Джеймс Чейз - Ева
– Пусть будет по-твоему. – Я наклонился и нажал на кнопку стартера. – Не переутомляйся, дорогая, не засиживайся на работе, а завтра в восемь я буду у тебя.
– Клив. – Не давая мне уехать, Кэрол встала на подножку. – Какой у тебя договор с Голдом?
– Он хочет, чтобы я написал сценарий, – спокойно ответил я. – Завтра я расскажу тебе подробнее.
– Сценарий об этой женщине?
– О какой женщине? – Я заерзал на сиденье.
– Когда я подала эту идею, я сразу поняла, что допустила ошибку, – быстро проговорила Кэрол. – Тебе нужен повод, чтобы видеться с ней, да? Клив, я прекрасно знаю тебя. Ты только делаешь вид, что хочешь написать о ней, но дело не в этом. Все гораздо сложнее. Будь осторожен. Я не могу помешать тебе, остановить тебя, но прошу тебя: будь осторожен.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь… – начал я, но Кэрол жестом остановила меня.
– Не надо, Клив, – сказала она и, рванувшись вперед, вбежала в дверь киностудии.
Я медленно поехал вперед. Когда я вернулся домой и поставил машину в гараж, стрелки часов на приборной доске показывали 3.30. Я подумал о Кэрол и решил, что причин для тревоги у нее нет. Но, вместе с тем, я прекрасно знал, что затеял очень опасную игру. Кэрол была нужна мне. Если бы она меньше перегружала себя работой и смогла бы уделять мне побольше времени, меня не прельстила бы ни одна женщина на свете. Но Кэрол была вечно занята, а я, наоборот, умудрялся иметь слишком много свободного времени, которое полагалось чем-то занять. «Может быть, лучше забыть Еву?» – подумал я. Но понимал, что обманываю себя, что, если даже попытаюсь сделать это, не смогу. Для меня одинаково мучительным являлось отказаться от Евы и искать с ней близости, добиваться ее любви. С собой бороться я был не в силах. Никакие разумные, трезвые мысли не могли заглушить желания овладеть пренебрегшей мной проституткой. Я не хотел ее забывать. И в этом был весь ужас моего положения.
Бросив на стул шляпу, я вошел в библиотеку. На столе лежало письмо. Вот он, долгожданный контракт с Голдом! Я внимательно прочитал его. Мне показалось подозрительным, что Голд просил держать наши переговоры в тайне. Придавать большого значения этому условию я не стал: на это у него были свои собственные соображения. Главное, черным по белому было написано, что Голд заплатит мне 50 тысяч за киносценарий под названием «Ангелы в трауре», согласно устной договоренности и при условии, если сценарий ему понравится. Я тут же написал записку Мерль Венсингер, подготовив для немедленной отправки. Потом принялся за статью для журнала. Тема «Женщины Голливуда» казалась мне легкой. Но у меня не было навыка в написании статей, и, когда я стал обдумывать ее, у меня появилось множество всяческих сомнений. Закурив сигарету, я глубоко задумался. Я не мог работать: не давали покоя мысли о личном. Я думал о Кэрол. Меня пугало, что она видит меня насквозь. Я знал, что, если не проявлю осторожности, именно так оно и будет: я потеряю ее. Но на этих соображениях я долго не задержался. Весь я снова был занят Евой. Куда мне пойти с ней в субботу? Как она будет держать себя? Что она оденет? Почему она боится появляться со мной на людях? Ведь скорее мне следовало опасаться этого, чем ей. Я взял газету и посмотрел, какие идут в театрах спектакли. После некоторого колебания я выбрал пьесу «Моя сестра Эйлин». На настольных часах было пять часов пятнадцать минут. Я поспешно бросил газету и вставил в машинку лист бумаги. Напечатав заголовок «Женщины Голливуда», автор Клив Фарстон, я уставился на клавиши машинки, не имея ни малейшего представления о том, как начать статью. Я хотел, чтобы она была содержательной и остроумной, но голова моя была пуста. Как оденется Ева? Не будет ли она одета так крикливо, что всем сразу станет ясно, кто она такая? Не хватает только, чтобы мы с Евой наткнулись на Кэрол. Я знал, что очень рискую. Я никогда еще не видел, как одевается Ева и не представлял, есть ли у нее вкус. Я решил выбрать какой-нибудь маленький ресторан на окраине, где меня не знали и который мои знакомые не посещали. Там мне, возможно, удастся избежать нежелательных встреч. Я закурил сигарету и попытался сконцентрировать свои мысли на статье. На часах было уже шесть часов, а я еще не составил ни единой строчки. Меня охватила паника. Пододвинув к себе машинку, я начал печатать, надеясь, что фразы будут складываться сами собой. Я печатал до семи часов, потом собрал готовые листки и, даже не подумав прочитать, сколол их скрепкой. Вошел Рассел и сказал, что ванна готова. Он одобрительно посмотрел на отпечатанные страницы.
– Все в порядке, сэр? – радостно спросил слуга.
– Да, – сказал я, подходя к двери. – Когда я вернусь, проверю их, и рано утром ты отвезешь их мисс Венсингер.
От Вильбургов я вернулся в час пятнадцать ночи. Вечер удался на славу, и голова была тяжелой от великолепного шампанского, которое я пил весь вечер. Я забыл, что должен проверить статью, и лег спать. На следующее утро ровно в девять часов Рассел разбудил меня.
