Дей Кин - Поцелуй или смерть
Менделл принялся намыливать ей спину и нечто пониже нее.
— Я сказала — спину!
— Это часть твоей спины, на которую ты садишься, — возразил Менделл, тоже вставая под душ.
— Не мочи голову! — повернулась к нему Галь.
— Не буду, — он зажал ладонями ее лицо и поцеловал. — Боже мой! Я люблю тебя, дорогая! Ты — моя жена и самая замечательная из женщин!
— Даже если я и избалована?
— А кто говорит, что ты избалована?
— Доктор Орин Гаррис.
Менделл вновь принялся ее намыливать.
— Вот странно, в такой момент ты думаешь о нем. — Он поцеловал ее в мокрые губы. — Если бы ты только знала, до какой степени я хочу тебя, моя любимая!
— А я? Как я хочу тебя!
— Менделл был счастлив.
— Это правда?
— Я проделала весь путь с Бермуд не ради простой прихоти. — Галь удержала его руку. — Дай мне мыло.
— Зачем?
— Ты прекрасно знаешь зачем. Помоемся и пойдем отсюда. И первая вещь, которую мы сделаем… — Галь задержала дыхание, ее верхняя губа поднялась, обнажив десны. — Теперь дай мне намылить тебя. — Она стала намыливать Менделла. — Ты хорошо себя чувствуешь, Барни?
— Да, да, все хорошо.
— Ты уверен?
— Уверен.
— Голова не болит?
— Совсем не болит.
Руки Галь продолжали энергично работать. Потом она с глухим стоном выронила мыло и прошептала:
— Барни, прошу тебя…
— Здесь?
— Безразлично где.
— Я весь в мыле.
— Я тоже.
Прижав ее тело к своему, Менделл вынес Галь из-под душа, сделал шаг по направлению к комнате и наступил на мыло, которое обронила Галь. Нога Барни поскользнулась, и он упал, не выпуская Галь. Их тела оказались на белом ковре в узком пространстве между умывальником и ванной.
Барни начал приподниматься, но рука Галь остановила его.
— Дорогой, прошу тебя, останемся здесь.
И они остались…
Глава 13
Холод не отступал. Время от времени замерзшие прохожие останавливались, чтобы с любопытством посмотреть на маленькую группу, стоящую у отеля. Менделл чувствовал себя смешным без пальто и шляпы, с повязкой из разорванного белья на голове, держа в одной руке клетку с попугаем, а другой открывая Галь дверцу машины. В это время шофер Андре наблюдал за погрузкой багажа.
— Осторожнее! — кричал попугай. — Не сообщайте ваших имен, парни! Осторожно, тут флики!
Разодетая до кончиков ногтей, в норковой шубке и бархатной шляпке на голове, Галь, поставив ногу на подножку машины, повернулась и спросила у Андре:
— Какие указания сделал мой отец?
— Я должен приехать за ним, миссис. — Шофер поднес руку к фуражке. — Как только я отвезу вас и мистера Менделла в Лайк-Форест…
— Очень хорошо, — сказала Галь.
Она села в машину, и Менделл протянул ей клетку с попугаем.
— Как это случилось, что ты купила себе нового попугая?
— Я очень люблю попугаев.
— Я это заметил.
Менделл собирался садиться в машину, когда обнаружил, что Грацианс наблюдает за ним по другую сторону застекленной двери. Он сделал ему насмешливый жест.
— А на тебя мне просто наплевать.
— Что это ты такое говоришь? — спросила Галь.
— Это не тебе, — ответил Менделл.
Он влез в машину и захлопнул дверь. У него было такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Галь была невообразимо прекрасна. Каждый раз, когда они любили друг друга, Барни бывал полностью изнурен, нравственно и физически, и, вместе с тем, у него создавалось болезненное ощущение, что он оставил ее неудовлетворенной, желающей еще чего-то.
— Ты не должен быть таким неласковым со мной, — слабым голосом вымолвила Галь.
Менделл погладил ее колени, закрытые мехом.
— Я не хочу быть с тобой неласковым, просто я нервничаю, беспокоюсь…
— Из-за чего?
Боже мой! Действительно странный вопрос! Менделл провел рукой по губам.
— Да из-за всего.
В машине было жарко и хорошо пахло большими деньгами. Это царил запах Галь, закутанной в шубку, а также роскошный аромат дорогих сигар мистера Эбблинга. Андре повел машину к северу, по направлению к Уотер-Драйв. Менделл попытался отдохнуть, но это ему не удалось. Он думал, что все будет по-новому, когда он снова останется с Галь, но ничего не изменилось. У него по-прежнему перехватывало горло, те же мысли приходили в голову, как зловещие тени. Это вертелось и вертелось у него в голове без конца.
