Юрий Волошин - Гладиатор
- Я... - хотел было что-то объяснить Лещинский, но Крестный не дал ему и слова сказать.
- Рот прикрой, пулю проглотишь. Ты, Лещинский, против меня играть стал? Руку, тебя кормящую, укусить хочешь? За домом Кроносова кто следил? Кто пас моих людей?
- Я... не знаю.
В глазах Лещинского было искреннее недоумение, но Крестного оно не убеждало. Ивана пытались убить. Если даже этот хлыщ действительно ничего не знает, так пусть выясняет...
Насчет денег Крестный, конечно, блефовал. Дипломат с долларами уже лежал в "форде". Без труда сообразив, на какой из вокзалов повезет деньги Лещинский, времени у него было в обрез, и даже на Киевский он не успевал - Крестный послал человека встречать Лещинского у автоматических камер хранения. Тот без труда выяснил номер ячейки. А уж открыть ее опытному медвежатнику труда не составляло. Но Лещинскому необязательно было знать, что с деньгами все в порядке.
- Тот, кто работал с Кроносовым, мне дороже любого золота. Дошло до тебя, рыба солитерная? Моли своего еврейского бога, чтобы с ним ничего не случилось.
- Да я-то тут при чем? - Лещинский чуть не плакал. Ему не верили, хотя он был абсолютно чист перед этим человеком. Его так хорошо начавшаяся правительственно-криминальная карьера грозила оборваться из-за непонятного недоразумения. И, может быть, оборваться трагически...
- Соображать перестал от испуга?
В тоне Крестного Лещинский, кроме насмешки и раздражения, уловил и нотки удивления. Все вместе прозвучало для него, учитывая ситуацию, почти комплиментом. Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой, испуганной...
- Объясняю. Специально для тебя, - начал Крестный, и Лещинский двойственно услышал в тоне, каким была сказана эта фраза, угрозу для их дальнейшего сотрудничества. - Кроносова ты заказывал. Ты и ответишь за все, что вокруг него происходило. Было много такого, что в принципе не должно было иметь места. В частности - охота на моего человека. Его не убили только потому, что это вообще трудно сделать... И ты, Лещинский, найдешь мне того, кто заказал эту охоту...
Крестный говорил убедительно. Лещинский готов был принять на себя ответственность за создавшуюся ситуацию. Да и что ему еще оставалось? Он уже догадывался, как закончит свою речь Крестный. И тот не обманул его ожиданий.
- ...Иначе я убью тебя. Там, в машине, сидит один из моих воспитанников. Я взял его с собой, чтобы он тебя запомнил. Он один из лучших. У него отличная память. И сильные руки, такие же, как у того, что привез тебя сюда.
Лещинский взглянул на машину, но сквозь ее затемненные стекла ничего не было видно.
- И не тяни время, Лещинский. Это нужно сделать быстро. У меня времени нет. А значит, и у тебя его тоже нет.
Крестный повернулся к машине.
- Все, Лещинский, - сказал он не оборачиваясь. - Даю тебе пару дней, не больше.
***
"Форд" давно скрылся за березками, а Лещинский все стоял в оцепенении там, где его застала последняя фраза Крестного, обуреваемый противоречивыми чувствами...
"Вляпался, с-сука..." - шипел у него в голове тонкий, вибрирующий голосок. В сознании все заслоняло тупое лицо верзилы, везшего его на моторной лодке.
Однако вместе с тем из глубины молодого организма Лещинского, чуть ли не из области заднего прохода, поднималось по спине и разливалось по всему телу привычное и приятное чувство прочности своего существования в большом мире и в том мирке, который он создал своими руками. Вернее, своими мозгами...
Его уединенный, уютный кабинет, обновляемая каждую неделю бутылочка "Корвуазье" в сейфе, мягкое вертящееся кресло, сидя в котором, он за год своего сотрудничества с Крестным решил судьбы стольких людей... И каких людей!
Все в Лещинском негодовало против перспективы каких-либо изменений в том образе жизни, к какому он уже успел привыкнуть. Он, например, не мог представить себя живущим где-либо еще, кроме как в своей квартирке, занимающей половину этажа в одном из немногих домов-новостроек внутри Садового кольца... Он невольно зажмурился от удовольствия, подумав о сумме, которую пришлось отвалить за эту квартиру. И улыбнулся, припомнив новоселье, которое сам себе там устроил...
