Дональд Уэстлейк - Полицейские и воры
– Верно. И знаем, как их избежать. Том глубоко вздохнул.
– Подумать только, целых два года, – сказал он. Джо озадаченно моргнул:
– Два года?!
– Да, придется подождать, пока эта история не уляжется. Джо сморщился, как от боли. Он хотел что-то возразить, но решил все же согласиться с этим предложением и, нехотя сдаваясь, проворчал:
– Да, наверное. Ну ладно, два года – так два года!
ТОМ
Спустя неделю после моего визита к Вигано я уже много чего знал насчет акций и облигаций, насчет финансовых контор и Уолл-стрит. Волей-неволей мне пришлось этим заниматься, раз уж мы собирались стянуть там десять миллионов долларов.
Район Уолл-стрит занимает только пять кварталов, но разные финансовые конторы разбросаны по всей территории ниже Сити-Холл, на Пайн-стрит, на Иксчендж-Плейс, на Уильям-стрит, Нассо-стрит и Майден-Лейн.
Я слышал, что про Уолл-стрит говорят, будто это единственный район Нью-Йорка, который очень похож на Лондон. Ничего не могу сказать по такому поводу, поскольку в Лондоне никогда не был, только знаю, что здесь очень узкие и извилистые улочки с тесными тротуарами и теснящимися друг к другу зданиями крупных банков. Писатели всегда сравнивают этот деловой район с каньоном, и я могу понять почему. В районе Уолл-стрит такие узкие улицы и такие высокие здания, словно налезающие друг на друга, что солнечные лучи проникают сюда только в самый полдень.
Впервые за всю мою жизнь до меня стало доходить, что нарушить закон почти так же трудно, как и защищать его. Я всегда считал, что гораздо тяжелее быть полицейским, чем жуликом, но, вероятно, я ошибался; только оказавшись в шкуре другого, можно полностью понять его.
В нашем деле было о чем подумать, особенно обо всех деталях. Например, днем или ночью лучше совершить ограбление, стоит ли проводить отвлекающий маневр, как мы предполагали. Затем – как точно узнать, что мы берем именно те бумаги, которые нам нужны, ведь до сих пор мы с Джо и понятия не имели обо всяких там акциях и бонах. И как нам смыться после ограбления по этим тесным улочкам, где всегда полно народу. Как прятать добычу до того, как продадим ее Вигано, хотя мы всегда говорили друг другу, что должны украсть то, что нам не придется хранить.
Но так уж оно получалось. И финансовые конторы не упрощали нашу задачу. Они охранялись, как и банки, впрочем, нет – даже еще строже.
Сейчас я объясню, в каком трудном положении мы оказались. Во-первых, на Уолл-стрит имелось специальное отделение полиции, которое занималось исключительно преступлениями, связанными с кражей, подделкой и прочими махинациями с ценными бумагами. В этом отделении работали копы, знающие о финансовом мире больше, чем издатели “Уолл-стрит джорнал”, и они постоянно дежурили в конторах, беседовали с начальниками персонала, охраны, проверяя, как они ведут дело и защищают себя. Так что для того, чтобы поставить их всех на ноги по тревоге, требовался лишь один телефонный звонок.
Кроме того, в каждой крупной финансовой конторе были отделы внутренней охраны, то есть частные охранники в форме, специальные досье, телекамеры, и обычно всем этим заведовал бывший полицейский или агент ФБР. А это парни, которые относятся к охране своих контор как к сверхсекретным атомным исследовательским лабораториям, и вся их работа заключается только в том, чтобы следить в оба, как бы ни одна из тысяч бумаг, которые ежедневно проходят через Уолл-стрит, не дай Бог, не пропала и не была украдена.
Иногда такое все-таки случалось. Но обычно вор, который крадет ценные бумаги, как раз там и работает, и для этого имеются веские причины. Все акции, облигации, так же как и долларовые банкноты, имеют серийные номера. Самый доступный способ украсть ценные бумаги и доставить руководству конторы и полиции головную боль – это устроиться на работу в такую контору и подделать записи, чтобы начальство не узнало о краже. Что касается бумаг на предъявителя, то для жуликов типа Энтони Вигано, видимо, не представляет трудностей с помощью своих экспертов и каналов изменить номера и реализовать облигации законным образом, но, чтобы украсть их, опять-таки нужно было работать на Уолл-стрит в одной из финансовых контор.