Девушка, которую звали Вирджиния Марвин, умерла. Умер тип из федерального бюро по фамилии Куртис. Кто-то пытался убить и его, Барни Менделла, выстрелив дважды, и две пули пронзили шляпу Барни. И в то время, когда он любил Галь, колесо закона продолжало крутиться. Оно крутилось и в настоящий момент. Полицейские, стучащие в двери, задающие вопросы, анализирующие содержимое пробирок, посылающие междугородние запросы, опрашивающие врачей больниц, лифтеров, горничных на этажах, пытались пришить ему убийство Вирджинии Марвин, а может быть, и Куртиса. Они были уверены, что это удастся сделать с парнем из района скотобоен, которому успехи на ринге и женитьба на богатой невесте немного вскружили голову… Дерьмо они все, по мнению Розмари, ма, Галь и мистера Эбблинга. Менделл хрустнул суставами, и Галь прижалась к нему.
— Ты огорчен, Барни?
— Да, — кивнул Менделл.
— Из-за этой девушки?
— Да…
Галь еще крепче прижалась к нему.
— Послушай, — проговорила она тоном матери, успокаивающей своего ребенка, — теперь все будет хорошо.
Менделл взял ее пальцы в свои.
— Откуда ты это знаешь?
— Я в этом уверена. А как твоя голова, Барни?
— Ничего.
— Не болит?
— Нет.
— Заедем к врачу?
— Не стоит.
— Ты устал. — Галь распахнула шубу. — Обними меня, Барни, и положи голову мне на плечо.
Менделл с легким ворчанием прислонился к ней. Галь подняла руку.
— Я сказала — на мое плечо. Ты хочешь шокировать Андре?
Менделл положил голову на плечо Галь и посмотрел через разделяющее их стекло на широкую спину шофера, на его мощную шею.
— Андре, вероятно, трудно шокировать.
Галь закусила нижнюю губу и посмотрела через стекло.
— Но он мог бы быть шокирован.
Менделл обнял тонкую талию Галь под манто. Ее нежная и прикрытая шелком грудь великолепно пахла, и было так приятно находиться в ее объятьях. Ее руки гладили ему лицо. Менделл долго не спал. Он не спал после своей последней ночи в клинике, и даже в эту ночь он не заснул как следует. Все дожидался утра. Потом он напился и попал в тюрьму. Переживания губили его. Его обвинили в убийстве, в него стреляли, его оглушили, он спал с Галь. Оставался еще один вопрос, который необходимо задать Галь, — что случилось с деньгами, которые он ей оставил для своей матери.
Он открыл рот, чтобы спросить, но воздержался, дабы не нарушать идиллию. Это не к спеху. У Галь была уважительная причина — она просто забыла. Для женщины, у которой всегда много денег, которая носит норковую шубку за десять тысяч долларов, семьдесят долларов в неделю тратит на карманные расходы, это вполне обычное явление. Галь расстроится, а Менделл не хотел, чтобы она плакала. Деньги — вопрос второстепенный, и у него еще будет время выяснить это.
Галь продолжала гладить ему лицо.
— Ты любишь меня, дорогой? — прошептала она.
— Невероятно! — ответил Менделл.
Почти все тревоги покинули его. Это так чудесно — быть любимым! Как Галь любит его! И он любит Галь. Менделл еще глубже зарылся лицом в нежную кожу Галь, благоухающую и закрытую шелком, и закрыл глаза. Потом он моментально заснул, а когда проснулся, машина быстро ехала через Хайгленд-парк по дороге Грин-Уэй. Потом будет Хигвуд, потом Форт-Шеридан и, наконец Форест.
— Забудь его! — закричал попугай. — Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна!
Менделл выпрямился и бросил на птицу ненавидящий взгляд.
— Я постараюсь заставить его замолчать, — нервничала Галь, — Барни, уверяю тебя.
Менделл прикурил сигарету, протянул ее Галь, потом прикурил сигарету для себя.
— Разве я тебя в чем-нибудь упрекаю?
— Нет. — Галь похлопала его по руке. — Тебе лучше?
— Намного лучше. Я проспал, вероятно, около часа.
Менделл вынул сигарету из губ Галь и поцеловал ее.
— Спасибо.
Он снова вставил в рот сигарету. Галь засмеялась. Сигарета задрожала, и пепел упал на платье.
— Нут вот!
— Осторожней! — кричал попугай. — Не называйте ваших имен!
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Менделл.
Она потерлась своей ногой о ногу Менделла.
— Кажется, у меня судорога в ноге.
Менделл засунул руку под юбку и погладил ее бедро. Галь задержала дыхание.
— Осторожней, дорогой.
— Да, я тоже подумал об этом, — Менделл убрал руку.
Дом Эбблинга, построенный из серого камня, стоял вдалеке от дороги, среди хорошо распланированного сада.
