Лариса Соболева - Принцесса-чудовище
– Тсс! – приложила она палец к губам. – Он отплыл недалеко. Я знаю, это дурно, знаю. Но что же делать, Александр Иванович? Не могу, мне ужасно хочется знать, куда он плавает каждую ночь. В конце концов, Мишель мой брат.
– Как, вы себе представляете, мы будем плыть за ним? – зашипел Суров возмущенно. – Он услышит. И увидит.
– Ничего не увидит, – с жаром и шепотом заверила Марго. – У нас нет фонаря. Мы потихоньку… Александр Иванович, голубчик! Коль откажетесь, я сама поплыву, иначе умру. Вы смерти моей хотите?
– Ну что мне с вами делать! – в сердцах взмахнул руками Суров. – Из-за вас я лишусь друга. Все беды от женщин. Идемте.
Он подал ей руку, когда она сходила в лодку.
– Что тут у вас? – спросил, заметив некий предмет, завернутый в шаль.
– Труба. Подзорная. Ну, быстрее же! А то мы его потеряем.
– Ага, так вы знали, что поплывете за ним?
– Разумеется. Но когда б раньше вам сказала, вы не пошли бы со мной посмотреть, как Мишель сядет в лодку.
Суров греб тихо, хотя всплески весел, ему казалось, долетали до ушей Уварова. Его мучило сознание, что поступают они скверно, зато Марго приставила трубу к глазу и смотрела вдаль, как капитан корабля. Ахнула:
– Я так и знала! У него свидание!
– Дайте-ка мне взглянуть, – протянул руку подполковник.
Марго отдала ему трубу. Настраивая ее, он шептал:
– Интересно, кто же с ним…
– Александр Иванович, а нельзя ли подплыть поближе?
– Нет, как можно! – пробасил он.
– На том берегу камыш, я сегодня видела в трубу. Ну, хоть чуточку ближе… Они не увидят нас, ручаюсь. Отдайте трубу и гребите! – приказала Марго.
– Увольте, Маргарита Аристарховна, но к камышам я грести не буду. Немного подплывем, и довольно.
– Да гребите же, черт возьми! – сердилась Марго, приставив трубу к глазу. – Я скажу, когда будет довольно.
Суров не верил ей – она слишком неосторожна, поэтому, сделав с десяток гребков, он остановился и потребовал трубу. Взглянув в нее, панически схватился за весла и развернул лодку. Марго забеспокоилась:
– Что такое? Что случилось?
– Они плывут к нам.
– Мишенька, вы слышите всплески? – спросила Шарлотта.
– Да, – ответил Уваров, работая веслами. – Рыба играет. Ваша матушка согласилась отпустить вас?
– Нет, – вздохнула девушка. Сегодня она была иная, грустная. Но вдруг тряхнула головой и твердо сказала: – Я приеду, чего бы это ни стоило. А не пустят – убегу.
– Идите ко мне, Шарлотта, – протянул руки Уваров, бросив весла. Держась за борта лодки, она перешла к нему, села рядом, он ее обнял. – Вы не замерзли?
– А мне с вами всегда горячо, – улыбалась Шарлотта, положив голову ему на плечо. – У вас горячие руки, Мишенька, я чувствую тепло через вашу одежду. А еще у вас красивая сестра. Она так не похожа на всех, кого я знаю.
– Марго ни на кого не похожа.
– А мне казалось, все люди на земле похожи друг на друга – мрачные, суровые, скучные. Моя мать такая, де ла Гра, дядя, кузен…
– Кузен – сын вашего дяди?
– Нет. Он мой кузен по линии отца. Родители его умерли, оставив приличное состояние, но кузен быстро все промотал, теперь живет с нами. Думаю, ему не нравится жить взаперти, да деваться некуда. А дядя – родной брат матери, младше ее на десять лет. Да, пьет водку, я сама видела, пьет, прячась от сестры. Дядя злой, только не пойму, на кого злится – на мать, на меня или просто таким уродился. Они несчастны, и несчастны по отдельности. Им бы сделать хоть один шаг к сближению, поговорить, понять друг друга, и тогда, возможно, из трех несчастий получилось бы что-нибудь путное. Но они этого не сделают. Никогда.
– А вы, Шарлотта, разве не несчастны там?
– Временами. Когда с ними. А без них счастлива. Отчего так происходит? Отчего близкие люди хуже врагов бывают? Думают о долге, репутации, чести… Конечно, они нужны, но должны быть сами по себе, потому что иначе нельзя. К чему же об этом много говорить, а не жить? Вернее, жить так неуютно, так скучно? Отчего им не хочется освободиться от себя же?
Уваров поражался, что Шарлотта, в сущности, еще девочка, говорила о таких серьезных и естественных вещах, которые – вот, близко, но почему-то для многих искушенных, умных людей недосягаемы. Что им мешает? Гордость, самолюбие, сомнения или страх? Он тоже сначала боялся свиданий, кружащих голову. Теперь, как будто превратившись в мальчишку, Уваров только и ждал ночи. Но говорить об этом неловко. А если не думать? Жить, как предлагала Шарлотта? Ведь для него все уже предельно ясно, зачем же загромождать мозг ненужными сомнениями, а душу – страхами?
