Валерия Вербинина - Аквамариновое танго
Амалия извинилась перед своими собеседниками и поднялась с места.
– Полагаю, нам придется встретиться еще раз, позже, чтобы обсудить дальнейшие действия…
– Да, конечно, – сказал Габриэль.
Ему хотелось остаться и поглядеть на девушку, которая сердито, с горящими глазами втолковывала что-то матери. Однако он понимал, что ему и инспектору Лемье пора уходить.
Глава 11
Вечер у комиссара
Анри Лемье считал заполнение бумаг не то чтобы самой неприятной, но определенно самой скучной частью своей работы. Поэтому, когда мадемуазель Грёз сказала ему, что его ждет комиссар Оливьери, он в глубине души даже обрадовался, что можно хоть на полчаса отложить возню с чертовым рапортом.
Поблескивая черными глазами, комиссар похвалил подчиненного за то, как ловко тот расколол учителя, и спросил, удалось ли найти нож.
– Да, я позавчера нырял в реку раз двадцать, но в конце концов все же его нашел… Ферран бросил нож в воду после убийства, он приблизительно описал, где именно…
– Следов крови, конечно, не осталось?
– Осталось. На деревянной ручке, кровь въелась, поэтому вода ее не смыла.
– А ты молодец, – снисходительно одобрил комиссар. – Я всегда говорил, что ты далеко пойдешь… Сегодня я устраиваю ужин и буду рад видеть тебя у себя.
– Комиссар…
– Отличный ужин, – объявил Оливьери, в предвкушении потирая свои маленькие ручки. – Будет рыба, паста… с настоящим соусом, понимаешь ли, а не то, что эти шаромыжники подают под видом итальянского соуса. Так что я тебя жду. Часам к семи…
Анри терпеть не мог рыбу – его мутило от одного запаха любых морепродуктов, да и перспектива провести вечер с Оливьери его не слишком радовала. Инспектор Лемье принадлежал к людям, которые не любят сокращать дистанцию, даже с начальством, от которого зависит их карьера. Он поймал себя на мысли, что с Амалией ему было куда легче. Она не вносила в общение излишние эмоции, в ней не было ни высокомерия, ни фамильярности; говорила она всегда по делу и готова была уважать чужую точку зрения, если та представлялась разумной и обоснованной.
– Значит, договорились? – бодро заключил комиссар.
…Анри явился ровно к семи. Он заранее настроился на то, что ему предстоит шумный вечер в крикливом итальянском семействе – Оливьери поздно женился, и у него по всему дому бегали пятеро маленьких черноволосых детишек. Однако, к его удивлению, комиссар оказался один и увлеченно колдовал на кухне, нацепив фартук. Служанка провела Анри в гостиную и удалилась расставлять посуду.
– Любишь рыбу? – спросил комиссар, появляясь в дверях. – Нет? Ну, ты тогда настоящей рыбы не пробовал! Вот я тебе сейчас покажу, что такое настоящее рыбное блюдо!
Инспектор понял, что ему никуда не деться от гостеприимства начальника, и смирился. Однако, когда они оказались за столом, Лемье с удивлением констатировал про себя, что от рыбы почти не пахло и что все было на самом деле очень, очень вкусно.
– А где все ваши, господин комиссар?
Оливьери промычал с набитым ртом несколько слов, из которых можно было разобрать только то, что у родственницы жены какой-то праздник, и жена ушла туда вместе с детьми, а комиссар остался дома, потому что раньше уже пригласил коллегу к себе.
– Мне неловко, что я разлучаю вас с семьей, – пробормотал Анри. – Вы могли просто позвонить мне и объяснить ситуацию…
Тут он увидел, как блеснули глаза комиссара, и насторожился. Все это вздор, внезапно сказал себе инспектор. Черта с два такой зацикленный на семье итальянец станет разлучаться с женой и детьми только потому, что пригласил на ужин незначительного сослуживца. Нет, он нарочно устроил так, чтобы он и Анри были за столом только одни. Зачем? Неужели из-за расследования, которое проводит Лемье?
– Мария! – рявкнул комиссар. – Вино закончилось… Где тебя носит?
Старая Мария с ворчаньем внесла новую бутылку, а Оливьери сорвался с места и побежал на кухню, где томилось в ожидании своего часа очередное блюдо. И хотя Анри был уверен, что ему кусок не полезет в горло, молодость все же взяла свое, и в конце ужина он поблагодарил Оливьери вполне искренне.
– Не за что, – радушно ответил комиссар. – Ты куришь? Если хочешь курить – кури, мне жена ни слова не говорит…
За полгода, кажется, он мог бы запомнить, что я не курю, мелькнуло в голове у Лемье. Он улыбнулся и вежливо отказался.
– Как твоя мама? Все еще болеет? – спросил комиссар.
Инспектор ненавидел вопросы, задаваемые лишь из вежливости, и вообще все окольные пути, которыми к сути дела пробираются неловкие собеседники.
