Анна Данилова - Госпожа Кофе
А что, деньги молодой семье всегда нужны. Мало ли что связывало Веронику или Егора с Тимуром или Валентиной? И если у Тимура деньги водились, как правило, чужие, и он на самом деле запутался в долгах (над этим, кстати, мне еще предстоит поработать), то Валентине после Сергея Минкина наверняка осталось целое состояние (что тоже, конечно же, следует уточнить, ведь она была его сожительницей, а не законной супругой).
– Хорошо, пока все. Извините за поздний визит. А теперь, Егор, помоги мне, пожалуйста, спустить в мою машину детские сиденья и отдай мне ключи от своей машины и гаража.
Вероника метнула в меня презрительный взгляд. А как же иначе?
12. Марк
Дома Рита засыпала меня вопросами:
– Заберут ли машину Егора на экспертизу?
– Проверят ли алиби Егора и Вероники?
– Проверят ли алиби Альмиры?
– Проверят ли алиби Тимура в момент убийства Сергея Минкина?
– Когда будет готова экспертиза тел Атаева и Неустроевой?
И еще много-много вопросов. Потом, словно очнувшись, обняла меня.
– Уже ночь, Марк. Ты, наверное, голодный, а я замучила тебя своими дурацкими вопросами. Пойдем. Вымой руки, и за стол.
Вот за это я был ей благодарен. И подумалось тогда, что ради таких вот минут и стоит жить. И что судьба оказалась ко мне благосклонна, она подарила мне встречу с Ритой. Я, долгое время проживший один и чувствовавший себя максимально свободным и независимым, оказался весьма ответственным семейным человеком, более того, напрямую зависимым от любимой женщины. Мне всегда важно все, что имеет отношение к Рите. Я прислушиваюсь к ее мнению, мне интересно то, о чем она думает, что хочет, чем занята. Думаю, пройдет много лет, а я все равно буду к ней относиться как к личности неординарной, гениальной. Многие, кто знаком с ее творчеством и покупает ее картины, получая от этого эстетическое удовольствие, и не подозревают в полной мере, как интересна и многогранна Рита и что только нам с Фабиолой дано видеть, как она работает над своими полотнами, только мы с дочкой можем проникать в святая святых – ее мастерскую в момент, когда там рождаются новые шедевры.
И совсем мало кто знает, что большинство сложных и запутанных дел, которые я веду, будучи следователем прокуратуры, раскрыты именно благодаря моей жене. У нее дар – общаться с людьми, раскрывать их души, допытываться до самого главного, извлекая уникальную, ценнейшую информацию. Правда, мне не всегда нравятся приемы, которыми она пользуется, завязывая полезные для расследования знакомства. Она легко вступает в контакт с нужным человеком, чаще всего просит его позировать ей, и вот во время этих самых сеансов (когда совершенно незнакомый человек, возможно убийца, находится у нас дома, между прочим, один на один с Ритой) и происходит тот самый процесс потрошения, во время которого Рита выпытывает все то, что ей нужно. Это могут быть выболтанные случайно свидетельские показания, а то и признания. Рита рискует, играя на чувствах людей, и я всегда переживаю за нее. Она же этого понять не может или не хочет, она сводит меня с ума своими методами добывания информации, и, когда я надавливаю на нее и пытаюсь ей запретить подобное, она защищается, как тигрица, мотивируя свое поведение полной свободой личности. Она не устает повторять мне, что даже в браке супруги остаются относительно свободными, и, что если я буду давить на нее, она просто-напросто уйдет от меня. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать по поводу той роли, которую играет моя жена в расследуемых мною преступлениях.
За ужином я рассказал ей о своем визите к Красиным, поделился впечатлением от Вероники.
– Она нервная и измученная. У нее двое маленьких детей-погодков, девочке три годика, мальчику – два.
– Какой прелестный возраст!
– Помнится, когда Фабиола была совсем маленькой, ты с ней просто измучилась. Ходила за ней повсюду, чтобы она не наглоталась стирального порошка или не напилась чернил или краски. А у Вероники их двое, представляешь, что творится в квартире, когда они начинают играть, бегать, все опрокидывать, ломать, крушить на своем пути. Маленькие такие бандиты.
– Марк, ты с такой любовью говоришь о чужих детях. Ты, случаем, не хочешь еще детей?
– Хочу. И много. Но у меня такая жена. Словом, давай оставим этот разговор.
– Ну ладно, как скажешь. Так что ты можешь сказать о Веронике?
– Обыкновенная женщина. Думаю, до родов она была красивой. Но сейчас на нее больно смотреть. И еще. Не для протокола. Мне кажется, она несчастлива с Егором.
