Анна Данилова - Цветок предательства
– А вы думаете, что мне все это приятно?
– Но получается, что ваш брат, и без того ревнивый, сам дразнит себя, подглядывая за своей бывшей женой в тот момент, когда она принимает у себя других мужчин. Скажите, он не говорил вам, что когда-нибудь не выдержит и убьет ее? А заодно и ее любовников? Разве вы не понимали, что все эти ваши совместные с ним действия лишь провоцируют вашего брата и толкают его на преступление?!
Шитов ничего не ответил. Он сидел, уставившись в чистый лист бумаги, который ему дал Зосимов, и тяжело дышал.
– Адрес вашего брата! Немедленно!
13. Лиза
Это был один из самых странных вечеров в моей жизни. Новоселье, которого так ждала Лена, превратилось в какую-то исповедь глубоко несчастного и очень одинокого человека, который к тому же еще попал в весьма опасное положение.
Ничего не зная о моем визите к Веронике, Максим Шитов, испытывая, как я полагаю, сильные и искренние чувства к Елене, решил сам, не дожидаясь, когда грянет гром, рассказать нам свою историю из первых рук.
Сначала мы, конечно, выпили за новоселье. Лена так нервничала, что у нее дрожала рука, держащая рюмку. Потом мы выпили еще, за все хорошее. И только когда в нашей крови появилось расслабляющее тепло и мы, по мнению Максима, были готовы воспринять его рассказ, он заговорил.
С его слов получалось, что все цветы, которые я видела в квартире Вероники, были куплены и подарены им от имени больного брата Аркадия, виновного в аварии, приведшей к бесплодию Вероники. Вот и вся, собственно говоря, история.
Понятное дело, что мы с Леной промолчали о том, что не всегда следует потакать психически нездоровым людям, тем более что Максим этим мог лишить сам себя личной жизни. Ведь женщина, в которую он был влюблен, по иронии судьбы, сама продавала ему дорогие букеты, предполагая насыщенную бурную жизнь своего постоянного покупателя.
И вся эта история была бы благополучно позабыта, если бы не роковое стечение обстоятельств, в результате которых Максим оказался в квартире убитой Вероники.
Он сидел, обхватив ладонями голову, и рассказывал о ее звонке, о том, как она сама попросила его приехать к нему.
– Конечно, я не должен был приезжать, тем более что она и раньше звонила мне, звала, когда ей требовалась помощь или просто так, спьяну. Я должен был оставаться здесь, в этой квартире, и готовиться к новоселью. Но, видимо, так уж я устроен, не могу отказать человеку, который просит меня о помощи. Мне и от бредовых просьб Аркадия надо было отказаться, ведь получилось, что это не мой брат, а я сам оказался в тупике, из которого не знал, как выбраться.
Мы с Леной слушали его молча, не перебивая. Но я понимала, что Лена так же, как и я, недоумевает, почему взрослый и в общем-то серьезный человек проживает как бы не свою жизнь, ставя себя в неловкое положение перед всеми, кто его знает. Разве он не понимал, что рано или поздно все это должно было закончиться, что всему, даже безумным поступкам приходит конец. Тем более что он предчувствовал это.
– Я знал, знал, что непременно что-нибудь случится, но я был уверен, что это будет связано с Аркадием и уж никак не с Вероникой. Что он наконец-то успокоится и забудет Веронику. Или что в его голове что-нибудь щелкнет и он откажется от своей затеи выпросить, вымолить у Вероники прощение.
– Он вообще как, адекватный? – спросила осторожно Лена. – Ваш брат?
– Если бы не эта история с Вероникой, то я счел бы его совершенно нормальным, – ответил Максим.
– Значит, Вероника – это его самое больное место. А что Вероника? Что она говорит? Как она к нему относится? Что, уж так ненавидит?
– Да я бы не сказал. Думаю, она не из тех женщин, которые горюют из-за отсутствия детей. Ее напрягало то, что ее муж – инвалид. Я вообще думаю, что развод, который был предложен Аркадием как средство освобождения Вероники от неприятных для нее обязанностей по уходу за больным, был вполне достаточной ценой за потерю ребенка. Возможно, я говорю сейчас чудовищные вещи, но надо знать Веронику… Она никогда не горела желанием иметь детей, я уверен, что тот выкидыш просто случайность, что если бы не авария, она пошла бы и сделала аборт, как делала это постоянно, насколько мне известно. Больше того, я бы не удивился, если бы узнал, что она вообще выдумала этого ребенка.
Лена бросила на меня быстрый взгляд, я кивнула, давая ей понять, что вполне разделяю его предположение, ведь я видела Веронику и имею о ней представление.