– Мне кажется, она преувеличивает свои болезни, – проговорил он. – Чтобы я чаще приезжал к ней.
– Ну что ты хочешь, ты же у нее единственный сын, – заметил комиссар.
Хм. Что я не курю, он не помнит, но что единственный сын, он запомнил. Типичный итальянец. Сколько бы поколений его предки ни жили во Франции, он не изменится.
– Вы хотели о чем-то со мной поговорить? – в лоб спросил Анри.
Оливьери неопределенно улыбнулся, потирая висок, и достал из ящика чудовищных размеров сигару.
– Гм… Поговорить, поговорить! В самом деле, мальчик мой, нам надо поговорить…
Прежде комиссар никогда, даже находясь в наилучшем расположении духа, не называл Анри «мой мальчик». Мысленно инспектор приготовился к тому, что беседа будет не из легких.
– Дело Феррана ты закончил, верно?
– Да, месье.
– А эти, как их, Рошары? Что с ними?
– Работаю.
– Это по ним ты посылал запросы в Париж?
– Да.
– И что ты думаешь об этом деле? – Комиссар устремил на подчиненного пытливый взор.
– У меня пока нет никаких доказательств, – помедлив, признался Анри. – Но я уверен, что их смерть как-то связана с их прошлым.
– А конкретнее?
– С убийством Лили Понс.
– Лили Понс, Лили Понс… Это певица, что ли? Так она же покончила с собой, разве нет?
– Нет. Это было убийство. То есть, – он едва не сказал «мы так полагаем», но вовремя одернул себя, – я так полагаю.
– На основании чего, можно узнать?
Анри пустился в объяснения. Он постарался скрыть роль Амалии в расследовании, но содействие Габриэля Форе ему утаить не удалось.
– Ясно, – буркнул комиссар, когда Анри закончил. Сигара Оливьери давно потухла, но он не пытался курить ее даже для виду. – И при чем же тут Рошары?
– Я не исключаю, что какой-то сумасшедший решил отомстить за Лили Понс и теперь убивает всех, кто был в замке в ночь ее гибели. Поначалу он скрывался, но затем ему захотелось славы, и он стал действовать почти открыто… да еще и писать порядковые номера, кого и когда он убил.
– О господи, – вздохнул комиссар. Следующий вопрос его казался абсолютно нелогичным. – Как по-твоему, в каком мире мы живем?
Анри вытаращил глаза.
– Простите?
– В убийстве замешан сын министра, богачи Делотры, этот Антуан Лами, у которого денег еще больше, и его пасынок, который то и дело мелькает в иллюстрированных журналах, – безнадежно перечислил комиссар. – Ты всерьез думаешь, что тебе позволят это расследовать?
– Но… но…
– И никаких но, – осадил его Ольвьери. – Потому что мы живем в сволочном мире. Как только ты начал посылать свои запросы, сразу же стало ясно, куда ты клонишь. Ты моей смерти хочешь? Или, может быть, своей? Объясни.
Анри распрямился, весь бледный.
– Мсье комиссар, я полагал…
– Ты полагал, что это очередная Луиза Ферран, которую пристукнул паршивый учителишка, – безжалостно перебил его комиссар. – Ты полагал, что ты придешь весь в белом, задашь умные вопросы, найдешь свидетелей и все поймешь. Ты хоть понимаешь, какое осиное гнездо ты разворошил? Ты же умный парень, Анри, я имел возможность в этом убедиться. Неужели ты так ничего и не понял?
Анри молчал.
– В нашем деле, – устало, с каким-то отвращением промолвил Оливьери, – нужно быть осторожным. Потому что, кроме закона, есть еще другие законы, неписаные, и преступать их никому не позволяется. Понимаешь? Надо быть политиком… и уметь закрывать глаза на то, на что надо закрывать глаза.
– Но убийство…
– Плевать на убийство, людей убивают во все времена, какие законы ни принимай и что ни делай. Мой мальчик, пойми: у тебя талант, я же вижу. Ты далеко пойдешь, а когда Оливьери говорит, что ты далеко пойдешь, можешь считать, что ты уже сидишь на набережной Орфевр с бригадой инспекторов в личном подчинении. Но только если ты научишься останавливаться, когда следует… и не будешь дразнить гусей. Это дело дурно пахнет, слишком дурно. Мне уже негласно дали по шее, и я по-дружески тебя предупреждаю. Не лезь туда, понимаешь? Остынь. Отступи. Плевать на певичку, она уже умерла, ее ничто не воскресит. Зачем тебе портить из-за нее жизнь? Найди убийцу Рошаров, закрой дело и работай дальше. А о Лили Понс забудь, не то пожалеешь, помяни мое слово, горько пожалеешь.
– Вы хотите сказать, – мрачно спросил Анри, – что, если я буду копать дальше, меня самого закопают?