Справлял новоселье он, можно сказать, в одиночестве. Как объяснить бывшим друзьям, на какие все это шиши?.. Нынешних своих коллег он тоже пригласить не рискнул. Так и "праздновал" один... А чтобы не скучать, собрал пятнадцать проституток, раздел их и гонялся за ними с торчащим членом - играл в игру "Догоню - трахну!" Девочки были как на подбор и не очень-то стремились от него убегать... Лещинский и сейчас почувствовал неподдающееся контролю шевеление внутри штальмановских брюк, припомнив подробности: как расставил в ряд в позе "раком" всех пятнадцать девушек, как рассматривал, пробовал пальцем, нюхал и облизывал все, что хотелось обнюхать и облизать. И как потом трахал их всех одновременно... Он тогда кончил несколько раз подряд, вдохновленный не столько прекрасными телами, сколько сознанием своей сексуальной "мощи": он один, а их пятнадцать!..
Он сунул руку в карман и ощутил сквозь ткань подкладки жесткость своего члена, конечно же не забывшего тот пир плоти... Лещинский почувствовал, что ему необходимо кончить прямо сейчас, иначе его просто разорвет от желания. Он уже расстегнул штаны, достал член и начал мастурбировать, стоя на берегу, как вдруг в его затуманенном мозгу всплыла финальная сцена того новоселья: когда он, совершенно обессиленный, пил коньяк, а проститутки трахались друг с другом, хотя он этого не оплачивал. Тогда ему, утонувшему в своем удовольствии, было абсолютно все равно, чем они занимаются, а сейчас до него дошло, что ни одну из них он тогда не удовлетворил...
Все его желание резко пропало. Он вдруг представил себя со стороны и ужаснулся. Дернув вверх молнию на ширинке брюк, он почти бегом устремился в ту же сторону, куда уехал "форд" Крестного, озираясь по сторонам. Лещинский очень надеялся, что никто здесь за ним не наблюдал. "Пара дней, пара дней", колыхалось в его мозгу в такт шагам.
Неожиданно для себя он оказался на Таманской улице, у ее пересечения с третьей линией Хорошевского Серебряного бора, то есть уже попал в места, достаточно цивилизованные. Лещинский сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Когда буквально через пять минут ему удалось поймать такси и он, откинувшись на заднем сиденье машины, назвал адрес и устало прикрыл глаза, тревога прошла окончательно. Он мчался по залитой майским солнцем Москве и думал только о том, как сейчас залезет в свою "джакузи" и смоет с себя воспоминания о пережитом страхе... а уж потом примется разгадывать загадку, заданную ему Крестным.
Машина на приличной скорости пролетела проспект Маршала Жукова, Мневники, потом долго пробиралась какими-то Силикатными и Магистральными - то ли улицами, то ли проездами, пока не выбралась наконец на Звенигородское шоссе...
Вскоре слева замелькала ограда Ваганьковского кладбища, и расслабившийся было Лещинский вновь вспомнил угрозы Крестного. Но до улицы Герцена, где недалеко от Никитских ворот стоял его дом, который, в полном соответствии с привычками хозяина квартиры, тоже не торчал на виду, а был запрятан в глубине квартала, оставалось уже недалеко. И Лещинский вновь почувствовал в себе ту уверенность, которой ему сегодня так не хватало в разговоре с Крестным. Он больше не ощущал себя инфантильным юношей, хватающимся при первой опасности за свой член, как бы ища у него защиты, - он вновь был "гением анализа", "виртуозом прогноза", "мастером обработки информации"...
Проезжая мимо высотки на площади Восстания, Лещинский уже полностью восстановил свое самоощущение "человека из аппарата правительства", который порой может сделать больше, чем само правительство, и главное - сделать быстрее. "Быстрее. Именно быстрее, - думал Лещинский. - Два дня - это много. Один..."
Он решит эту задачу сегодня - так внушал себе Лещинский. И сегодня же позвонит Крестному. Только таким путем можно восстановить с ним контакт. А это было, на настоящий момент, единственное, на чем основывалась стабильность жизни Лещинского.
Глава 5
Вновь в своих воспоминаниях побеждающий Чечню, вновь и вновь возвращающийся во сне в Россию, Иван спал в своей конспиративной однокомнатной квартирке на восемнадцатом этаже высотки, восстанавливая силы после пережитых наяву и в воображении сражений. Вечернее майское солнце било через открытое окно прямо ему в лицо, заставляя жмуриться во сне... в котором чеченское солнце, такое же яркое и ослепляющее, освещало его путь домой.
...Перейти линию фронта особого труда не составило, поскольку и не существовало мало-мальски определенной линии фронта. Просто из местности, где чеченцы встречались чаще, чем российские войска, он попал в местность, где все было наоборот, даже не заметив, как и когда именно это произошло.
От контакта с чеченцами он уходил, всегда заранее чувствуя их приближение и не желая ввязываться в драку неизвестно из-за чего... Разве что только из-за принадлежности к разным народам?