Мы бы могли говорить на эту тему еще долго. Но Лена скорее всего пощадила бы Максима и не стала бы развивать «цветочную» тему. Главное она для себя уяснила – цветы предназначались не для любовницы Шитова, а для бывшей невестки. И хотя в эту историю верилось с трудом, расскажи ее кто-нибудь другой и не побывай я в квартире Вероники, Максиму мы поверили и были уже близки к тому, чтобы окончательно сменить тему, как вдруг Максим сказал фразу, которая прозвучала как бомба!
– Веронику застрелили.
Мое воображение тотчас нарисовало лестничную площадку с плохо промытым полом. А что еще я могла представить, когда это именно я замывала кровь молодого парня с пола?
Максим рассказал о том, как приехал к Веронике и увидел ее труп. И убили ее буквально перед его приходом, поскольку ее рука, к которой он прикоснулся, была теплой. Да и кровь еще продолжала сочиться из раны в сердце.
Признался он и в том, что попросту сбежал оттуда, так как никогда не доверял полиции и прокуратуре, а потому решил сделать все возможное, чтобы его имя если и появится в деле об убийстве, то лишь как родственника погибшей.
Сказал, что сам позвонил с заправочной станции и измененным голосом сообщил об убийстве, назвав адрес. Что, возможно, совершил ошибку, поскольку его голос впоследствии может быть идентифицирован. Кроме этого, сокрушался Шитов, он точно знает, что во дворе дома установлены камеры видеонаблюдения. И что они засекли его, когда он входил в подъезд и когда выходил. И если не найдут настоящего преступника, то в убийстве обвинят его, Шитова.
– Я хотел, как лучше, я хотел жить своей жизнью, – сказал он, обращаясь уже к Лене и имея в виду, как я поняла, их зарождавшийся роман, – но теперь я втянут в эту историю, меня рано или поздно задержат, повесят на меня это убийство…
Глаза Лены наполнялись слезами. На нее было больно смотреть.
– Что я могу сделать для вас, Максим?
– Ничего! – он даже замахал руками. – Вы могли бы подумать, что мне, к примеру, нужно от вас алиби или что-нибудь в этом роде… Нет! Я рассказал вам об этом с одной лишь целью: чтобы вы услышали это от меня, а не от других. И главное, чтобы вы поверили мне, что это не я убил Веронику. Вот, собственно говоря, и все. А теперь вам пора. В случае, если вас начнут расспрашивать обо мне, расскажите все как есть. Что я у вас, Лена, покупал цветы. И что это у вас, Лиза, я снял квартиру. Во всяком случае, это не преступления.
– А если спросят, знаем ли мы что-нибудь об убийстве Вероники?
– Не думаю, что вас об этом спросят. Уверен, что вам вообще не нужно ничего говорить по этому поводу. Да, и еще… К тебе, Лена, в магазин наверняка придут и станут задавать вопросы, связанные с этими проклятыми цветами. Возможно, в квартире отыщутся чеки из магазина, а это значит, что по ним вычислят твой магазин и придут к тебе. Станут задавать вопросы обо мне, знаешь ли ты покупателя, который покупал у тебя цветы.
– И что мне отвечать?
– Да что хочешь, я же действительно у тебя покупал цветы, конфеты для Вероники. Другое дело, что тебе потреплют нервы. Вот из-за чего я переживаю. Но главное, прошу тебя, что бы ни случилось, не верь, что это я убил Веронику. А теперь уходите. Я не знаю, найдут меня здесь или нет, но позвонить могут в любую минуту…
Мы с Леной встали из-за стола в полной растерянности.
– Постойте, Макс… Но так нельзя. Вы же не убивали, так почему же вы говорите о вашей роли в этой истории с такой обреченностью? Если предположить, что у Вероники были любовники, то ее мог убить один из них или, к примеру, жена ее любовника… Да мало ли кто!
Она была возмущена, и я понимала ее. Я, женщина, так сильно разочаровавшаяся в мужчинах, что и слышать о них ничего не желала, переживала за Шитова всем сердцем! Ох, если бы не эти камеры видеонаблюдения во дворе, мы с Леной помогли бы Максиму с алиби.
И тут меня пронзила мысль, что и я, должно быть, попала в объектив этого смертоносного прибора. А что, если и меня заподозрят в причастности к убийству?
Лена, которая раньше меня поняла это, схватила меня за руку: мол, молчи, не признавайся даже Шитову, что ты там была незадолго до убийства Вероники. Во всяком случае, именно так я поняла этот ее жест.
Я вышла из своей квартиры (которая теперь была жилищем Шитова) первая, дав возможность Лене попрощаться с Максимом.
