МАРК - Имя бога
Я все-таки не удержался, и меня вывернуло наизнанку.
Ладно, ничего, никто же не видит.
Нужно побыстрее поворачиваться и скорее выбираться отсюда – я стал делать кадр за кадром, потом повесил камеру на плечо и осветил фонарем противоположную стену.
Там тоже была ниша, хоть и не такая глубокая. В ее стене торчали шесть копий – их острия смотрели прямо на меня. Я еще раз нажал кнопку спуска.
Вспышка осветила нишу, и стало видно, что в ее боковой стене есть дверь – металлическая китайская дверь-сэндвич. Двести баксов, с панорамным глазком – мамины соседи такую поставили. Я осторожно нажал на ручку. Закрыто на ключ.
Что ж, пора, нужно привести людей. Один я тут не разгребу, да и не мое это дело. И мобильный не ловит – видимо, слишком глубоко. Ну ничего – буду двигаться к лазу, потом к колодцу, а там попробую вылезти по корням старых деревьев – в детстве мы висли на таких по трое-четверо, так что они наверняка выдержат. По спине прошел холодок. Видимо, стена между нишами не сплошная, раз есть движение воздуха… Ощупывая ее, я светил себе фонариком – здесь обязательно должна быть трещина или что-то в этом роде, иначе откуда бы взялся сквозняк?
Я не успел обдумать это как следует, потому что мой череп внезапно раскололся. Последнее, что я увидел в мигающем свете отлетевшего в сторону фонаря, была гигантская тень в капюшоне.
4
Я снова был железным змеем, своим собственным двойником. Но потом появился волк с человечьими глазами, и я превратился в плоский, невыразительный, черно-белый портрет. Живыми на нем оставались только губы – они шевелились, хотели что-то сказать, но я уже не помнил языка, на котором они говорили, и только с неприязнью смотрел на свой портрет. А волк, отойдя в сторонку, тихонько выл, подпевая неземной музыке, наполнявшей мой кровавый мир. Хотя нет – сейчас все вокруг было серым, выцветшим и очень, очень холодным.
Я попытался сесть. Не могу сказать, что отлично видел, но либо глаза привыкли к темноте, либо удар стронул что-то у меня в голове: теперь я, похоже, мог существовать под землей. А может, откуда-то просачивался свет – лишь пара квантов, но все же больше, чем ничего.
Голова болела чудовищно, желудок выворачивало до судорог, во рту пересохло. Я страшно замерз. Куртки на мне не оказалось. Сумки, воды, фотоаппарата не было и следа. И карманы совершенно пустые.
И этот жуткий запах. Перевернувшись на живот, я понял, что лежу на земляном полу. И вдруг услышал чье-то дыхание, очень тихое и глубокое. Кто-то еще был здесь же, прямо рядом.
Я пополз на звук. Провел руками по лицу человека, по его телу, ощупал все вокруг… здоровенный парень. Спит как убитый. Что это на нем? Вроде бы шкура… и вокруг тоже шкуры – видно, он лежит на них. Не то что я.
Где-то вдалеке послышался уже знакомый голос волка. Сколько же времени прошло с тех пор как я свалился в колодец?
Больше всего на свете я хотел бы спрятаться, забыться, чтоб все это прекратилось, откатилось назад, не случалось. Но сейчас такие мысли только мешали.
Стараясь не стонать, я пополз вдоль стены, сантиметр за сантиметром обследуя ее и земляной пол в пределах досягаемости. Камень или земля, корни… больше ничего…у меня мелькнула какая-то смутная мысль. Остановившись, я стал медленно ощупывать стену, пытаясь подковырнуть ее там, где было помягче. Через некоторое время все мои пальцы были разодраны в кровь, а ногти – сломаны, зато в руках оказался увесистый булыжник. Я лег на спину и подсунул его под себя.
Труднее всего было не уснуть. Несмотря на боль, несмотря на то, что воздух и пол были невыносимо холодными, я отключался каждую минуту – может, из-за темноты и тишины. Укачивали и звуки, которые я слышал еще сквозь сон – причудливую мелодию, видимо, сплетали сквозняки, свистевшие в подземелье. Мысль о них держала меня на плаву: раз есть сквозняки, значит, выходов отсюда как минимум два. Прямо-таки по Мюнхгаузену, оживился мой внутренний оппонент.
Я усмехнулся, и это было очень больно и странно в моей ситуации. А все же лучше, чем кататься по полу и скулить, как тебе хочется, снова вмешался неугомонный голос. На этот раз я был с ним согласен.
