Юлия Вознесенская - Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной
— Айно одолжил машину у своего друга и привез нас! — объяснила Эльжбета их дружное появление. — Мы боялись, что княгиня Кето осталась сегодня дома, но внизу во всех окнах темно.
— Она уехала к баронессе фон Ляйбниц, ее Георгий отвез, — пояснила княгиня Нина.
— Ну, как же вы теперь живете, бедняжки мои?
— Плохо, — сказала Анна. — Нас даже кормить некому, еду приносят из ресторана. Бр-р-р, эта жирная немецкая кухня! Хорошо еще, что сейчас пост, и я настояла, чтобы нам с бабушкой Ниной заказывали только рыбу и овощи.
— А кто вам испечет пирожок? — пригорюнилась Эльжбета.
— Такой, какой умеешь печь ты, — никто! — сказала Анна. — Я тут что-то настряпала, но предвижу всеобщее разочарование.
— Проверим! Но вообще-то сегодня-то я, конечно, принесла пирожки с собой. Меня взяли на несколько дней на старое место в ресторан, ночной посудомойкой, и там прошлой ночью я их испекла.
Несмотря на то что этот их вечер мог оказаться последним, прощальным, настроение у всех было приподнятое, все наперебой шутили, подсмеивались друг над дружкой и всячески показывали друг другу, как им весело. Даже обычно молчаливый Айно вдруг разошелся и стал рассказывать эстонские анекдоты в переводе на свой ломаный русский — на язык межнационального общения, как шутил Миша. Уж какие там были эти анекдоты в оригинале, неизвестно, но в переводе они звучали нелепо и никакой соли не содержали, но все смеялись до упаду над самой манерой рассказчика — невозмутимой, торжественной и многозначительной.
Сели за стол. Миша принес в подарок бабушке Нине бутылку грузинского вина «Цинандали».
— В Мюнхене открылся новый русский магазин, — пояснил он. — Продукты в него поступают прямо из Советского Союза. Там есть все, даже «Завтрак туриста»!
— Это что, деликатес такой? — спросила княгиня Нина.
Миша и Анна дружно засмеялись.
— Это такая гадость, бабушка Нина, что словами не передать!
— Зачем же этот «завтрак» везти за границу? — удивилась княгиня.
— А в качестве лекарства от ностальгии, — пояснил Миша. — Продавцы говорят, хорошо идет!
Анна спустилась вниз и принесла хрустальные бокалы. Но княгиня Нина погнала ее обратно:
— Что ты принесла, детка? Это бокалы для коньяка, а не для сухого вина! Видишь, они сужаются кверху? Поди и принеси расширяющиеся вверху бокалы.
Этикет есть этикет, и Анна безропотно пошла менять бокалы.
Сели за стол. Бабушка Нина потребовала, чтобы ей тоже налили немного вина.
— И не гляди на меня с такой тревогой, Анна! Я грузинка, и вино мне повредить никак не может. К тому же у меня через две недели день рожденья. Знаете, дети, сколько мне исполнится? Ровно сто лет!
— О-о-о! Ура! Фантастика! Да вам никогда столько не дашь, бабушка Нина! — наперебой закричали гости.
— И все-таки это чистая правда — сто лет! Кето, конечно, соберет своих гостей, стащит меня вниз, как тюфяк, и станет демонстрировать приглашенным мои бренные останки. А мне что за радость? Вы — мои единственные настоящие гости, поэтому выпейте сегодня за мое грядущее столетие — похоже, что я до него все-таки доживу. Тем более что у нас сегодня настоящее грузинское вино!
— Ура бабушке Нине! — закричала Анна и подняла бокал.
— Нет-нет, так не годится, постой, Анна! — закричал Миша. — Стойте все! Разве так делается? Подождите, я скажу тост!
Он встал с бокалом в руке, откашлялся и начал торжественно, изображая грузинский акцент:
— Дорогая наша княгиня Нина, дорогие гости! Мы собрались за этим замечательным, поистине богатым столом, — Миша обвел свободной рукой стол, на котором стояли два блюда, одно с пирогом Анны, другое — с пирожками Эльжбеты, а еще вазочка с мармеладом и ваза побольше с печеньем, и продолжил: — чтобы отпраздновать этот замечательный юбилей — сто лет со дня рождения нашей дорогой и замечательной бабушки Нины. Она прожила долгую, но замечательную жизнь. Но скажу больше: бабушка Нина, наша замечательная княгиня Нина Махарадзе, и нашу с вами нелегкую жизнь в этом доме сделала поистине замечательной!
Гости закричали «Ура!» и потянулись чокаться бокалами к бабушке Нине.
