Эллен Полл - Труп на балетной сцене
Патрик служил Рут верно, как пес: приходил раньше всех, работал во время обеденного перерыва, надолго задерживался. Но лишь изредка заслуживал благодарность танцовщиков и (насколько могла судить Джульет) своего работодателя. Что бы ни изобрела Рут, он тут же усваивал движения, чтобы она могла взглянуть со стороны на свои идеи. Затем Патрик воспроизводил их танцовщикам и учил, как правильно исполнять па. Он утихомиривал Луиса, увещевал кордебалет. Своей дипломатичностью латал прожженные едким обращением хореографа дыры. Танцевал с членами труппы и с Рут во время репетиций и даже в перерывах. Был выразителем замыслов Рут, ее телохранителем, ее тенью. Но когда Джульет спросила, сколько она ему платит, то была поражена — всего лишь половину того, что получала ее замечательная Эймс, которая работала строго до пяти. Даже памятуя о скромных заработках в балете, Джульет решила, что этого недостаточно. И каково это — ишачить, когда в лучах славы купаются другие?
— Не хотите пообедать? — спросила она. — Отведу вас туда, куда скажете. Угощаю.
— Спасибо, но мне придется перекусить здесь, — ответил Патрик. — Я могу понадобиться Рут.
— Тогда позвольте составить вам компанию. — Джульет встряхнула своей соломенной сумкой. — Поделюсь с вами сандвичем с болонской колбаской.
— А вот этого не надо, — улыбнулся Патрик. — Сандвич лучше съешьте сами. Встретимся здесь через десять минут. Мне надо отлучиться к массажисту, чтобы он размял шею.
Джульет осталась в репетиционной одна. Вышла за дверь и принялась бесцельно бродить по коридору — он был безлюден, даже музыки не слышно. Обычно во время обеденного перерыва в студии кто-нибудь да работал: наверстывали упущенное с балетмейстерами или разминали мышцы. Но сегодня Джульет никого не заметила — вообще ни души, — пока не оказалась в дальнем конце коридора, где еще ни разу не была. Там, между лестницей и кладовой, приютилась маленькая репетиционная. Она заглянула в окошечко и была поражена, увидев внутри одного Харта. Музыки не было, но он танцевал как… как ненормальный — вот что пришло в голову Джульет, пока она подглядывала в небольшой проем. Харт весь дергался — дергал коленями, плечами, головой. Затем запрокинул голову, запустил пальцы в волосы, рубанул воздух ладонью. Джульет почувствовала, что сама трясет головой и вот-вот начнет дергаться. Было нечто знакомое в этих движениях. Внезапно Харт начал успокаиваться, одернул одежду, пригладил волосы. И вскоре уселся на стуле, что-то невозмутимо изображая — как будто наливал в стакан из бутылки.
Джульет очнулась и испугалась, что он ее может заметить. Отпрянула от окошка, повернула назад по коридору. Очевидно, Харт разучивал какую-то сцену. Но в его движениях было нечто интимное — вот почему она не хотела, чтобы танцовщик ее заметил.
Она поспешила обратно в репетиционную и столкнулась на пороге с Патриком, возвращавшимся от массажиста.
— Как шея?
— Лучше, — ответил он, потирая загривок. — Идемте. Мне пришла в голову мысль, куда мы можем сходить.
Он повторил путь недельной давности в обратном направлении и сквозь путаницу коридоров и лестниц повел Джульет наверх, где олимпийцы от администрации отгородились от пота и криков нижних этажей. Джульет едва поспевала за ним — в студии Янча она всегда чувствовала себя скотинкой с фермы, оказавшейся в одном загоне с газелями. Наконец Патрик зашел в маленький угловой кабинет.
— Его предоставили Рут, пока она здесь работает, — пояснил он через плечо, сбрасывая рюкзачок на письменный стол.
Комнатка оказалась крохотной — без ковра и украшений, зато с окном. Патрик сел за стол, а Джульет пододвинула стул и выглянула на улицу: вид был так себе — старое конторское здание по другую сторону узкого двора, но стекло, в отличие от репетиционной, чистое. День разгуливался, и место показалось ей приятным. Джульет достала обед: приготовленную Эймс вареную спаржу и салат из тосканской белой фасоли — и разложила так, чтобы Патрик мог дотянуться.
— Хотите вина? — спросила она, извлекая из сумки пластмассовые стаканчики и плоский серебристый термос.
Он рассмеялся и отказался.
— Не подумайте, что я вовсе не пью. — Патрик развернул вощеную бумагу, в которой оказался сандвич с тунцом. — Но сегодня перед прогоном Рут будет совершенно не в себе.
— Да уж. — Джульет налила себе стаканчик шардонне и чокнулась с его бутылкой диетической «7 Up». — Как вы ладите? Я люблю Рут, но не сомневаюсь, что работать с ней нелегко.