– Не будем о грустном, – сказала она. – Мне хорошо с вами. Давеча, когда начался дождь, я испугалась, что он никогда не кончится. Но мы встретились…
– А… – открыла ротик Марго.
– Что вы увидали? – хмуро поинтересовался Суров.
– Они… целуются! А…
– Полагаю, за этим он и плавает туда, – не удержался от ехидной ноты он.
– Куда вы? – заволновалась Марго. – Дайте еще немного…
– Довольно, сударыня, – строго сказал Суров. – Мы и так уж… Рассмотрели, кто с Мишелем?
– Мадемуазель Шарлотта. Но каков мой братец? Теперь понимаю, почему он сонный на репетициях. А как настаивал, чтоб я непременно добилась согласия герцогини! Ах, негодник, даже от меня скрыл.
– Он не мальчик и вправе решать, как ему поступать. Умоляю вас, не проговоритесь, что мы знаем.
– Я похожа на болтушку? Какой вы, право!
Она надулась, отвернув лицо. Суров греб изо всех сил (уж у него мозолей не будет), греб и думал: как же случилось, что Марго стала командовать им не хуже генерала? Он мечтал проводить с другом дни и длинные вечера, а проводит их исключительно с его сестрой, которой до всего есть дело. Общество Марго не тяготило, напротив – она всякий раз неожиданная. Однако последняя ее затея никуда не годилась!
– Александр Иванович, не сердитесь на меня.
Суров взглянул на Марго из-под нахмуренных бровей, вздохнул тяжко: у нее еще и способности Кассандры – прочла его мысли.
– Что вы, сударыня, на вас невозможно сердиться, – соврал он, яростно работая веслами.
– Сердитесь, сердитесь, – уличала его она. – А коль не сердитесь, протяните руку. В знак примирения.
Нос лодки стукнулся о причал. Суров закрепил веревку, только после этого протянул руку Марго, дабы помочь выйти:
– Вот вам, сударыня, моя рука. В знак… чего хотите.
Она сжала его пальцы со словами:
– Значит, мир? Завтра поедем приглашать доктора?
– Уже сегодня, сударыня. Да только вы будете спать до обеда, а мне надобно в полк, я рано поскачу.
– Так и я с вами! Мне без вас скучно. И хорошо, что рано, авось гувернантка проспит, она собиралась увязаться за нами. Доброй ночи, полковник… Ой, я опять оговорилась. Не забудьте меня разбудить.
Она побежала в дом, а он, глядя ей вслед, взмолился: дай бог, чтоб на докторе все тайны и закончились…»
7
Ах, как увлекся! Можно подумать, всю жизнь мечтал читать, а ему не давали, наконец добрался, не заметил даже, что жена пришла… Трудно передать чувства, которые просто одурманили Софию при виде мужа, застывшего у компьютера. Видимо, поэтому она не давала знать о себе, а стояла в дверях, грозно сведя брови и сцепив руки в замок, чтоб ненароком не кинуть в Борьку первым попавшимся предметом (им же мог оказаться и стул).
Простояла так с полчаса, несмотря на голод – после вчерашнего в рот ничего не лезло, пила только кофе и чай весь день. Дождалась. Борис отвел свой взгляд от компьютера. Очевидно, закончив чтение, достал сигарету, помял, но не прикурил. Недоволен. Наверное, ему не понравилось творчество жены. Наконец захлопнул крышку, встал…
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Ни слова не сказав, София ушла на кухню. Страшно рот было открыть, боялась, что язык не удержит и такого наговорит – уши завянут не только у Борьки. Она достала мясо, с душой отбила его, кинула на сковородку и покосилась на вход – там стоял муж, курил. Он же и не выдержал молчания, но уже за ужином. Правда, тон его все же был виноватым:
– София, извини, но мне интересно, чем ты занимаешься после работы.
Если б взгляд имел свойство удара, то Борис валялся бы сейчас на полу с разбитой головой. Может, тогда в его мозгах нормы поведения встали бы на место? К сожалению, взгляду физической силы не дано, зато есть слова:
– Это подло.
– Ай, брось. Ну что такого страшного случилось? Я просто посмотрел… Хочешь знать мое мнение?
– Не хочу.
Она продолжила ужин, хотя чесались руки врезать мужу по физиономии. Да разве Борю остановишь?
– Я не собираюсь говорить о художественных ценностях твоего, так сказать, романа. Понимаешь, София, даже если ты доведешь его до конца, то твой опус не издадут. Ты хоть знаешь, как входят в издательство авторы?
– Чтобы узнать, надо попробовать.
– Держась за чью-то руку и с черного хода. У тебя есть связи? Полезные знакомства? Или собралась издавать за мой счет? Дорогое удовольствие и глупая трата времени. А кто будет читать? Какой-то девятнадцатый век… романтика… Сейчас время жестких людей…
