Джеффри Дивер - Разбитое окно
О, ты будешь идеальным подозреваемым, Делеон-6832. Примерно половина изнасилований совершается в состоянии алкогольного или наркотического опьянения (теперь он употребляет лишь пиво, да и то в умеренных количествах, но несколько лет назад состоял в «анонимных алкоголиках»). Большинство жертв изнасилований знали тех, кто на них покусился (Делеон-6832 выполнял кое-какую плотницкую работу в бакалейном магазине, постоянно посещаемом новопреставленной Майрой-9834, поэтому логично предположить, что они были знакомы, хотя в действительности вряд ли).
Большинство насильников – это парни тридцати лет от роду и моложе (какое совпадение, Делеону-6832 как раз стукнуло тридцать). В отличие от тех, кто занимается сбытом и употреблением наркотиков, насильники не имеют на своем счету многочисленных арестов, разве что за бытовые правонарушения. На моем же избраннике висит одна судимость за избиение сожительницы – ну разве не идеальная биография? Насильники, как правило, принадлежат к низшим социальным слоям и нуждаются материально (мой подопечный месяцами сидит без работы).
А теперь, господа присяжные, обратите внимание на тот факт, что за пару дней до преступления обвиняемый приобрел упаковку презервативов, идентичных тем, что были обнаружены возле бездыханного тела жертвы. Разумеется, тех двух, не использованных мной, уже не сыскать. И вообще в моем деле надо быть очень внимательным, чтобы не оставлять следов, содержащих ДНК, – тем более что теперь нью-йоркская полиция собирает образцы, найденные на месте любых преступлений, а не только изнасилований. А в Великобритании у вас скоро начнут брать мазок даже при вызовах в суд по поводу того, что ваша собака нагадила на тротуар или вы на своей машине слишком лихо развернулись.
А если полиция догадается копнуть поглубже, то сможет выявить еще один небезынтересный факт. Бывший военнослужащий Делеон-6832 принимал участие в боевых действиях в Ираке. А когда настало время возвращаться домой в Штаты, возник небольшой вопрос, куда делся его табельный пистолет сорок пятого калибра. При нем оружия не оказалось. Пистолет якобы потерялся на поле боя.
Но что любопытно, несколько лет назад он купил патроны сорок пятого калибра.
Если копы прознают о пистолете – а для них это не представит никакого труда, – наверняка сделают вывод, что подозреваемый вооружен. А когда станут копать еще дальше, то выяснят, что он лечился в госпитале Комитета ветеранов от синдрома посттравматического стресса.
Выходит, подозреваемый вооружен и психически неуравновешен!
Ну какой полицейский при его задержании не будет готов выстрелить первым?
Хорошо бы. А то не всегда можно быть абсолютно уверенным в судьбе выбранных мной номеров. Того и гляди, откроется неожиданное алиби. Или в суде присяжных соберутся одни идиоты. Так что при удачном раскладе Делеон-6832 закончит сегодняшний день в мешке для трупов. А почему бы и нет? Разве я не заслужил хоть самую малость везения в качестве компенсации за то, что Господь наделил меня столь чувствительной нервной системой? У меня жизнь тоже, знаете, не сахар.
Пешком через весь Бруклин до дома этого типа топать примерно с полчаса. Однако я наслаждаюсь прогулкой, все еще согреваемый чувством глубокого удовлетворения после моей последней операции, ну с этой Майрой-9834. Плечи оттягивают лямки тяжелого рюкзака. В нем не только улики, которые мне предстоит подбросить, и башмак, что оставил след, изобличающий Делеона-6832, но также кое-что весьма ценное, подобранное мной сегодня на нью-йоркских улицах. У меня в кармане, как ни огорчительно, лишь маленький сувенир на память о Майре-9834 – кусочек ногтя с ее пальца. Я бы предпочел отрезать что-нибудь более весомое, но в Манхэттене каждое убийство привлекает чрезмерное внимание, и нехватка на трупе отдельных частей может вызвать излишние вопросы.
Я слегка ускоряю шаг, с удовольствием ощущая спиной ритмичное троекратное постукивание рюкзака, блаженствуя а весеннем тепле ясного воскресного денька и смакуя воспоминания об операции, провернутой с Майрой-9834.
Я упиваюсь чувством полной свободы и безнаказанности, зная, что являюсь, возможно, самой опасной личностью в целом Нью-Йорке. Но совершенно неуязвим и, по сути, невидим для этого сборища кандидатур, неспособных причинить мне никакого вреда.
Свет заставил его насторожиться.
Он вспыхнул красным за окном на улице.
Вспыхнул и погас.
И тут же снова вспыхнул, теперь уже синим.