Патрик пожал плечами, и Джульет показалось, что на его удлиненном, слегка веснушчатом лице на секунду отразилось смущение.
— Так и есть. Но я не обращаю внимания, разве что, если она совершенно расходится, представляю, что у нее не все в порядке с мозгами — травма лобной доли или что-нибудь в этом роде, отчего она не способна вести себя вежливо.
— У вас, должно быть, богатое воображение, — рассмеялась Джульет.
— Я вообще способный.
— И не злопамятный.
Она забыла, что Патрик отлично играл в гляделки — никогда не отводил взгляда и смотрел собеседнику прямо в глаза. Сама она смотрела на того, с кем говорила, но потом отворачивалась и не могла понять, почему люди так пристально смотрят на других людей. Знают больше прочих о человеческой натуре? Таким образом знакомятся с душами ближних? Что это — приглашение к общению или вызов? Но что бы там ни было (если что-нибудь вообще было), через несколько минут Джульет почувствовала себя очень неуютно, ей расхотелось разговаривать и потянуло уйти. Встретившись с Патриком глазами, она сознательно отвела взгляд и взбодрила себя, самозабвенно высморкавшись. Именно в этот неблагоприятный момент, когда она потеряла из виду его глаза, Патрик почти что пролаял:
— Пф-ф-ф…
Джульет взглянула из-под платка:
— Вы не согласны?
Помощник хореографа улыбнулся или по крайней мере сделал попытку растянуть губы. Джульет показалось, что он хотел сгладить впечатление от своей первой реакции. Его щеки вспыхнули и по цвету почти сравнялись с волосами.
— Никто не свободен от раздражения. И я в том числе, — проговорил он. Джульет попыталась выдержать его взгляд, надеясь прочитать правду в глазах собеседника, но воля Патрика оказалась сильнее, и она стала смотреть мимо — в окно за его спиной на здание напротив. Там в проеме страстно целовались мужчина и женщина.
— Например, по поводу чего? — без обиняков спросила она.
— Ну, например… — начал Патрик и запнулся.
Джульет заставила себя взглянуть ему в лицо. Его щеки покраснели еще сильнее.
— Например, несколько лет назад, когда кончился сезон, Грег Флитвуд предложил мне бесплатно репетиционное пространство, потому что… — он запнулся, но пересилил себя и продолжал, хотя щеки все еще пылали, — …потому что я оказал ему кое-какие услуги. Я сам немного занимаюсь хореографией и хотел поработать с несколькими друзьями. Время в студии стоит целое состояние. Но когда через шесть месяцев я стал ему звонить, он даже не отвечал на мои звонки. Будто мы вообще незнакомы. Даже сейчас я немного злюсь на него. Вот вам и пример.
Смущение Патрика стало постепенно проходить, а Джульет подумала: уж не возмущает ли его, что фаворитом Флитвуда сделался Антон, и не достаточно ли подобной обиды, чтобы возникло желание навредить любимчику? Вечно с людьми так, невольно подумала она, невозможно прочитать, что творится в сердцах. Приходится принимать на веру слова и по тому, как человек вел себя в прошлом, пытаться угадать поведение в будущем. Хотя о себе она знала, что постоянно лжет — прикидывается, что люди ей нравятся, хотя это не так, убеждает других, что она не злится на них, а на самом деле сердита, делает вид, что не заметила оплошностей и пренебрежения, хотя они ее возмутили. Не мог ли Патрик замышлять тайную, жестокую месть? Не взращивал ли в себе ненависть к начальнице, которая в конце концов обратилась в насилие?
Как выразилась бы Олимпия Андреадес: «А разве не каждый на это способен?»
По другую сторону двора целовавшаяся парочка теперь буйно хохотала. Джульет невольно задала себе вопрос: кто из двоих так удачно пошутил? Наверное, что-нибудь подслушали, — заливались они совершенно одинаково.
— Понятно, — проговорила Джульет вслух и невинно добавила: — И что же это были за услуги?
Патрик снова начал краснеть и (наконец!) опустил глаза. Чтобы ответить, ему пришлось собраться с духом.
— Это вовсе не то… Господи… Я ухаживал за его сусликами, когда он уезжал.
— Сусликами?
— Маленькими прыгающими грызунами. Не знаю, как сейчас, тогда он их держал. — В последних словах прозвучала нотка уязвленного достоинства, и Джульет посетило внезапное озарение, что это за натура. Патрик Уэгвайзер оказался не только расторопным помощником. Он наслаждался самоуничижением. Если бы он работал в конторе, то мыл бы за всеми чашки после кофе. И на вечеринках наверняка развешивал пальто и вытряхивал пепельницы. Что-то вроде удобного невроза не слишком звездного танцовщика. Или любого танцовщика?
