Светлана Алешина - Дешевле только даром
Чижов замолчал и задумался. Собственная философия нагоняла на него грусть. Тут принесли напитки. Петр Алексеевич поблагодарил официанта, в последний раз с отчаянием взглянул на часы и обреченно махнул рукой.
— Семь бед — один ответ! — пробормотал он и выплеснул в рот вторую рюмку водки.
Через минуту глаза его затуманились, а фигура обмякла. Спиртное начало оказывать свое действие.
— Мы жили душа в душу, — продолжал рассказ Петр Алексеевич. — Особенно когда родился Игорь. Мы все время были вместе. Скажу вам откровенно — мой темперамент не располагает к бесчисленным связям. Я, если хотите, однолюб. Поэтому я был уверен: мы будем вместе до самой смерти, понимаете? Кто мог ожидать, что все рухнет в один миг.
Веки его часто заморгали, и мне показалось, что Петр Алексеевич вот-вот прослезится — слишком много воспоминаний сразу на него нахлынули. Но он удержался от слез, занявшись пивом. Чувствительный, рыхлый, потный мужчина с пивной кружкой в руке — мне было трудно представить его в роли мужа замкнутой деятельной Татьяны Петровны и отца ершистого, уверенного в себе Игоря. Впрочем, может быть, он не стал бы таким, если бы все «не рухнуло в один миг», как он выразился.
Чижов расправился с кружкой пива и заметно захмелел — он то ли не привык пить, то ли, напротив, проделывал это чересчур часто. Не зря же Татьяна Петровна, рисуя его воображаемый портрет, выдвинула предположение о том, что он спился.
Однако говорить Петр Алексеевич продолжал достаточно внятно, хотя и сбивчиво.
— Мы не дрогнули, даже когда начался этот кошмар, именуемый перестройкой, — поморщившись, сказал Чижов. — Ну, вы помните, во что это все вылилось: пропали все сбережения, исчезли продукты, все стало разваливаться на глазах. Откуда-то выплеснулась эта преступность — совершенно дикая, просто шквал преступности! Потом возникли проблемы с работой… Да что я говорю, вы все это знаете не хуже меня!.. Да… Так вот, мы держались! Мы пытались жить прежней полноценной жизнью, будто ничего не произошло. Мы даже не отказывали себе в развлечениях. Мы отдыхали, ходили на выставки, в театр, выбирались на природу, будь она неладна! Там-то все и случилось — на природе… Какое счастье, что мы не взяли тогда с собой сына…
Голос Чижова предательски задрожал, и он поспешно спрятался за пивной кружкой. Только приняв изрядную порцию, он смог рассказывать дальше.
— Мы оставили Игоря у моих родителей, а сами купили путевку на теплоход. Нет, не круиз, однодневная поездка… Здесь, в окрестностях, с заходом на живописные острова. На Волге это обычное дело — плывешь по реке, рассматриваешь пейзажи и наслаждаешься жизнью… Мы только не учли одного: в тот рейс среди прочих пассажиров отправилась компания рэкетиров. Настоящие головорезы, без чести и совести. Тогда их можно было встретить на каждом шагу — они никого и ничего не боялись. Единственная возможность обезопасить себя — это держаться от них подальше. Но кто мог знать, что им захочется в этот день отдохнуть на воде?!
Я сразу почувствовал неладное. Эти бритые головы, эти наглые физиономии бросились мне в глаза еще на пристани. Разумнее всего было отменить поездку, но, знаете, эта интеллигентная привычка верить в закон и порядок! Да и элементарно жалко было денег.., ну, и еще жалкая попытка вообразить себя мужчиной. Знаете же, как нас воспитывали: настоящий пионер не боится хулиганов, настоящий пионер защищает слабых!.. А если я и есть тот слабый, которого нужно защищать?! Думайте, что хотите, а я не стыжусь этого. Да, я слаб! Я таким уродился. Одни рождаются красавцами, другие уродами, есть сильные, есть слабые — это так же естественно, как смена времен года. Я здесь ни над чем не властен. Или вы тоже считаете иначе? — он с вызовом уставился мне в глаза.
— Я вас слушаю, Петр Алексеевич, — сдержанно ответила я.
— Слушаете и презираете в душе! — капризно произнес Чижов.
Я изобразила на лице недоумение.
— Помилуйте, Петр Алексеевич, за что? Вы же еще ничего не сказали!
Чижов запнулся и недоверчиво посмотрел на меня.
— Да, не сказал, — подтвердил он наконец. — И не знаю, стоит ли. Ведь вы все равно меня не поймете!
— Петр Алексеевич, — напомнила я. — Вы мне обещали! Вы собирались вести себя мужественно, помните? А теперь, выходит, на попятную?
Чижов продолжал сверлить меня взглядом. Спиртное придало ему смелости, но пока ее хватало только на то, чтобы изображать передо мной непонятую и безутешную жертву обстоятельств. Сами обстоятельства оставались за кадром.
