Николай Аникин - Наркомэр
Как поступить в этом случае менту? Как бы поступил кто-нибудь другой, например птичка-невеличка? Сама небольшая, серенькая. И яичная кладка такая же, вся в пятнышках. Но это если удастся на нее взглянуть. Обычно происходит иначе. Птаха вдруг неожиданно подлетит к самому лицу и начинает глаза мозолить. Туда-сюда елозит. Захотел бы пройти мимо, не пройдешь. Спасу нет от проказницы. Клюет, зараза. А то прыг — и в сторону, и в траву. Опять прыг вверх — и в траву. Гнездо наверняка там у нее. Но нет там гнезда. Пусто. Отвела, зараза. А самой уже и след простыл. Сидит себе и яйца высиживает…
Сон морит Михалыча. Сутки не спал без малого. Духота эта еще в лесу. Должно быть, к дождю. Где-то далеко глухо урчит на Оби теплоход. Птицы щебечут. Кажется, не уходил бы из этих мест. Ничего не надо, только бы край этот всегда оставался с тобой. В природе все четко выверено, и животные одного вида не нападают друг на друга. Разве что два лося из-за самки раздерутся. Не обладают они той жадностью. Зато человек в этом деле преуспел…
Теплоход гремит и обдает жаром от выхлопного коллектора.
Михалыч с большим трудом разомкнул глаза: Резидент мотал губастой мордой перед самыми глазами, а вдалеке, за изгибом дороги, мелькнул бордовый внедорожник.
У Кожемякина не было времени отвести коня в укрытие. Все равно его видно будет с дороги. Уходить нужно самому.
А скотина тем временем ступила на пробитую транспортом низину, ловя губами траву. На дороге оно слаще…
Оставалось уйти вверх по косогору и там затаиться. Оттуда до завала около сотни метров. Едва ли братва может проехать в объезд через заросли, виляя между деревьями. На первой же коряге проткнут сучком радиатор.
Михалыч быстро натянул на лицо защитную маску, дослал патрон в патронник и затаился. Снайперская винтовка «вальтер ВА 2000» с шестью патронами — неплохой аргумент. Оружие с оптическим прицелом и глушителем. Посмотрим, куда кривая выведет.
Шикарный джип «Чероки» остановился лишь перед самым завалом, но из машины никто не выходил. На таких машинах только и ездить по узким местам — через пни и коряги. Именно такая полировка и формы подходят под здешние заросли. За тонированными стеклами притаилась зеркальная темнота. Там совещались: «Завал. Лошадь с седлом. И никого. Упал, может, с лошади и валяется под кустом пьяный. Или наблюдает за ними через прорезь прицела…» Назад возвращаться — это им как бы западло, гордость не позволяет. Сидят, как в консервной банке, мозг напрягают. Значит, не менты. Те давно повыскакивали бы и заняли круговую оборону. Эти морокуют, соображать норовят. Ждут по рации указаний.
Наконец отворилась водительская дверь, и на дорогу ступил парень лет двадцати пяти, в футболке и джинсах и стал показывать пальцем в сторону Резидента. Открылись остальные двери, и команда из четырех человек, сморкаясь и поправляя штаны, а также то, что в штанах, выбралась наружу.
Двери авто нараспашку. В машине пусто. Водила вертит на пальцах ключи с брелоком. Весь деловой и самоуверенный, а в глазах страх. Крутит головой по сторонам, будто ворона на колу.
Михалыч лежал под елью, в тени. Короткая винтовка, стреляющая большими пулями, лежала, словно сама по себе. Он лишь слегка придерживал ее с боков, как держат руль усталые водители.
До Михалыча доносились фразы:
— Давай в обход…
— Кустарник! Как тут проедешь?!
— А ты жалюзи прикрой и не пропорешь!
Водитель кивнул. Он так и сделает. Как он сам не догадался.
— А с этим что делать будем?
Водитель уставился на Резидента, раскорячив ноги на бревнах.
— Да хрен с ним!
— Может, кокнуть его?! Для разнообразия! Интересно мне, выдержит его лоб пистолетный выстрел или нет?
Даже если бы это оказались менты, Михалыч не простил бы их за это.
Мерин развернулся и, подставив для обозрения зад, побрел от завала по дороге.
— Стой, падла! — кричал водила, на ходу передергивая затвор. У другого бойца, идущего за ним следом, в руках оказался короткий автомат. «Калашников», оперативного назначения. Парень хохотал позади. Двое других были без оружия. Они еще только учились бандитствовать и потому стояли безучастно у завала.
Парень с пистолетом обежал преграду, догнал Резидента и остановился, вскинув пистолет обеими руками. Однако выстрела не последовало: парня словно ударило током. Ноги у него подкосились, а на груди расплылось широкое пятно. Войдя со спины, болванка со стальным наконечником порвала сердце.
