Ольга Ветрова - Черная вдова Клико
– Пошли отсюда, братья Гримм, – обозвалась Ритка, намекая, что я придумываю небылицы. – Может быть, разгадка твоей загадки обнаружится в другом месте.
Мы пошли, вернее, поехали. Сели на автобус, на метро, на маршрутку и поехали в Ясную Поляну. Даже если мы ничего нового не узнаем, погулять по аллеям и мосткам в теплый солнечный день будет приятно. Точно приятнее, чем по кладбищу.
Уже к обеду мы стояли перед въездными башенками. Рядом разворачивались большие экскурсионные автобусы и свадебные кортежи. Туристы и новобрачные фотографировались на фоне пруда, березового Прешпекта, белоснежного дома с зеленой крышей и резной террасой. Виды красивые, но такая скученность невест в одном месте смотрелась немного сюрреалистично.
– Как представишь себе свадьбу: белый балахон по земле волочится. Потом еще мост, через который тебя непременно понесут и, будем надеяться, не уронят. Плюс протокольная съемка в обязательных местах. Так и замуж не захочешь, – хмыкнула Ритка. Потом взглянула на меня и поправилась. – Но, конечно же, Юра с его вкусом и деньгами придумает что-нибудь милое и изящное.
– Да, он и Александра Петровская вряд ли станут здесь кучковаться, – язвительно заметила я.
– Как ты думаешь, все эти люди прочли до конца хоть одно произведение Толстого? – Подруга сменила тему.
– Думаю, вон тот красномордый пузатый жених ничего, кроме водочных этикеток, прочесть уже не в состоянии, – развила я тему.
Мы поспешили пройти сквозь толпу. И направились к дому Волконского, где размещался научный отдел. Однако выяснилось, что там обед. Боковая дверь оказалась закрытой. Незнакомая смотрительница пояснила, что Татьяна Злотникова подойдет минут через пятнадцать. Мы отправились ждать на дальнюю аллею, где меньше народу.
Как-то само собой получилось, что мы пошли в направлении могилы Толстого. Неторопливо гуляя под тенью лип и орешника, мы вошли в «зону тишины», о чем имелась соответствующая надпись. И вот уже мы возле небольшого холмика, поросшего молодой травой, огороженного импровизированной оградой из гнутых веточек.
Приблизились и… остановились как вкопанные. На месте упокоения великого писателя мы увидели то, чего там никак быть не должно. Никак, никогда и ни при каких обстоятельствах…
9
«Уже несколько дней один и тот же сон заставляет меня просыпаться в холодном поту. Снится мне, что я гуляю по погосту. Вокруг ограды, кресты и самое страшное – могилы без креста. Будто хочу я выйти оттуда, и слышу колокольный звон и иду на звук, но не могу найти ворота, не вижу куполов, а так и брожу среди печальных холмиков.
Я пытаюсь понять, что означает этот сон. И нахожу несколько объяснений. Я боюсь за тебя и за себя. Муж мой очень изменился. Я вижу, как внутри его клокочет ярость. Иногда он бывает со мной приторно ласков, дарит цветы, приносит подарки. Будто хочет вновь завоевать мое сердце. Но эти попытки нелепы. И он понимает это и приходит в бешенство. И цедит сквозь зубы: «Я тебя не отпущу!»
Я очень боялась вашей встречи, мне казалось, что он не сдержится, схватит тебя, начнет душить. Ты пришел к нам, еще не зная об анонимке. Он поговорил с тобой спокойно и холодно. Мол, тайное стало явным, как только совесть позволяет являться сюда как ни в чем не бывало. Ты сказал, что сердцу не прикажешь, никто не хотел чужих страданий. Судьба.