Рука Делеона Уильямса с зажатой в ней телефонной трубкой медленно опустилась. Он разговаривал с приятелем, надеясь с его помощью разыскать своего бывшего работодателя. Тог скрылся из города после разорения принадлежавшего ему плотницкого производства, не оставив ничего, кроме долгов. Так, он не выплатил зарплату (больше четырех тысяч долларов) своему самому надежному работнику – Делеону Уильямсу.
– Леон, – голос в телефонной трубке звучат тревожно, – мне самому хотелось бы знать, куда сбежал этот паршивец. Он и меня оставил в подвешенном…
– Я тебе перезвоню!
Трубка со стуком упала на рычаг телефонного аппарата.
Ладони сильных рук Уильямса покрылись испариной, когда он осторожно взглянул в зазор между новенькими занавесками, повешенными им и Дженис только вчера (ему было мучительно стыдно, что они были куплены на ее деньги, – о, как он ненавидел сидеть без работы!). Источниками чередующихся красных и синих вспышек были проблесковые маячки, установленные в салонах двух легковых машин без других внешних признаков принадлежности к полиции. Два детектива в штатском выбрались наружу, расстегивая пиджаки – и не потому, что весенний день выдался теплым. Обе машины разъехались в противоположные стороны, заблокировав подъезды.
Детективы внимательно осмотрелись вокруг, затем, разрушив последнюю надежду Уильямса на какое-то уникальное совпадение, подошли к его бежевому «доджу», проверили номер, заглянули внутрь. Один стал говорить по рации.
Уильямс обреченно закрыл глаза, из груди у него вырвался вздох безысходности.
Она снова принялась за старое.
Она…
В минувшем году Уильямс познакомился с женщиной, обладавшей, как он полагал, помимо сексапильной внешности, такими качествами, как ум и доброта. Впрочем, это первое впечатление оказалось обманчивым. Вскоре после того, как между ними завязались серьезные отношения, она превратилась в лютующую ведьму – вечно недовольную, ревнивую, мстительную. Психически неуравновешенную… Уильямс терпел четыре месяца, и они стали худшим периодом в его жизни. Большую часть времени ему приходилось защищать ее же детей от нее самой.
Но, как известно, ни одно благодеяние не остается безнаказанным, и он вскорости угодил в тюрьму. Случилось так, что как-то вечером Летисия замахнулась кулаком на дочь за то, что та недостаточно хорошо отмыла кастрюлю. Уильямс инстинктивно схватил ее за руку, а плачущая девочка в страхе убежала. Ему удалось утихомирить взбешенную женщину, и на этом, казалось, дело было улажено. Однако несколько часов спустя, когда он сидел на веранде и размышлял, как бы отобрать у Летисии детей и определить их хотя бы к отцу, приехала полиция и арестовала его.
Летисия обвинила Уильямса в рукоприкладстве и в доказательство продемонстрировала синяки на запястье, оставленные его пальцами. Он не на шутку испугался и попытался объяснить, что случилось на самом деле, но полицейские все же были вынуждены забрать его. Дело дошло до суда. Дочь Летисии выразила желание свидетельствовать в защиту Уильямса, но тот ей не позволил. Его признали виновным в мелком хулиганстве и приговорили к нескольким дням общественных работ.
Тем не менее на суде Уильямс рассказал о жестоком обращении Летисии со своими детьми. Обвинитель поверил ему и сообщил в департамент социального попечительства. В дом Летисии наведалась с инспекцией сотрудница департамента, и детей передали под опеку отца.
И вот тогда Летисия просто лишила Уильямса покоя. Долгое время она преследовала его, но несколько месяцев назад вдруг исчезла, и тот уже начал думать, что опасность миновала…
А теперь снова появились копы. Уильямс не сомневался, что это ее происки.
Боже мой, сколько же еще ему терпеть?
Уильямс осторожно выглянул в окно и оторопел – детективы держали оружие на изготовку!
Его захлестнула волна страха. Он не удивится, если окажется, что Летисия серьезно поранила кого-то из детей, а потом свалила все на него. Можно было не сомневаться, она на такое способна.
У него затряслись руки, по широкому, искаженному ужасом лицу покатились большие слезы. Уильямса охватило неконтролируемое паническое чувство, впервые испытанное им на войне в иракской пустыне, когда у него на глазах приятель, постоянно улыбающийся негр из Алабамы, трансформировался в кровавое месиво после прямого попадания вражеской реактивной гранаты. До того мгновения Уильямс более или менее стойко переносил свист и песчаный душ от проносящихся поблизости пуль, равно как и потерю сознания от невероятной жары. Однако вид Джейсона, превращенного в ничто, глубоко потряс его психику. С тех пор Уильямс и начал страдать от синдрома посттравматического стресса. После курсового лечения его состояние улучшилось, он даже прекратил прием медикаментов, но теперь нервное расстройство опять стало проявляться в полной мере.
