Анна Михалева - Поцелуй Скорпиона
Уже в машине Егор понял, что страшно волнуется, будто бы запланированная им встреча с Лерой имеет жизненно важное значение. Наверное, так оно и было, потому что он ощущал страшный озноб по всему телу. Его просто колотило, как в лихорадке. Даже выступил пот на лбу. В глазах его потемнело, он с трудом разбирал, куда, собственно, едет. Проскочил на красный свет, был остановлен суровым гаишником, без лишних препирательств заплатил штраф и тут же забыл о столь неприятном инциденте.
Дома Егор долго метался по квартире, готовясь к выходу, как девушка к первому свиданию. Три раза брился. Вывалив весь свой гардероб на диван, долго и тщательно подбирал рубашку под галстук, галстук под брюки, ботинки под носки, носки под запонки и наоборот. Наконец предстал перед зеркалом и придирчиво оглядел себя со всех сторон. Темно-синий клубный пиджак свободного покроя, голубые джинсы, бежевая рубашка с воротничком-стоечкой, мягкие рыжие ботинки. Просто, современно, элегантно. Никаких галстуков, запонок и платков. Очень мужественно и раскованно. Егор пригладил волосы и довольно ухмыльнулся. «Хеллоу, беби», — процедил он сквозь зубы, подражая не то голливудской звезде, не то сицилийскому мафиозо. Реприза ему удалась. Каменев нашел себя обворожительным. Для пущей убедительности он сделал вид, что достает из-за пояса револьвер, и, присев, нацелил его в свое отражение. «А вы все катитесь, пока целы, недоноски!» — грозно прорычал он воображаемым противникам. Те, разумеется, обратились в бегство. Тут Егор понял, что выглядит довольно глупо, и, смущенно хмыкнув, почесал затылок. «Все-таки я недурен», — проговорил он вслух, пытаясь приободриться. Он еще раз осмотрел свое отражение. И опять поморщился. Каменев находил себя слишком смазливым для настоящего мужчины. Если бы он и сейчас грезил о славе фотомодели или об актерской карьере, то скорее всего был бы вполне доволен редким сочетанием своих русых с легким налетом позолоты волос и больших карих глаз с черными длинными ресницами, аккуратным, немного вздернутым кверху носом, мягкими губами и четкими, словно выверенными по линейке, углами скул. Внешность сделала его застенчивым, повлияла на развитие странных наклонностей — любви к танцам и поэзии (странных увлечений, по мнению отца — генерала противовоздушных войск). Посещение сыном танцевального и театрального кружков в ближайшем Доме пионеров вселяло в мужественного и закаленного в армии родителя настоящую тревогу. К десятому классу терпение его лопнуло. «Да ты посмотри на себя, — прорычал он, — просто смазливая бабенка! Где твердый взгляд, где решимость, где воля?! Размазня!» Безапелляционным генеральским приказом он запретил единственному отпрыску заниматься театром и танцами. Стал часто вызывать его на откровенный разговор, объясняя, что настоящему мужику недостаточно быть начитанным и «цитировать чужие рифмы» при каждом удобном случае. Нужно быть настоящим бойцом. В понятие «настоящий боец» отец вкладывал нечто среднее между поручиком Ржевским и получившим в те годы известность на русском видеорынке Арнольдом Шварценеггером. Ни тем ни другим даже в малой степени Егору стать не удалось. Но настояния родителя возымели действие. К двадцати годам Каменев уверился, что настоящего мужчины из него не выйдет никогда, на этом он и успокоился. Теперь только иногда морщился, оглядывая себя в зеркало и обзывая при этом «херувимчиком».
Так и жил до сегодняшнего дня. Вот только сейчас почему-то ему захотелось повернуть жизнь вспять. Хотя бы попробовать. Он бодро шагнул в прихожую. «Полюбить — так королеву, проиграть — так миллион!» — заявил он светильнику и выключил его решительным рывком. «Вот только полюбить и проиграть в моем случае, похоже, равнозначно», — хмыкнул он себе под нос уже в темноте.
