Диана Чемберлен - Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь
Я кивнула.
– И хотя меня это огорчило, я подумал, что, возможно, так даже лучше, учитывая развитие рассеянного склероза. – Опять задумчиво посмотрев на деревья за окном, он перевел взгляд на меня и улыбнулся. – Но вот появилась ты, – оживленно произнес он, – и твое появление казалось мне настоящим чудом. Понятно, что нам захотелось удочерить тебя, и Амалия, несмотря на то что очень любила тебя, с облегчением доверила тебя нам. Но нам всем хотелось, чтобы ты имела возможность общаться с ней, и поэтому она осталась жить в Моррисон-ридже. Мы подумали, что для нее лучше всего жить поблизости от тебя, и сама она, естественно, только этого и хотела, и тогда…
– Но остальным не очень-то хотелось этого, верно? – Я никак не могла забыть одного подслушанного разговора, когда два моих дядюшки рассуждали об уместности того, что Амалия живет на невольничьей делянке, поскольку она служила у них в качестве домработницы.
– Они не любили ее, называли Золушкой, – добавила я.
– О, со временем им придется полюбить ее, – уверенно произнес папа. – Твоя бабушка никогда не одобряла ее соседства, но когда-нибудь и она оценит ее по достоинству.
– Прошло уже четырнадцать лет, – заметила я. – Если она до сих пор не оценила, то, по-моему, уже никогда не оценит.
– Разве это так уж важно? Важно то, что Амалия живет рядом с тобой.
– Верно. – Я вдруг подумала о моей матери – Норе – и попыталась представить, что чувствовала бы сама, если бы по соседству жила бывшая подруга моего мужа. – И мама восприняла это нормально? – спросила я. – То, что Амалия будет жить здесь?
Папа вздохнул.
– Ну, я покривил бы против правды, сказав, что ее отношение к Амалии было лишено какой-либо напряженности, – признался он. – Уверен, что ты сама иной раз замечала это. Но для Норы ты стала единственным светом в окошке, поэтому ради тебя они с Амалией терпят друг друга.
Я опустила глаза на руки, задумавшись о том, как подробно он описывал мне свою любовь к Амалии. И как кратко упомянул о любви к матери.
– О чем ты задумалась, Молл? – спросил он.
– Ты все еще… – Я взглянула на него. – Все еще любишь ее? – спросила я. – Амалию?
– Да, я люблю ее, и всегда буду любить, – ответил он с улыбкой. – Но не думаю, что мое чувство к ней можно в полной мере назвать «любовью». – Он покачал головой. – Нет. Моя «любовь» полностью принадлежит твоей матери, и она, как ты сама могла бы сказать, совершенно замечательная, правда?
– Да. – Мне хотелось бы полностью верить его ответу, но никак не удавалось забыть то, как Амалия спала, положив голову ему на плечо. – Папа, – сказала я, посмотрев ему прямо в глаза, – прошлой ночью я видела тебя и Амалию на дедушкиной скамье. Вы оба спали. Она держала тебя за руку.
– Прости, это тебя расстроило? – перестав улыбаться, спросил он.
– Смутило.
– И ты теперь размышляешь, знала ли мама, что Амалия была там со мной?
Я кивнула.
– Она знает. У нас нет секретов друг от друга.
– И она не ревнует?
– Мне кажется, солнышко, тебе лучше спросить ее саму. Я не могу говорить за нее.
Я вяло кивнула головой. Мне никогда не удавалось говорить с матерью так откровенно. Она была потрясающей матерью во множестве отношений, но не относилась к тому роду людей, которым легко открыть душу.
– А теперь, – деловито произнес он, – нам надо затронуть еще один вопрос – о нашем грядущем семейном сборище в следующую среду.
– Семейном сборище? – Я озадаченно нахмурилась.
Мне смутно вспоминалось какое-то семейное собрание трехлетней давности. Мне поручили убирать мусор и следить за почтой. И я определенно помню, что уснула, положив голову папе на колени.
– Тебе не обязательно там присутствовать, – сказал он, словно прочитав мои мысли. – Бабуля также не придет к нам, поэтому она предложила, чтобы ты пришла к ней, и вы вдвоем приятно проведете вечер, просматривая любимые фильмы. Как тебе это нравится?
– А вы будете обсуждать планы дяди Тревора о нашей земле? – спросила я.
– Да, солнышко, наряду с некоторыми другими проблемами, – пояснил он. – Скука несусветная нам гарантирована. Тебе будет лучше сбежать к бабуле.
– Ладно, я согласна.
– Отлично. – Он взглянул на экран компьютера. – Давай, пожалуй, закончим на сегодня с книгопечатанием, – предложил он. – Как насчет того, чтобы сохранить наш труд, подкрепив его резервной копией, а потом отвезти меня на кухню? Избавим Расселла от лишних хлопот.