– Извините, сэр, – сказал он. – Вы говорили, что я должен отнести статью мисс Венсингер.
Голова и после сна оставалась свинцовой.
– Черт возьми, – воскликнул я, вспоминая незаконченную работу, – я забыл просмотреть ее. Сейчас я быстренько сделаю это, принеси ее, Рассел.
Когда он вернулся, я уже выпил одну чашку кофе. Слуга дал мне статью и сказал:
– Я пойду почищу ваши ботинки, сэр, и вернусь.
Я махнул рукой и принялся читать статью. Через три минуты я выскочил из кровати и бегом бросился в кабинет. Я понял, что не смогу послать Мерль эту белиберду. Статья была ниже всякой критики. Написанное поразило бездарностью, я с трудом верил своим глазам, удивляясь, что это моя работа. Я снова принялся стучать на машинке. Голова ужасно болела, и я не мог составить двух связных предложений. Через полчаса бесплодных усилий меня охватила дикая ярость. В четвертый раз я выхватил бумагу из машинки и сердито бросил на пол. Рассел просунул голову в дверь.
– Уже одиннадцатый час, сэр, – робко напомнил он мне.
Я набросился на слугу, излив на него всю свою озлобленность.
– Убирайся! – заорал я. – Убирайся и не смей приставать ко мне!
Он попятился из комнаты, широко раскрыв глаза от удивления. Я заставил себя снова корпеть над машинкой. Прошел еще один час, моя голова продолжала раскалываться от боли, а ярость не проходила. Вокруг валялись скомканные листы бумаги. Я никак не мог начать статью. Один вариант был хуже другого. Паника, злость и разочарование терзали меня с такой силой, что я готов был схватить пишущую машинку и разбить ее об пол. Зазвонил телефон. Я рванул трубку, находясь прямо-таки в бешенстве, готовый любого и каждого послать ко всем чертям.
– В чем дело? – выпалил я.
– Я жду статью… – послышался голос Мерль.
– Можешь ждать, сколько тебе заблагорассудится, – крикнул я, выливая с этими словами всю накопившуюся во мне ярость и горечь на свою поверенную. – Кто я, по-твоему?! Неужели ты считаешь, что мне нечего больше делать, как писать эту проклятую статью? Черт с ними со всеми! Если им так нужна эта статья, пусть сами ее и пишут, – закончил я с раздражением и бросил трубку на рычаг.
9
В тот вечер я не поехал к Кэрол. Я не хотел видеть ее. У меня опустились руки после того, как я нагрубил Мерль. Немного успокоившись, я понял, что вел себя как сумасшедший. Мерль была самым крупным специалистом по вопросам авторского права в Голливуде. Писатели и кинозвезды боролись за то, чтобы она вела их дела. Ее интересовали только доходы, выражавшиеся в пятизначных цифрах, и это было хорошо всем известно. Достаточно было упомянуть, что ваши дела будет вести мисс Венсингер, как отношение к вам разительно менялось. После моего грубого разговора она может отказаться от меня. А сейчас она, как никогда, была нужна мне. Она дает мне работу, хоть какой-никакой, но заработок. Как только я понял, что вел себя, как последний идиот, как только осознал, какую кашу я заварил, я тут же позвонил мисс Венсингер. Ее секретарша сказала, что Мерль нет дома и неизвестно, когда она вернется. Сообщено это было безразличным тоном, что показалось мне плохим признаком. Поэтому я тут же написал Мерль записку, прося извинить меня за грубость и объясняя свое отвратительное настроение головной болью после похмелья. Я писал, что надеюсь быть понятым и прощенным. Я так унижался в своих излияниях на бумаге, что чуть не дошел до слов о том, что готов целовать ноги мисс в знак нашего примирения. Письмо было немедленно отправлено специальным посыльным. После завтрака я все еще чувствовал себя выбитым из колеи. Мысль о том, что я потерял три тысячи долларов, была горька, как полынь, но больше всего меня угнетало то, что я не в состоянии сесть и написать самую простую статью. Из-за этого стоило расстраиваться: я чувствовал, что никогда не стану хорошим писателем. Эта мысль давно уже стала посещать меня, а теперь, после неудачи со статьей, занозой засела в моей голове. Так или иначе, но у меня не было ни малейшего желания встречаться вечером с Кэрол. Я знал, что она снова начнет расспрашивать о Еве. Нервы мои были натянуты, и я мог сорваться. Я позвонил мисс Рай и сказал, что должен срочно выехать в Лос-Анджелес по очень важному делу. Она предложила встретиться в субботу, на что я снова ответил отговорками, ссылаясь на большую занятость. В голосе Кэрол я услышал обиду и разочарование, но я твердо решил посвятить субботу и воскресенье Еве, и ничто на свете не заставило бы меня изменить эти планы. И все же мне было не по себе оттого, что Кэрол пыталась уговорить меня. Потом я написал Еве, что заеду за ней завтра в 6.30, и мы поедем в театр и вместе проведем уикэнд, чтобы лучше узнать друг друга. Я вложил в конверт сто долларов ей на расходы. Для меня было внове платить женщине за ее согласие провести со мной время. Это задевало меня и злило. Я сравнивал себя с Херви Бероу и тут же успокаивал самолюбие тем, что Ева и без денег не отказалась бы поехать со мной.
