
- Всего один.
- Когда это было? Число?
- Не припомню. В конце прошлого месяца.
- В котором часу?
- Да уже стемнело.
- Сколько сделали выстрелов?