– Конечно.
Я сделала резервную копию напечатанного и, встав от компьютера, развернула к выходу папино кресло. Мы с папой проезжали по коридору, когда зазвонил телефон. Кто-то взял трубку, и через мгновение из кухни раздался мамин голос.
– Молли! – крикнула она. – Тебе звонит Стейси.
– Спасибо! – отозвалась я. – Сейчас подойду.
Продолжая катить коляску в сторону кухни, я раздумывала, удалось ли мне вообще нормально объяснить Стейси, каковы наши семейные отношения. Похоже, не стоило больше заострять ее внимание на ситуации «Амалия и папа на скамье», поскольку она, видимо, уже забыла об этом… к счастью, решила я, поскольку, как бы легко отец ни справился с моими вопросами, сама я в глубине души сомневалась в правдивости его ответов.
13
Мы с Эйденом в компании других шестнадцати человек сидели в большой комнате агентства по усыновлению «Источник Надежды». Все мы расположились по кругу на складных металлических стульях, ожидая прихода Зоуи, которая будет проводить наше групповое занятие, и в ожидании все переговаривались приглушенным шепотом, точно мы находились в церкви. На самом деле мне не хотелось приходить сюда. Я опасалась, что группа окажется одной из тех изливающих душу компаний, и занятие закончится для меня слезами из-за потери ребенка.
По моим ощущениям, атмосферка здесь исполнилась отчаяния, и у меня мелькнула мысль о том, какой же вклад внесли в нее мы с Эйденом. Я украдкой поглядывала на собравшихся. Несколько человек выглядели старше нас, и несколько – явно младше. То есть в возрастном отношении мы попали в убедительное большинство, что, на мой взгляд, вполне обнадеживало.
Хотя мне казалось, что я уже знаю Зоуи после множества телефонных консультаций с ней в процессе составления нашего заявления с приложениями, но лично мы с Эйденом с ней пока не встречались. По ее голосу и мягкой, доброжелательной и почти материнской озабоченности я представила себе почтенную даму лет пятидесяти. У меня сложился образ солидной брюнетки с легкой проседью, поэтому я с удивлением увидела, что вошедшая в комнату рыжеволосая красотка на высоких шпильках представилась нам как Зоуи. Мы с Эйденом переглянулись.
– Не то, что я представлял, – прошептал мне Эйден.
– Она не может быть «нашей» Зоуи, – прошептала я в ответ, но едва эта женщина открыла рот, я узнала ее ободряющий голос.
– Возможно, потребуется некоторое время, – начала она, обращаясь ко всем нам, – но каждый из вас, присутствующих в этой комнате, найдет своего ребенка.
Один из мужчин выразил свои чувства аплодисментами, и его поддержали несколько человек. Мы с Эйденом обменялись тревожными взглядами. Его рука лежала на спинке моего стула, и он успокаивающе погладил меня по плечу.
Зоуи предложила нам представиться и сказать пару слов о нашей «семейной истории».
Вскоре я узнала, что наша группа родительского ожидания крайне разнообразна. Помимо нескольких нормальных пар, ожидающих своего первого ребенка, присутствовали две лесбийские пары, одна пара геев, и две просто одиноких женщины, а также две пары, подавшие заявку второй раз. Одна пара уже воспитывала трех приемных детей и вернулась за четвертым. Я испытала к ним неприязнь. Невольную неприязнь. «Дайте же и другим шанс», – хотелось мне сказать им. И я вполне уверена, что не единственная в комнате испытала к ним неприязненное чувство. Истории о бесплодии разрывали сердце. И неудачные попытки ЭКО. И многочисленные выкидыши. Одна из лесбийских пар поведала, какой кошмар они пережили, когда биологическая мать выбрала их и отдала им ребенка, но через неделю та молодая женщина передумала и забрала его. Все в комнате с заметным содроганием восприняли рассказ этих женщин о том, через какие мучения они прошли, успев привязаться к ребенку и уже полюбив его как родного. Слушая невеселые жизненные истории, я чувствовала, как слезы все ближе подступают к глазам, и решила, что не буду рассказывать о потере ребенка. Мне этого не выдержать. Я просто скажу о своем бесплодии в связи с удалением матки. Но, когда дошла очередь до нас, Эйден выпалил: «Мы потеряли ребенка, когда Молли была на двадцатой недели беременности», – вот такие дела, короче, выдал всю подноготную, прежде чем я успела остановить его.
Группа откликнулась взволнованным сочувственным журчанием. Глаза мои наполнились слезами, к горлу подступил комок, начисто лишив меня голоса. Я постаралась выдавить благодарную улыбку, не пытаясь произнести даже слово. Позволила Эйдену говорить от имени нас обоих.