Но мое напоминание оказалось весьма своевременным — Петру Алексеевичу стало совестно.
— Кто на попятную? — буркнул он. — Ничего подобного! Я обещал рассказать все, и я расскажу! Думайте обо мне, что хотите, — мне уже все равно.
Он опять сделал попытку замолчать, и мне пришлось его подтолкнуть.
— Итак, с вами на теплоход села компания «крутых», — сказала я. — Вам очень хотелось отменить поездку, но все-таки вы этого не сделали. Что же было дальше?
— А дальше был ад, — просто сказал Чижов. — Желаете подробностей? Пожалуйста. Их было человек двадцать. Нормальных пассажиров — семейных, влюбленных парочек, пенсионеров, каких-то приличных компаний — раза в три-четыре больше. Но это все были законопослушные граждане, каждый сам по себе, а эти мерзавцы поехали бандой. Представляете, волчья стая в овчарне? Ничем хорошим это не могло кончиться.
Но пока, на пристани, они еще старались себя сдерживать. Конечно, и там они вели себя вызывающе нагло — матерились, бесцеремонно рассматривали женщин, отпускали циничные замечания. Но, по-видимому, это просто было их обычным состоянием, пределом корректности, так сказать.
До сих пор не знаю, предусмотрено ли на таких рейсах наличие милицейского наряда. В тот день я милиции на теплоходе не заметил. Да и вся команда вела себя так, будто ничего не происходит. Может быть, они просто не хотели связываться. Но, по-моему, капитан был обязан принять какие-то меры. А он предпочел закрыть на все глаза. Впрочем, не знаю! В моем положении осуждать глупо. Не судите, да не судимы будете!
Пожалуй, закажу я себе еще немного водки… А то так я никогда не доберусь до главного…
Глава 9
Пристань осталась далеко позади. В открытый иллюминатор двухместной каюты врывался волжский ветерок с запахом цветущей воды. Робко вздрагивали задернутые занавески.
Чижовы молча сидели на койках. Петр Алексеевич все еще находился в напряжении, которое охватило его при посадке, и он никак не мог от него избавиться, хотя и понимал, что выглядит глупо. Ему все время хотелось сказать жене что-то веселое, ободряющее, но слова не шли на ум.
Татьяна несколько раз пыталась поймать его взгляд, но Петр Алексеевич все время сконфуженно отворачивался. Наконец она не выдержала.
— Ну что, так и будем дальше сидеть как на похоронах? — голос ее звучал с едва уловимой насмешкой. Петр Алексеевич через силу улыбнулся.
— Почему же как на похоронах? — пробормотал он. — Отдыхаем. А ты хотела бы выйти на палубу?
— Ну, хотя бы на палубу, — недовольно ответила жена. — А ты не хотел?
— Нет, отчего же? — Петр Алексеевич поспешно поднялся. — На палубу — так на палубу…
Татьяна посмотрела на него и тоже встала.
Выходя из каюты, Чижов запел вполголоса, неимоверно фальшивя: «На палубу вышел, сознанья уж нет…», но застеснялся и умолк.
Они остановились у борта и, облокотившись о поручень, стали смотреть в убегающую покрытую золотистой рябью воду. Иногда Чижов украдкой бросал взгляд на жену. Ее настроение беспокоило его. Татьяна явно была не в духе. Между бровей ее залегла упрямая складка, выдававшая высшую степень раздражения. Петр Алексеевич понимал, что жена недовольна им, но вины за собой не чувствовал. Не может же быть он весел, когда на теплоходе такая публика!
Стройную фигурку жены обтягивало белое узкое платье, сквозь которое просвечивал купальник. В другое время Петр Алексеевич испытал бы гордость оттого, что у него такая молодая соблазнительная жена, но сейчас ему почему-то хотелось, чтобы наряд на ней был не очень откровенный и чтобы она вообще не так бы бросалась в глаза.
Несколько раз он осматривался по сторонам, пытаясь убедиться, что вокруг все спокойно. Двое солидных мужчин курили у борта в некотором отдалении. С верхней палубы сбежал по лестнице матрос. Парней с бритыми затылками и наглыми физиономиями нигде не было.
— Что ты озираешься? — спросила неожиданно Татьяна.
— А? Нет, ничего! — поспешно сказал Чижов. — Просто смотрю. Что-то мало народу на палубе…
— Тебя это беспокоит? — отчужденно спросила жена.
Петр Алексеевич посмотрел на нее с упреком.
— И что ты злишься? — досадливо пробормотал он. — Все было нормально…
— Все было нормально — до тех пор, пока ты не увидел этих мордоворотов на пристани, — отрезала жена. — После этого ты сам не свой. Весь сжался и смотришь по сторонам, как загнанный заяц…
