Наталья Солнцева - Следы богов
– Купил в антикварном магазине, – соврал Багиров.
– Да? И сколько вы заплатили, простите за нескромность?
– Много.
– Не сомневаюсь, – задумчиво произнес эксперт. – Очень интересная вещь. Но… вы уверены, что кинжал действительно антикварный?
– Если бы я был экспертом, то вы бы пришли ко мне, а не я к вам, – улыбнулся Багиров. – Каков примерно возраст этой вещи?
Старик прищурился и с сомнением покачал головой.
– Не могу сказать. Современная манера изготовления холодного оружия принципиально иная. Рукоятка из халцедона… это странно. Сам халцедон тоже вызывает недоумение. Хотя… – старик провел пальцами по лезвию. – Нет, не знаю. Кинжал острый, как бритва… на нем совершенно не заметно никаких следов времени. Такое впечатление, что он минуту назад вышел из рук мастера.
– Кто мог бы сделать такой нож, как вы думаете?
Эксперт пожал тощими плечиками, обиженно нахохлился. Он не знал ответа, но признаваться в этом не хотел.
– Понятия не имею, – все же промямлил он, протягивая кинжал посетителю. – Из современных мастеров никто. У меня глаз наметанный.
– Жаль…
– Вы мне визиточку оставьте, – пробормотал старик. Ему было неловко, что человек уходит ни с чем. – Если что придет в голову, я вам позвоню.
Багиров поблагодарил старика, поднялся и вышел. Из кабинета эксперта ступеньки вели наверх, в крытую каменную галерею. Начальник службы безопасности на миг почувствовал себя неуютно. Как будто пытался заглянуть туда, куда не следовало. Через минуту это мимолетное ощущение исчезло.
Из подсобных помещений музея, расположенных в бывших монастырских постройках, мощеная камнем дорожка привела его к воротам. За кирпичным забором сновали троллейбусы, торопливо шагали по-летнему одетые прохожие, ярко светило солнце. Группа иностранцев с фотоаппаратами и видеокамерами оживленно переговаривалась, показывая на ослепительные купола монастырской церкви. Их туристический автобус приткнулся в тени деревьев. Когда Багиров проходил мимо, он поймал на себе ленивый взгляд изнывающего от скуки водителя. Невольно позавидовал:
«Везет тебе, братец. Сидишь, дремлешь. А у меня еще дел невпроворот».
Он уже забыл, когда мог позволить себе вот так сидеть, ни о чем не думая, никуда не торопясь.
– Поехали, – Багиров сел в служебную машину, назвал шоферу адрес. – Да побыстрее.
– Это ж на самую окраину пилить надо, – недовольно ворчал молодой парень с модно подбритыми висками. – Раньше чем через час не доберемся.
Багиров пререканий не терпел.
– Если через тридцать минут не будем на месте, ты уволен, – спокойно сказал он, откидываясь на спинку сиденья.
Ему надо было кое-что проанализировать.
Парень понял, что начальник не шутит, и погнал во весь опор, не обращая внимания на светофоры.
– Куда сворачивать? – спросил он Багирова, когда вдоль дороги потянулись промышленные корпуса, трубы, склады и ангары.
– Давай налево.
Промышленная зона поражала унынием, вековым слоем пыли и копоти, грязью, запустением. Так вот где прошло детство Паши Широкова…
Сам Багиров вырос в Одессе, на зеленой тенистой улице, которая вела к морю; привык к сладкому морскому воздуху, запаху цветущих каштанов и старым одесским дворам, где по стенам вился виноград, а на балконах цвели герани и фуксии.
На диком одесском пляже он познакомился с молодой москвичкой, влюбился, женился и переехал в столицу.
– Здесь останови, – сказал он водителю.
Бывшее заводское общежитие нуждалось в капитальном ремонте, и людей из него большей частью выселили. Рядом начали строить панельное двухэтажное здание – то ли дом быта, то ли детский сад, – да так и забросили. По пустым оконным проемам росли кустики и деревца, фундамент скрылся в густо разросшемся бурьяне, черном от хлопьев сажи. Резко пахло аммиаком и чем-то кислым. В больших лужах поверхность была затянута жирной радужной пленкой. Неподалеку шумела запруженная земляной плотиной речка-вонючка.
Багиров, стараясь не дышать, зашагал к общежитию. Здесь, по предварительным данным, некогда проживал Жорка Пилин, давний враг Широкова.
За грязными оконными стеклами первого этажа виднелись тюлевые занавески, проложенная между рамами вата. Обшарпанная дверь оказалась открытой, и Багиров вошел, погрузившись в полумрак, пропахший щами и кошачьими экскрементами.
– Здесь есть кто-нибудь? – громко спросил он, не решаясь двигаться дальше.
Из длинного коридора вели в комнаты несколько дверей, а в самом конце, по-видимому, находилась общая кухня. Оттуда валил густой пар. «Кто-то вываривает белье», – догадался Багиров.