— Нет-нет, потерпите, я еще не закончил! Слушайте мой тост дальше! Дорогая бабушка Нина! Ваше столетие еще, конечно, отметит ваша семья, а город пришлет вам свое поздравление: я знаю, что немцы чествуют всех доживших до этой замечательной даты. Так что праздник ваш еще только начинается. Но я очень рад, что начинаете вы свое столетнее торжество в нашем кругу, в кругу нищих эмигрантов с неустроенной судьбой, потому что жизнь любого эмигранта начинается с неустройства. Так когда-то, и мы это знаем из ваших рассказов, начиналось и ваше эмигрантское житие. Да, повторяю, жизнь каждого эмигранта начинается во мраке проблем и неизвестности, но вы, как светлячок, осветили для нас этот мрак. Поэтому мы сейчас выпьем за вас по бокалу этого замечательного вина, а потом споем в вашу честь замечательную грузинскую песню «Цхартвела», что по-русски значит «Светлячок»!
— Поистине замечательный тост! — растроганно сказала княгиня, вытирая слезы. Гости окружили ее, потянулись к ней с бокалами и поцелуями. И сама бабушка Нина тоже подняла свой бокал и выпила его до дна. И все дружно накинулись на пирожки Эльжбеты.
Потом они пели хором польскую заздравную песню: «Сто лет, сто лет пусть он живет среди нас!», переделав к случаю слова на «Еще сто лет, еще сто лет пусть она живет среди нас!»; потом пили чай с клубничным пирогом, конфетами и печеньем; потом просто сидели и разговаривали, и никто не вспоминал ни о чем грустном, и никому не казалось, что это их прощальный вечер.
А наутро, когда бабушка Нина и Анна завтракали на своей крошечной кухоньке, в мансарду поднялась сиделка, постучала в дверь и вызвала Анну.
— Фройляйн Авива! — сказала она испуганным голосом. — Мы должны немедленно вызвать врача! Я пришла утром, как обычно в девять часов, и ждала в гостиной, когда княгиня меня позовет. Она не звала. Я решила, что она устала после вчерашнего визита к баронессе и не стала ее будить. Но в десять часов я решила к ней заглянуть. Я вошла в спальню и увидела, что она все еще лежит в постели… и… и у нее очень нездоровый вид!
Анна сказала бабушке Нине, что сиделка просит ее спуститься вниз, ей что-то там надо помочь сделать, пусть она заканчивает завтрак без нее, и спустилась вниз с сиделкой. Она подошла к двери спальни княгини Кето, осторожно отворила ее и заглянула внутрь. Анне приходилось видеть мертвых, и немало, она ведь служила в армии, но вид мертвой княгини Кето вызвал у нее дрожь: ее растопыренные и скрюченные пальцы, издали похожие на куриные ноги, застыли возле обезображенного гримасой лица, беззубый рот, из которого на ночь были вынуты протезы, был широко раскрыт, черные глаза вылезли из орбит; даже от дверей на тощей шее княгини были видны зловещие синие пятна. И ни следа не осталось от еще вчерашней красоты княгини Кето!
— Ой! И это вы называете «нездоровый вид»? Да она же мертвей мертвого! Ее удушили! Тут нужен не врач, а полиция. Впрочем, врача, наверное, мы тоже должны вызвать. Звоните сначала в полицию!
— А может быть, лучше вы позвоните?
— Нет. Вы все объясните лучше меня, вы же медик!
Сиделка, вздохнув, стала звонить в полицию.
Поднявшись наверх, Анна увидела, что бабушка Нина после завтрака прошла к себе в спальню, прилегла и, кажется, даже уснула — «Отсыпается после вчерашнего!» — и снова спустилась вниз.
Вскоре явились полицейские. Сиделка снова повторила свой рассказ и пояснила, что в доме ночью находилась только беспомощная старуха, которая живет наверху, в мансарде, и никогда не спускается вниз, и молодая девушка при ней, о которой она, сиделка княгини, ничего сказать не может. Сама же она явилась только утром и ничего не знает — кроме того, что в десять часов утра она обнаружила труп княгини и сразу же позвонила в полицию.
Полицейский следователь тут же потребовал у сиделки и у Анны документы. Паспорт сиделки был в полном порядке, а израильский паспорт Анны вызвал у полицейских только положительную реакцию. Ей вежливо посоветовали оставаться на месте, поскольку она была прописана в доме, а сиделке разрешили собрать вещи и покинуть дом, сняв с обеих и записав предварительные показания, после чего, с разрешения полиции, сиделка собрала свою сумку и покинула дом.
Полицейский врач подтвердил насильственную смерть от удушья и предположил, что произошло убийство глубокой ночью: точнее, сказал он, может установить только вскрытие. Тут же была вызвана машина, и труп княгини Кето Махарадзе увезли в полицейский морг. Полицейские тщательно осмотрели место преступления, обшарили дом и сад в поисках улик и затем, настоятельно посоветовав Анне никуда не уезжать, удалились.
Как только полицейские вышли за калитку, Анна стремглав бросилась в сад, чтобы самой посмотреть, остались ли под балконом следы гостей бабушки Нины? Увы, она их сразу же увидела, отчетливые следы двух пар мужских ботинок, побольше и поменьше размером, и пары женских туфель на высоких каблуках. Более того, она увидела на мягкой ухоженной земле и глубокие следы полицейских ботинок, носками как раз к следам бабушкиных гостей. Похоже, что они их долго изучали и, может быть, даже фотографировали.