* * *Войдя в зал кафе, Лера сразу узнала Гришу. Его невозможно было не узнать. Таких, как он, в природе больше не встречалось. Маленький, пухленький, ни дать ни взять уменьшенный и помолодевший Бодров. Слащавая физиономия, украшенная стильно выбритыми и подстриженными усами и бородкой. Гриша Вульф был по-своему привлекателен. Лера довольно улыбнулась: наконец-то он заявился! С самого начала она решила встретиться с ним в неформальной обстановке. Караулить его у подъезда показалось ей нелепым занятием, тем более что, опасаясь Бодрова, Вульф перебрался на время к дяде. А сталкиваться с Климовым Лере совсем не улыбалось. Из всех мест, посещаемых Гришей, это кафе было самым удобным. Она просидела тут два вечера, прежде чем он соизволил появиться. Гриша расположился за столиком, с азартом орудуя ножом и вилкой, быстро запихивая куски отбивной в рот и запивая их соком. Она отметила, что на его столе нет спиртного — вот уж кому расслабляться нельзя! «Ну как такой придурок вообще смог обчистить Бодрова на полмиллиона?» — подумала она. Впрочем, и стащил-то по-своему. Глупо. Все движения Гриши напоминали о полнейшей раскоординации. Он даже передвигаться толком не умел — вечно цеплялся за все, что попадалось на пути. Вообще-то они редко сталкивались, пока работали на босса, но за те две или три встречи она запомнила Вульфа как ходячее недоразумение. Говорил он запинаясь и вообще был каким-то расслабленным, словно в него долили хорошую порцию жидкого суррогата, когда собирались произвести на свет. От Гриши можно было ожидать чего угодно. Строить планы относительно его поведения было бы так же рискованно, как писать роман на прибрежном песке. За исключением нынешнего случая. Тут его поведение вполне предсказуемо.
— Привет. — Она похлопала его по плечу и, опустившись на соседний стул, улыбнулась.
Гриша посмотрел на нее затравленно и, поперхнувшись, закашлялся.
— Я долго тебя искала.
Его глаза расширились, приготовившись выскочить на стол. Он молчал, открыв рот, набитый недожеванным мясом.
— Как тебе местная кухня? — осведомилась она.
— Ничего, — пробубнил Вульф, пытаясь проглотить.
— А по мне, так безобразная. Ты плохо выглядишь.
Гриша наконец заглотнул мясо и учащенно задышал, опасливо озираясь по сторонам.
— Я работаю одна, — сказала она спокойно и улыбнулась одними губами, — не стоит так бояться. Страх выглядит неэстетично.
Он немного расслабился, однако все равно ерзал на стуле, как на иголках.
— Я тебя сразу не узнал. Ты выглядишь как-то по-другому.
— У меня к тебе дело. — С этими словами Лера выложила перед ним папку, ту самую, которую вручил ей Бодров.
Гриша вытер руки прямо о борта пиджака и осторожно раскрыл ее. Увидев поверх кипы бумаг свою фотографию, он побледнел и задрожал всем телом. Лере показалось, что она слышит стук его зубов. Она брезгливо поморщилась.
Первые два листа Вульф внимательно прочел, остальные просто перелистал. Пальцы его не слушались.
— А чего ты ожидал? — спросила она, ухмыляясь. — Что Бодров подарит тебе свои деньги? Гриша, он же жадный.
— С чего это вы решили, что его деньги у меня?
Лера одарила его ехидной улыбкой и покачала головой.
— Брось. Это уже доказанный факт. Бодров умеет считать, в особенности свое. То, что ты погрел руки за его счет, он вычислил за минуту. Я бы хотела узнать другое: на что ты рассчитываешь? — В глазах ее мелькнул издевательский интерес. — Конечно, твой дядя — фигура надежная, но не всесильная. А щедрость Бодрова… этот вопрос и вовсе лучше не рассматривать.
Вульф уставился на нее широко раскрытыми глазами, онемев то ли от ужаса, то ли от удивления. А она продолжила:
— Ты, Гриша, поступил очень глупо. Тебе нужно было бы определиться для начала, чего ты, собственно, хочешь от жизни: учиться в Гарварде или быть миллионером за счет Бодрова. Погоня за двумя зайцами в конкретном случае грозит весьма плачевными последствиями.
— Зачем ты мне это говоришь? — Голос его осип, став выше на два тона.
— Потому что мне, как и тебе, терять нечего. — Лера в отличие от Вульфа была спокойна.
Он вопросительно уставился на нее.
— Я расскажу тебе кое-что, — продолжала Лера. — Ты находишься в полном дерьме. Тебе сели на хвост. И самое ужасное, что на хвост тебе вынуждена сесть я. Впрочем, моя ситуация не лучше твоей. Я почти в бегах, и ты — мое наказание. И какими бы ни были участь твоя и полумиллиона баксов, со мной уже все понятно. На награду я рассчитывать не могу. С Бодровым без летального исхода прошло только твое увольнение. И то лишь временно. Выход я вижу один — я помогаю тебе, ты, соответственно, мне. Мы обводим всех вокруг пальца, линяем в Америку, делим деньги и ложимся на дно, пока страсти здесь не улягутся. А там каждый сам за себя.
— Почему я должен тебе верить? — выдохнул он.
— Во-первых, потому, что ты не египетский фараон и деньги тебе на том свете не понадобятся. Ты хочешь жить, и жить богато. Я тоже хочу жить. Пусть не так богато, как ты, но у меня есть свои планы. И они далеки от Бодрова.