Но даже если бы нам удалось со стороны проникнуть в контору и очистить ее хранилище, мы рискуем нарваться на охрану, и тогда черта с два выскочишь оттуда с добычей. Несколько лет назад в здешних местах закрылся один из банков, и на освобожденную площадь должен был въехать какой-то ресторан. Однако сначала пришлось вывозить сейфы из хранилища, и все чертовски намучились с этим делом. Мало того, что в нем оказалось полно проводов от сигнализации, мало того, что там были бетонные стены толщиной шестнадцать дюймов, вдобавок усиленные металлическими прутьями, так еще во всю длину хранилища тянулись две стены, а пространство между ними, как оказалось, заполнял ядовитый газ. Рабочие, разбиравшие эти перегородки, вынуждены были работать в противогазах.
По-моему, стремление хозяев конторы обеспечить сохранность своих богатств на этот раз уже выходило за рамки здравого смысла.
Тем не менее мы с Джо имели некоторое преимущество по сравнению с обыкновенными взломщиками сейфов или нечестными служащими. У нас была возможность доступа к материалам полицейского управления, к закрытой информации, в частности о системе сигнализации и других мерах охраны, организованных в конкретной финансовой конторе, на которой мы решили остановиться.
Одна из этих контор, показавшаяся нам многообещающей, называлась “Паркер, Тобин, Итспул и К°”. Помещалась она в многоэтажном офисном здании на углу Джон-стрит и Перл-стрит, и в один прекрасный день я двинулся туда осмотреться.
В здании оказался типичный для этого района небольшой вестибюль – не любят финансовые воротилы понапрасну разбрасываться дорогостоящей площадью, – и в нем три лифта. Облюбованная нами контора, “Паркер и пр., и пр.”, занимала шестой, седьмой и восьмой этажи, но я уже знал, что мне нужен седьмой этаж, так как к тому времени нарыл в управлении полиции схему системы сигнализации.
В лифте было битком народу, и на седьмом этаже нас вышло трое. Это меня устраивало, потому что давало мне возможность поболтаться там и все разнюхать, пока остальные двое, сразу направившись к стойке, будут заниматься своими делами.
Двери лифта выходили в довольно просторный, широкий зал, во всю длину разделенный стойкой, доходящей до уровня груди. Организация охраны казалась типичной для крупной конторы. За стойкой находились два вооруженных частных охранника в форме. За ними на стене красовалась доска с крючками, на которых висело штук двадцать пластиковых идентификационных пластинок служащих, да еще оставались свободные крючки, числом приблизительно до сотни. На каждой пластинке имелась фотография служащего, которому она принадлежала, с его подписью под ней. Вверху справа, на более короткой стене находились шесть видеомониторов, каждый из которых показывал разные помещения конторы: на одном из них можно было видеть этот зал для посетителей и мою персону, торчащую посередине". Над шестью мониторами расположилась видеокамера, медленно вращающаяся то в одну, то в другую сторону, наподобие вентилятора. На противоположной стене, слева от меня, висела еще одна доска с крючками, меньше первой, и на ней штук двадцать пластинок с крупной надписью “Посетитель”. Двери в обоих концах зала вели в служебные помещения.
За стойкой шла кипучая деятельность. Входящие сотрудники снимали с доски свои таблички, выходящие возвращали их на место, то и дело появлялись посыльные с толстыми пакетами из плотной бумаги. Чтобы рассмотреть это все, у меня ушло минуты две.
Во-первых, я обратил внимание на то, что за людьми, подходившими к стойке, присматривал только один охранник. Второй, прислонившись к стене, внимательно следил за залом; наблюдал за посетителями, поглядывал на мониторы и все время был настороже, тогда как его напарник занимался более конкретной работой.
Во-вторых, эти мониторы. Изображение на них было черно-белым, но картинки получались очень четкими и ясными. Хорошо просматривалось, как люди ходят из одного помещения в другое, и даже можно разглядеть их лица. И я знал, что такое же изображение на шести мониторах дублируется, вероятно, в трех-четырех помещениях на этом этаже: в кабинете босса, у начальника охраны, в каморке перед хранилищем, может, где-то еще.
И скорее всего, все происходящее в конторе записывалось на видеопленку. Теперь многие перешли на видеопленку, с которой можно стереть ненужную запись и снова пустить ее в дело, как обычную магнитофонную ленту. Хозяева конторы могут хранить запись неделю, месяц или еще дольше, так что если позднее выяснится, что кто-то провернул грязное дело, они могут прокрутить пленку и определить, в какое время где кто находился.
– Я могу вам помочь?