Другой, с автоматом, подумал, что тот всего лишь запнулся, и поспешил к нему, не обратив внимания на слабый звук, донесшийся с косогора. Он остановился, и тут что-то быстрое ударило его в голову. Остальные двое растерянно смотрели на товарищей. Еще через секунду они готовы были бежать. Прочь от этого опасного места, потому что у них не было даже оружия, потому что они лишь сдуру подписались на эту работу.
Они так и сделали бы, но их остановил окрик:
— Ни с места! Бьем на поражение!
Вот так! Именно на поражение! Так что, может быть, лучше стоять?!
Они мялись на месте, чувствуя себя голыми на базарной площади.
— Лапы кверху, и чтоб мы их постоянно видели.
Парни послушно подняли руки. Если в таком положении стоять долго, то руки немеют и становятся неспособными к сопротивлению.
Однако верить бандиту — значит впасть в детство. Парни переговаривались вполголоса, не раскрывая рта, и вдруг бросились в разные стороны. Один из них на ходу подхватил автомат и дал длинную очередь в сторону косогора. Это было все, что он успел сделать, прежде чем понял, что умирает, стоя на коленях.
Другой бандит мелькал среди подлеска. Михалыч подбежал к коню и с разгона прыгнул в седло. Не надо было этого делать: в яйцах заломило от быстрой посадки. В следующий раз он не станет так спешить.
Конь летел подлеском. Бандит вилял впереди, стараясь сбить с толку и норовя уйти от удара.
— Прощайся с жизнью, шкура!
Клинок блестел в руках. Уже один раз он просвистел над головой у бандита, но тот успел уклониться. Второй удар должен быть точнее. Конь теснил бандита все дальше в лес. Лицо у того побелело.
— Стоять! — приказал Кожемякин и опустил шашку в ножны. — Выходи на дорогу!
Тот молча подчинился. Обошел всадника стороной и пошел к дороге.
— Все, паренек. Кажется, ты приехал.
Тот молчал, часто кивая. Действительно, кончился его бизнес. На лбу у него еще виднелись припухлость и желтизна — признаки удара прикладом.
— Как зовут тебя?
— Мишка…
— Откуда ты, Мишка?
Но Мишка вдруг насупился. Бородатый мужик шевельнул своей дурой с оптическим прицелом.
— Из Матросовки…
— Что-то я тебя не помню такого.
— Как не помню? У церкви живу! В Шанхае…
— Так это ты, Миша, мать мою в свинарнике держал?
Миша молчал. Что тут скажешь, если действительно было такое дело и если даже три «жмурика» лежат на дороге в разных позах. Он не хочет умирать.
Михалыч слез с коня и привязал его к дереву.
Парень стоял не шевелясь.
Михалыч подобрал оружие, наскоро обыскал карманы убитых.
Парень стоял все в той же позе.
Михалыч заглянул в машину — в ней могло быть оружие.
Парень не двигался.
— А теперь давай их, Миша, в машину, и побыстрее, а то мне некогда. Шевелись, — и подошел, чтобы открыть заднюю дверь автомашины.
Парень оглянулся: не всадил бы пулю сзади.
— Действуй! — приказал Михалыч.
Парень поочередно подтащил убитых к машине и с трудом, розовея от натуги, поднял их в багажник. Пот струился по его лицу.
— Жарко, Михаил? — спросил Кожемякин, но тот лишь промычал в ответ.
— Значит, жарко…
В руках Михалыч держал связку ключей от внедорожника. Теперь он мог крутить ими вокруг пальца. Мог, но не делал этого. Он лишь разглядывал их.
— Расскажи о себе, — попросил полковник.
— Вези в ментуру — там расскажу, — огрызнулся тот. — Мне адвокат, между прочим, полагается. Бесплатный!
— Да что ты говоришь!
Михалыч делано вскинул брови. Парню положено, а он и не знал. Или забыл впопыхах.
— Знаешь, Миша, адвокат — это хорошо. Но, понимаешь ли, здесь у нас один адвокат на всех. Может, ты забыл? И законодательный принцип здесь тоже один.
— Какой это?
— Закон — тайга. Медведь — хозяин. Слышал о таком?
Как же ему не слышать! Что-то такое он слышал. Но только очень давно. В глубоком детстве…
— А защитником тут леший, — добавил полковник.
Парень приуныл. Он был нескончаемо рад и подавлен одновременно. Жизнь для него продолжалась, однако эти трое, не подававшие признаков жизни, — слишком много для неокрепшей психики.
— Так что придется тебе без адвоката показания давать. И без протокола. Давай. Я никому не скажу, — усмехнулся Михалыч. — Садись вон на кряжик и рассказывай.