5
Не знаю, сколько миллионов секунд прошло до тех пор, пока я услышал тихие, очень тихие шаги. Даже не услышал, а ощутил: подземелье гасило звуки, однако в тончайших оттенках передавало вибрацию. Я постарался дышать как тот, на полу: спокойно и размеренно, надеясь что бешено колотящееся сердце не выдаст меня – впрочем, то, что подбирается ко мне в темноте, не должно услышать стук моей крови или успеть хоть что-то понять. Мой единственный шанс – опередить его мысли. И я уже достаточно освоился в темноте, чтобы сделать это, хотя и разваливаюсь на куски.
Потерпи, уговаривал я сам не знаю кого, потерпи, сейчас…
Почувствовав на лице дыхание подкравшейся твари, я коротко замахнулся и расплющил булыжником ее нос. Я вложил в этот удар все, что когда-нибудь ненавидел, любил и проклинал, к чему стремился и чего жаждал, и чуть не захлебнулся собственным безумием и яростью.
6
Следующие полчаса я почти не запомнил. Наверное, просто нечего запоминать в темноте и тишине, когда не нужны ни зрение, ни слух, когда приходится полагаться только на то, что с невыносимо древних времен сидит где-то внутри тебя. Когда ты, как уродливая куколка цикады, которая вот-вот превратится в звонкое крылатое создание – или как металлический змей, которого сжигает жажда жизни и убийства, – рвешься на свободу, ориентируясь лишь на грохот крови в ушах, и ощущаешь тяжесть замкнутого пространства, и всем телом ловишь сквозняк, который означает – небо.
Под небом я и нашел себя – среди сухой травы и земляных комьев, и подсохших серых, и совсем свежих. Рядом зияла прямоугольная яма, а прямо перед мной, как неуничтожимое чудовище из дешевого триллера, стоял бородатый гад из поезда. Его лицо ниже огромных солнечных очков было замотано платком, а в руках поблескивала профессионально заточенная лопата.
Я не мог поверить, что все оказалось зря. Просто не мог. И не мог молиться о спасении, потому что не находил в себе и капли смирения. И я не знаю, как мне удалось подняться, однако через несколько секунд я уже двигался к дороге. Увидев ватагу мальчишек, я отчаянно замахал руками и закричал во все горло. А может, мне так показалось… Последнее, что я запомнил – спина убегающего вниз по склону бородатого и тревожные, нерешительные движения детей.
Совсем скоро синеву надо мной заслонили их глаза, недоумевающие, жалостливые, любопытные, разноцветные. Я попытался объяснить, что надо позвонить, вызвать помощь, но, по-моему, не сумел.
Друзья человека
1
Волк сидел у меня в головах, изредка помаргивая, и внимательно смотрел на всех, кто приходил и уходил. Видимо, он сторожил меня – и я был ему благодарен. Мне смутно вспоминалось, что он сделал для меня что-то очень, очень важное… Наверное, поэтому наш с ним мир был уже не кровавым, не черным и даже не пепельно-серым, а синим с золотом… вот только голоса извне мешали наслаждаться тишиной и тем, что боль, которая совсем недавно скручивала жгутом мои внутренности, теперь сама свернулась тонкой белой змейкой и пригрелась под левым боком. Голоса удивлялись, поражались, недоумевали, возмущались, жалели и жаловались…
– Бедный, досталось ему.
– Представляешь, а если бы детей там не оказалось?
– Кто же это сделал? Может, хотели ограбить? А у него что-то было? При нем?
– Выйдите, пожалуйста, посетителям можно только по одному.
– Эй, брат, ну ты как? Марик? Марик, хватит уже, эй!
Кристиан стоял напротив меня как футболист на воротах – на полусогнутых ногах, руки в колени. Казалось, он злится, но глаза его непривычно блестели.
– Ну ты и придумал! Что случилось? Ты можешь говорить?
Я не знал. Но даже если и мог, мне совсем не хотелось. Я спешил назад, в голубое с золотом сияние.
Только Крис не из тех, кому можно долго не отвечать.
– Девушка, девушка, – заорал он в коридор, – он опять отключается! Быстрее!
– Все в порядке, дайте ему отдохнуть, – терпеливо сказал звонкий голосок. – Он одной ногой был на том свете, что же вы хотите?
– Хочу поговорить с ним! – возмутился Кристиан.
– Завтра поговорите, дайте ему поспать. Даже полиция ждет, а вы не имеете терпения.
– Полиция? Где? А ну давайте их сюда!
– Домнул Кучук вышел, он у завотделением. Посидите в холле, пока они освободятся.
Я услышал, что Крис вышел, потом с шумом открылась дверь, потом заговорили сразу несколько человек – и вот уже передо мной стоял кишиневский инспектор – тот самый.
– Что вы хотели мне сообщить?
Наверное, он понял, что я удивился, потому что пояснил:
– Вы сообщили мои координаты медперсоналу и попросили чтобы меня вызвали. Вот я – перед вами. Слушаю.
Собравшись с силами, я, как мог, рассказал то что видел и успел узнать – и особенно про бородатого.
