Лабутены для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич
Вода пробралась под купальник, исподволь закрадываясь в каждую складочку и щелочку… Кира почувствовала томление – смутное, неясное, расплывчатое, как бывает во сне, когда чувствуешь, что тело твое готово выгнуться навстречу чужой, космической ласке.
«Как хорошо… – думала она. – Наверное, людям, которые могут себе позволить проводить на Лазурном побережье по полгода, все здесь уже давно не кажется таким волшебным. Бедные, бедные! Как я им сочувствую…»
«Вот, например, эта яхта, – теперь Кира отчетливо, и во всей красе, могла разглядеть белоснежное суденышко, мерно качающееся на воде метрах в ста от нее. – Она вышла в море на рассвете, а может, и вовсе не подходило на ночь к причалу… Интересно, чья она? Наверное, ее снимают в складчину три-четыре пузатых бизнесмена из Парижа, которые денно и нощно разговаривают о делах и деньгах, а их фотомодельные жены ежечасно меняют наряды и портят палубу острыми каблуками… А как, интересно, она называется?»
Еще несколько десятков мощных гребков и расстояние сократилось настолько, что Кира смогла прочесть золотую вязь на кипенно-белом борту. И поняла, что толстые парижские бизнесмены не имеют к этой дорогой посудине ни малейшего отношения. Яхта называлась «Бегущая по волнам», причем знаменитое литературное имя написано по-русски! Значит, ей передают привет земляки, причем не чуждые некоторой интеллигентности, во всяком случае, читавшие Александра Грина!
Коротко рассмеявшись, Кира нырнула, развернулась, быстро, как русалка, проплыла несколько метров под водой, вспугнув стайку пригревшихся на утреннем солнце полосатых мальков, и неспешно поплыла к берегу.
На белой, как сибирский снег, трехпалубной моторной яхте «Бегущая по волнам», на самом деле находились трое. Это если не считать капитана, моториста, и двух матросов – все они скрылись в рубке и машинном отделении. Потому у разговора, который происходил сейчас под парусиновым тентом за заставленным фруктами и шампанским столом, не было ни одного постороннего слушателя.
– Зачем ты приехал? – брюзгливо спрашивала высокая сухопарая дама, в широкополой шляпе, с жемчужным ожерельем на увядшей шее. На ней было летнее, сильно открытое платье. Несмотря на набирающую силу жару, вид пожилой женщины в девичьем сарафане с разрезами на месте рукавов вызывал острую жалость: бедняга столь же старательно, сколь и безуспешно старалась казаться моложе.
Вопрос был обращен к высокому широкоплечему мужчине лет тридцати пяти, одетому в белый парусиновый костюм. Сидя у накрытого стола, но не притрагиваясь к еде, он, иронично изогнув бровь, разглядывал третьего участника застолья – длинноволосого лет двадцати пяти парня в хлопковых шортах и расстегнутой на груди цветастой рубахе. Парень ел персик, тыльной стороной ладони утирая сбегавший по подбородку сок, и улыбался прямо в глаза своему визави.
– Зачем ты приехал, Андрей? – снова спросила дама. Она нервно проворачивала на пальцах перстни с отборными, такими же, как в ожерелье, будто светящимися изнутри, жемчужинами. Стоимость этого ювелирного комплекта позволяла купить еще одну яхту, не хуже «Бегущей по волнам».
– Странный вопрос. Разве я не могу навестить тебя? – ответил человек в парусиновом костюме.
– Ты мог бы просто позвонить!
– Я решил своими глазами увидеть твое новое увлечение, мама. Как его зовут?
Длинноволосый парень улыбнулся Андрею и взял со стола еще один персик. Речь шла о нем, но эта сторона вопроса его как будто не занимала.
– Познакомь нас.
– Ах, оставь, Андрюша! Зачем это нужно? Ты не должен был приезжать… – на открытой груди проступили красные пятна. – Артурчик, познакомься. Это мой сын, Андрей.
Не вставая с места, любитель фруктов отвесил Андрею легкий поклон. Светлые волосы на секунду скользнули вниз, повисли по обеим сторонам лица и снова были отброшены за спину.
– Дорогая Элеонора, у тебя такой взрослый сын, – пропел Артур, лаская глазами свою повелительницу. – Просто удивительно, при твоей сияющей молодости…
Андрей хмыкнул. Откровенное вранье, граничащее с наглостью, вызвало у него легкую оторопь. При этом Артур продолжал сидеть напротив, безмятежно покачивая обутой в сандалию ногой, и улыбался Андрею так, будто был с ним в каком-то омерзительном сговоре.
