Наталья Александрова - Сбылась мечта хулиганки
– И как не стыдно погоны позорить! – фыркнула я.
– Вы, как я уже говорил, неглупы и хладнокровны, – продолжал старик, не отреагировав на мои слова, – но как насчет вашего приятеля Германа Стебелькова? Не кажется ли вам, что, как только его вызовут в милицию и зададут там самый невинный вопрос, он со страху выложит все, что знает, и даже припомнит все, что давно забыл?
Удар был силен, я сразу не нашлась, что ответить, потому что старый пройдоха был прав: ненаглядный запоет в милиции, как жаворонок ранним утром.
– Что вы хотите? – спросила я.
– О, совсем немного! Мне же известны ваши финансовые обстоятельства. Да и Герману нужно помогать больной матери.
У меня в голове мелькнула удовлетворенная мысль, что старик ничего не знает про деньги, что лежали в камере хранения на вокзале.
– Я хочу немного – десять тысяч.
– Долларов? – спросила я, сделав испуганное лицо.
– Нет, рублей…
– Что? – Я вытаращила глаза. – Из-за такой мелочи…
– Каждый месяц, – объяснил Геннадий Сергеевич, застенчиво улыбаясь, – такая, знаете ли, солидная прибавка к пенсии. А вы уж как-нибудь расстарайтесь для старика. Согласитесь, что я не так много прошу.
– По-моему, вы не просите, а нагло требуете, – поправила я. – Кстати, вы же старик. Нужно бы о душе подумать в таком-то возрасте, а вы…
– Э, милая девушка! Вы себе не представляете, как скучна нищая старость! Абсолютно нечем заняться, все одно и то же. Что там муки ада по сравнению со скукой!
Тут я была полностью с ним согласна. Однако платить старому жулику не хотелось, потому что ясно как день: как только он почувствует некоторую слабину с моей стороны, он тотчас же удвоит, потом утроит сумму, затем войдет во вкус и не остановится, пока не отберет все деньги. Я не могу этого сделать – у меня самой пожилые родители. Но не убивать же его в самом деле? Вряд ли я сумею… И дело тут вовсе не в моральных соображениях. Старик начал первым, он вступил на скользкую дорожку шантажа, так что не может быть в претензии, если его укокошат. Шантажисты всегда рано или поздно плохо заканчивают свой жизненный путь – это пишут во всех детективных романах. Черт дернул меня связаться с ненаглядным, из-за него все получилось! Тут я немного покривила душой, потому что случилось-то все из-за меня, это меня кто-то хотел убить, но уж очень я была в тот момент зла.
Пока я так раздумывала, со скамейкой поравнялся крепенький невысокий мужичок с полной сеткой пустых бутылок в руке. Мужичок был на взводе, но не очень сильно. Он шел, профессионально поглядывая по сторонам в поисках тары.
– Эй! – предостерегающе крикнула я, но растяпа уже споткнулся о мою ногу и полетел прямо на старика, однако удержался и даже бутылки не разбил.
– Смотреть надо под ноги! – сердито буркнула я, глядя на свой испачканный ботинок, – мужик здорово отдавил мне ногу.
Я еще раз оглядела ботинок – вроде только запачкал, но не поцарапал кожу, так что не страшно – и обратилась к своему соседу:
– Не знаю, сможем ли мы договориться. Как-то все это неожиданно.
Он не отозвался.
– И вообще у меня нет таких денег, – продолжала я. – Вы хоть примерно представляете себе, сколько получает продавец в магазине? Моя зарплата меньше, чем вы требуете. И еще неизвестно, как отреагирует на это нен… Герман. Очень может быть, что он запаникует и побежит в милицию…
Снова мне никто не ответил. Я оторвалась от созерцания собственного ботинка и посмотрела на шантажиста. Он сидел, откинувшись на скамейку, в профиль ко мне и молчал. Меня вдруг поразила неестественная неподвижность его позы. Как странно.
– Геннадий Сергеевич! – позвала я сдавленным голосом. – Вам плохо?
Ему не было плохо, ему было никак. Мой сосед по скамейке был мертв.
Я осознала эту мысль, когда заметила небольшую ранку у него на шее – там, где кончался воротник рубашки, кстати, чистой. Совсем небольшая ранка, почти без крови…
Я в панике оглянулась, ища того мужичка с бутылками, но он исчез. Вроде бы только что шел себе по дорожке и вдруг пропал, как растворился в воздухе.
Вокруг по-прежнему смеялись и галдели, ели мороженое и слушали музыку, а я сидела на скамейке возле только что убитого человека и умирала от страха.
Кто его убил? Сомнений нет: тот самый мужичок с бутылками, что проходил мимо. То есть это, конечно, профессионал, раз даже я, сидящая рядом, не заметила, как это случилось. Но зачем было убивать старого шантажиста? Нет, мне-то как раз это на руку, но кому еще нужна была его смерть, кроме нас с ненаглядным? Мистика какая-то! Как только я в сердцах подумала, что хочу убить мерзкого шантажиста, сразу же появляется человек, который делает это за меня, да еще как профессионально!