– Тебе чего? – спросила выросшая будто из-под земли тетка с пропитым лицом.
– Я ищу Жору… Георгия Пилина.
– А-а… Жорку-то? – неопределенно повела носом тетка. – Надысь уже приходили, разыскивали. Снова чего натворил?
– Вы здесь давно живете? – спросил Багиров, уходя от ответа.
– Давно. Почитай, лет сорок. С тех пор как из деревни приехала, тут и живу.
Он достал из пакета бутылку водки и палку колбасы. Это должно произвести на тетку впечатление. Так и случилось. Она уставилась на бутылку, и ее взгляд потеплел.
– Ты заходи, касатик, – прогундосила она, гостеприимно распахивая дверь комнаты. – Чего на колидоре стоять?
Багиров с опаской протиснулся между двумя железными пружинными кроватями, на удивление чисто застеленными, с горами цветных подушек и подушечек. У окна стоял покрытый клеенкой стол и два колченогих стула.
– Проходи, касатик, присаживайся, – ворковала тетка, не отрывая глаз от бутылки. – Зачем тебе Жорка-то? Неужто денег должон?
– Вроде того…
– Ах, бузотер окаянный! Прохиндей! – тетка метнулась к полке, достала два стакана, тарелку, нож, половину буханки хлеба и вернулась за стол.
Багиров разлил водку. Тетка, не дожидаясь тоста, схватила свой стакан и одним движением опрокинула в рот, глотнула. Закусывать не стала, уставилась на гостя, ожидая очередной порции водки. Но тот не спешил наливать.
– Как мне Жору найти? – спросил Багиров, с отвращением глядя на плохо вымытый стакан. Пить из него он не собирался.
– Дак… откуда ж я знаю? – удивилась тетка. – Он здеся год как не появлялся. Ушел к сожительнице, а комнату сдал барыгам каким-то. Теперь ходи да оглядывайся, кабы последнее не потащили. Надысь у Прохоровны кошелек пропал. Крику было! Она на меня подумала. Раз я люблю выпить, значить, воровка. А я сроду чужого не брала. Ни-ни! Это все барыги те-то. Они, точно!
Наливая в теткин стакан раз за разом небольшие порции водки, Багиров разузнал у нее о Пилине все, что можно было. Жорка рос парнем непутевым, хулиганил, ввязывался в драки. Одно слово – безотцовщина. Попал в тюрьму, отсидел пять лет. Мать его умерла от горя, не дождалась. Сестра в Норильск уехала, денег подзаработать, вышла там замуж и осталась жить. А Жорка скитался, с бабами путался, пил. Потом вроде повезло ему, какие-то дружки на хорошую работу устроили.
– Куда? – уточнил Багиров.
– На заправочную станцию… где бензин, – с трудом вспомнила тетка. – Уборщиком. У него тогда деньги появились. А потом, не знаю, что там произошло, – выгнали его. У Жорки характер говнистый, он нигде подолгу не уживался. Ни с бабами, ни на работе.
– А где он теперь? Как его найти?
– У него сожительница была, Маруська, – сказала тетка. – К ней и ушел.
Она весьма приблизительно объяснила Багирову, где работала Маруська.
– На фабрике. Кажись, там, где нитки красят…
Ни фамилии Маруськи, ни ее адреса тетка не знала.
– Может, кто-то из других жильцов знает, где разыскать Пилина? – спросил Багиров.
– Здесь никого, окромя меня, старожилов нету, – разочаровала его тетка. – Кто помер, кто уехал давно. Только я да Жорка и осталися.
– А Прохоровна?
– Она всего месяц, как переехала. Дети загрызли. У ней два сына, оба пьяницы. Нигде не работают, всю бабкину пенсию пропивают, да еще и дерутся. А тут ейная сестра жила, полгода как померла. Прохоровна ее комнатку и заняла. Чтоб от детей, значить, быть подальше…
Глава 18
Чай Роза Абрамовна заваривала по собственному рецепту, – крепкий и душистый, с листьями мяты. К приходу Леночки она напекла домашнего печенья, и теперь на всю квартиру благоухали ваниль и корица.
Такса сидела у ног гостьи, не сводя глаз с печенья.
– Не давайте ей, – добродушно посмеивалась госпожа Шамис. – В преклонном возрасте много сладкого кушать не рекомендуется. А мы с Мусей давно уже не девушки. Правда, Муся?
Лене все больше нравилась Роза Абрамовна. Она относилась к типу женщин, которым любой возраст к лицу. Есть люди, принимающие каждый год жизни как наказание. Особенно, когда возраст переваливает за шестьдесят. Они и умирать не хотят, и живут самим себе в тягость. А есть такие, как госпожа Шамис – которые пользуются каждым мгновением времени с нескрываемым удовольствием. И даже заражают окружающих этой своей жаждой впечатлений, жизненным азартом.