– Почему? Они что, ругаются?
– Нет, просто в их взглядах есть какая-то недосказанность. Но это мои личные впечатления, и никакого отношения к делу они не имеют.
– Не знаю, не знаю.
Я рассказал ей о своих подозрениях, о Егоровом соседе по гаражу, о том, что решил забрать на экспертизу детские сиденья, чтобы проверить, правду ли говорит Вероника.
– А я была у Альмиры. Знаешь, это тоже мои наблюдения, но мне кажется, брат ее мужа, Ренат, занимает в ее жизни не последнее место. Представляешь, мы с ней разговаривали, и я никак не могла решиться рассказать ей, что Тимура нашли вместе с Валентиной. А тут пришел Ренат и бухнул ей прямо, можно сказать, с порога. Он назвал ее сучкой.
– Кого?
– Валентину, конечно. И я подумала, что они с Альмирой и до этого трагического случая не очень-то жаловали вдову Минкина. Хотя это же понятно. Тимур был должен Минкиным круглую сумму денег. Знаешь, когда я намекнула ей, чтобы как-то успокоить ее, что они могли оказаться вместе по делам, даже предположила, мол, они встретились, чтобы обговорить детали погашения долга – тут такое началось. Вернее, ничего особенного не началось, но я поняла, что Альмире этот вариант не понравился еще больше, и что лучше бы они были любовниками – ее муж и Валентина, чем если бы Тимур даже после смерти Сергея Минкина продолжал оставаться должен ему большие деньги. Словно его долг теперь оказался обращен в сторону вдовы, понимаешь? Все это выглядело таким образом, будто бы после смерти Минкина эта семья вздохнула с облегчением, мол, убит Сергей, и теперь они никому ничего не должны, словно Тимур каким-то образом успокоил жену. Возможно, они знают, что Валентина – гражданская жена Минкина и что уж ей-то они точно ничего не должны. А тут я со своими дурацкими предположениями.
– Между прочим, ты рассказала важную вещь. Ведь если бы в этой семье продолжали считать, что они должны Минкиным деньги, то Альмира отреагировала бы на твои слова иначе, не так ли?
– Ну да, я и сказала об этом долге только для того, чтобы успокоить ее, чтобы Альмира не думала, будто Тимур мог встречаться с Валентиной только как ее любовник. Понимаешь? А получилось наоборот.
– И ты не догадываешься почему?
– Думаю, это Тимур убедил ее в этом.
– А на каком основании он мог так считать, ну, что они после смерти Минкина не должны его вдове?
– Причина здесь может быть одна: Валентина лично простила долг Тимуру, поскольку являлась его любовницей.
– Вот! И я подумал об этом же! Если бы Тимура и Валентину не связывали любовные отношения, то разве Валентина вела бы себя так спокойно и не пыталась выколотить долг из Атаевых? Не блаженная же она. Но она этого не делала.
– Не делала, это точно, иначе Альмира не смогла бы говорить о ней тепло. Знаешь, что она мне сказала, когда до нее дошло, что она стала вдовой? Она сразу же вспомнила Валентину и пожалела, что не навестила ее сразу после смерти Минкина и не выразила ей своего сочувствия. Вряд ли она вспомнила бы о ней таким образом, если бы между ними были натянутые отношения.
– Вот мы и пришли к выводу, что Тимур и Валентина были любовниками, – подвел я черту.
– А Альмира – любовница брата мужа, Рената. Не думаю, что я ошибаюсь. Я видела, как они смотрят друг на друга, как общаются. Как близкие… как очень близкие люди, понимаешь? Можно даже допустить, что Альмира все знала о связи Тимура с Валентиной, но молчала по двум причинам. Первая – Валентина простила им долг Минкина (который она могла при большом желании требовать при помощи влиятельных и опасных друзей Сергея). Вторая – у Альмиры самой было рыльце в пуху, и ей было даже удобно такое положение вещей.
В ту ночь мы проговорили часа два, вспоминали всех: и покойного Сергея Минкина, и анализировали поведение Тимура и Валентины в те дни, когда видели их вместе в нашей общей компании. Потом Рита мне извиняющимся тоном сказала, что не хотела бы, чтобы у меня были такие знакомства, как Минкины и Атаевы. Что негоже следователю прокуратуры общаться с бандитами и мошенниками, и что, какие бы человеческие качества меня ни привлекали в Тимуре, я не должен был поддаваться его обаянию, и что, возможно, он сам, Тимур, выстраивал отношения с нашей семьей исключительно для того, чтобы впоследствии сделать и нас с Ритой своими кредиторами – ведь он отлично знал, что у нас есть деньги. Осознавать это было особенно горько.