Господи, да что же вокруг меня происходит?
Я подавила первый порыв вскочить и бежать отсюда как можно дальше. Нужно сделать вид, что я – это не я, и уходить не торопясь, пока кто-нибудь из прохожих не заметил, что с моим соседом неладно. Вместо этого я продолжала сидеть на скамейке, как дура, с вылупленными глазами, на всеобщем обозрении.
У входа в скверик показались двое милиционеров. Они заглянули сюда не по вызову, а просто так, для порядка. Если я сейчас не встану и не уйду, потом будет поздно. Пока никому не бросилась в глаза подозрительно неподвижная поза моего соседа, нужно делать ноги. Я встала и, сделав скучающее выражение лица, двинулась медленно прочь от проклятой скамейки. Милиционеры прошли мимо, один покосился, но я отнесла это на счет своего яркого макияжа.
На Невском здравый смысл покинул меня, и я побежала со всех ног. Зачем-то свернула на Садовую, хотя мне нужно было спуститься в метро и ехать домой, чтобы там спокойно подумать обо всем. Вместо этого я проскочила галереей Гостиного двора, влетела в Апраксин, пробежала его быстро, глядя невидящими глазами на выставленные товары. Помню только, что один раз остановилась, заглядевшись на вечернее платье. Глаза у меня не зеленые, как у большинства рыжих, а светло-серые. Платье тоже было серебристо-серое. Я даже осведомилась о цене, хотя мне и раньше-то совершенно ни к чему было длинное вечернее платье – носить его некуда, а уж в нынешнем моем положении только платья не хватало! Черного киллера соблазнять в нем, что ли!
Не снижая темпа, я вылетела из «Апрашки», сбив с ног какую-то тетку с полосатыми челночными сумками, и с разбегу врезалась в толпу на Сенной площади. Там было форменное столпотворение. Народ шел с работы, толпился у продуктовых ларьков и мощным революционным потоком вливался в метро. И тут я не послушалась голоса разума и не повернула к метро, а побежала дальше. До сих пор удивляюсь, как у меня тогда не сперли кошелек. В «Апрашке» и на Сенной воруют еще как, а я была в таком состоянии, что обчистить меня мог пятилетний ребенок.
Опомнилась я только, когда пролетела Садовую и оказалась на углу Вознесенского проспекта. Прилично отмахала, даже ноги устали! Я присела передохнуть в скверике, хотя после того, что случилось в «Катькином садике», садовая скамейка наводила на меня ужас. Однако сумка была застегнута, и все в ней на месте – кошелек, косметичка. Я поглядела на себя в маленькое зеркальце – все было в относительном порядке. Выражение лица, правда, какое-то не мое, но со стороны этого никто не заметил бы. Очень неприятно было торчать одной на скамейке, потому что внезапно я ощутила, что за мной наблюдают. Разумеется, это было нервное – уж если бы мой преследователь, черный киллер, хотел убить, он сделал бы это там, в «Катином садике». Ведь убрали же шантажиста прямо у меня и у огромного количества людей на глазах!
По прошествии времени я смогла думать об этом событии относительно спокойно. Очевидно, бег по пересеченной местности позволил выпустить излишки адреналина из крови, и ко мне вернулось обычное хладнокровие. Да, согласилась я, мерзкого старикашку убрали, поделом ему, мне нисколько его не жалко. Но сделал это виртуоз, мастер своего дела. Несмотря на жуткую профессию, которую выбрал этот человек, я не могла не восхититься его мастерством.
Теперь вернемся к черному киллеру. Два раза он уже меня упустил. То есть убил, но не тех людей. Это говорит о том, что он вовсе не такой уж квалифицированный убийца. Ну, конечно, досадное стечение обстоятельств, с каждым может случиться, да и я веду себя вовсе не как корова, спокойно бредущая на бойню. Но тем не менее, раз было две попытки, то будет и третья. В квартиру ко мне киллер вряд ли сунется – там мать все время дома. Все же с двумя женщинами справиться потруднее, чем с одной. На улице или в метро открыто стрелять или ударить ножом тоже рискованно. А вот, к примеру, выстрелить из винтовки из окна той вон башенки, когда я сижу тут, как дура, на скамейке и весь скверик виден как на ладони, очень даже просто.
Напротив через дорогу находился большой дом с башенкой наверху. В доме располагались какие-то учреждения, это было понятно по вывескам, но сейчас высокие двери открывались редко – рабочий день давно кончился. Я дернулась было вскочить и бежать, но внутренний голос спокойно произнес, что вряд ли киллер засел в башне, он же не мог знать заранее, что я сюда прибегу. Я приободрилась и осознала, что зверски хочется есть. Домой, к маме, наесться супу и наконец спокойно подумать о том, что случилось сегодня в «Катином садике».