– Ну вот, познакомила. Что-нибудь еще? – Выражение лица у Элеоноры приобрело плаксивое выражение.
– Ты не очень-то ласково меня встречаешь, мама.
– Ах, боже мой! Ну неужели ты не понимаешь, что своим приездом мешаешь мне! У тебя отпуск? Отпуск. Но для отпуска в мире так много прекрасных мест, а ты почему-то приезжаешь именно сюда!
– Почему ты не допускаешь мысли, что я просто соскучился? Мы не виделись почти год!
– Ты бы мог позвонить, – повторила она, теребя перстни.
Возникла пауза. Был слышен плеск моря о борт яхты и вежливо-приглушенное чавканье Артура – персики на столе закончились, и он принялся за абрикосы.
– Но по телефону нельзя обсуждать деловые вопросы. А ты знаешь – отцовские активы мне бы очень понадобились, чтобы выбраться из затруднительного положения. Я ведь последнее время балансирую на грани разорения! – сохраняя сдержанный тон, заметил Андрей.
– Я не разбираюсь в твоих делах! И в делах твоего отца не разбиралась. Но я имею право пользоваться его наследством и отдыхать, наконец! – Элеонора повысила голос.
– Но я тоже имею право на наследство!
– Мы же уже сто раз говорили на эту тему. И юристы тебе объясняли: раз ты не вписан в завещание…
– Он просто не успел меня вписать… Но, кроме юридических прав, есть родственные отношения…
– Уезжай, Андрей. Я прошу тебя. Наш совместный отдых не закончится ничем, кроме неприятностей, я это чувствую… Дай мне проводить время так, как я хочу.
– Тебе следовало бы помнить, что ты проводишь его на мои деньги!
– Зачем ты это говоришь?! – взвизгнула Элеонора. – Ты намерен попрекать меня? Попрекать куском хлеба?! Меня, свою мать?!!
– Твой кусок хлеба, как ты это называешь, сдобрен изрядной порцией черной икры. И я никогда не стал бы упрекать тебя, если бы ты снова не начала играть в эти игры с юнцами втрое моложе себя, которые выставляют тебя на посмешище! Если бы ты просто швыряла деньги налево и направо, я бы не сказал тебе ни слова. Хотя, видит бог, они бы помогли мне восстановить отцовский бизнес! Но ты снова связалась с каким-то прощелыгой, готовым обобрать тебя до нитки. Прошлая история тебя ничему не научила, мама!
Прекратив чистить апельсин, Артур поднял на Андрея прозрачные глаза. Впервые за все время в них сверкнуло хоть какое-то чувство. Обида?
– Тебе не следует так говорить со мной, сынок. – Голос матери стал дребезжащим, режущим слух.
– А тебе следовало бы помнить, что ты уже не девочка! Тебе шестьдесят два года!
– Пошел вон! Вон! – завизжала дама, вскакивая с места. Лицо ее горело, как будто он только что надавал ей по щекам. – Пошел вон! Я тебя ненавижу!
Побледнев, Андрей тоже поднялся. Теперь они смотрели друг на друга, как давние враги.
– Никогда, никогда больше не приближайся ко мне! Щенок! – кричала она, поднимая к лицу сжатые кулаки.
Он шагнул к ней. С силой взял за локти, подержал и… отпустил. Развернулся, посмотрел на Артура – тот продолжал индифферентно работать челюстями.
– Желаю вам счастья! – отвесил ему шутовской поклон Андрей. – И вам! – поклонился он матери, помахав у самой палубы воображаемой шляпой. – И вам! – склонился он в поклоне высунувшемуся из рубки капитану.
– Спасибо, Андрей Максимович, и вам не хворать… – проговорил потрясенный капитан, но Андрей его не услышал. Одним прыжком перемахнув через борт, он, как был, в парусиновом костюме и летних туфлях, «ласточкой» вошел в море, оставив за собой фонтан сверкающих брызг.
Дама завизжала. На яхте поднялась суета, по палубе забегали, кто-то спустил за борт канат, капитан сдирал с кормы спасательный круг… Но все это было уже не нужно.
Не обращая внимание на суматоху позади себя, Андрей мощным кролем плыл к берегу, загребая воду ровными взмахами рук. Чувствовалось, что он тоже хороший пловец!