Он пригрозил: еще раз приблизишься к жене моей – убью! Очень сухо произнес это и очень веско. Я все слышала, я была в коридоре. Я почему-то сразу решила, что он может. Что он действительно не отпустит меня, никогда не даст нам быть вместе. Мне страшно. Но я надеюсь, что со временем все успокоится и можно будет что-то предпринять. Пока же лучше не дразнить зверя. Нам нужно подождать. Хотя каждый день без тебя – пытка.
А еще он пожаловался моим родителям, просил повлиять на меня. И мама приняла его сторону. Уговаривала меня не портить себе жизнь, ведь здесь все налажено, проверено, а ты – темная лошадка. Наиграешься и бросишь, ты погубишь меня, как уже губил женщин. И жена от тебя сбежала, и еще была темная история про девушку, любовь и кровь.
И твой отец прислал мне ужасное письмо:
«Милая Екатерина Васильевна, сегодня Андрей был у меня и рассказал мне все про ваши отношения и ваши намерения. Не сердитесь на меня, милая, несчастная сестра, если слова мои покажутся вам резки; дело, о котором я буду говорить, так огромно важно, что надо оставить все внешние соображения для того, чтобы можно было ясно высказать то, что имеешь сказать. Вы совершили одно из самых тяжелых и вместе с тем гадких преступлений, которые может совершить жена и мать, и, совершив это преступление, вы не делаете то, что свойственно всякой, не говорю христианке, но самой простой, не потерявшей всякую совесть женщине, не ужасаетесь перед своим грехом, не каетесь в нем, не сознаете свое падение, унижение, не стремитесь к тому, чтобы избавиться от возможности повторения греха, а, напротив, хотите какими-то лживыми средствами (развод) делать возможным продолжение греха, сделать, чтобы грех перестал быть грехом, а сделался чем-то дозволенным… …Сегодня, прощаясь с Андреем, который был у меня и оставил во мне тяжелое впечатление совершенной нравственной тупости, непонимания значения своего поступка, я сказал ему совершенно искренне, что мне жалко его. Так же мне жалко и вас. …Жалко мне его и вас за ваше духовное падение, но жалко мне его и вас особенно за то будущее, которое ожидает вас. И это будущее я вижу так же ясно, как я вижу перед собой стоящую чернильницу. И это будущее ужасно…
Подумайте одни со своей совестью, перед Богом, устранив хотя бы на время всякие воспоминания об Андрее, о муже, обо мне, а подумайте только об одном, что вам перед Богом надо сделать, что бы вы сделали, если бы знали, что завтра умрете. Простите, вот именно простите и верьте моей искренней любви и жалости к вам. 2 июня 1907 г. Лев Толстой».
Ох, стоит ли удивляться, что нет мне покоя, вокруг роятся дурные предчувствия и сны…»
Десять минут назад на входе в музей Ритка купила путеводитель по Ясной Поляне.
– Зачем тратиться, мы здесь и так все знаем? – проснулся во мне жмот.
– Это для детей, – ответила Марго. – Лучше объяснять им не на пальцах. Здесь хорошие фотографии. Да и вдруг в последнее время открылись новые подробности. Исследователи жизни и творчества не стоят на месте.
Но мы и представить не могли, как скоро понадобится нам этот буклетик. Сейчас мы обе в него вцепились, быстро пролистали почти до конца и стали читать, едва не столкнувшись лбами:
«Известно, что Толстой разругался с официальной церковью и за ряд критических высказываний был предан анафеме. Так что хоронить его на фамильном кладбище возле Свято-Никольского храма в селе Кочаки в освященной земле не полагалось. По завещанию Льва Николаевича могилу устроили на территории усадьбы: на краю оврага, в заветном месте, где по семейному преданию была зарыта зеленая палочка – символ счастья.
Теперь уже и представить нельзя, что могло быть иначе, что последним приютом гения служил бы небольшой холм на сельском погосте в ряду других захоронений. Нет, надгробным памятником ему стала вся Ясная Поляна. Посетив дом, литературный музей, прогулявшись у прудов и по яблоневому саду, паломники приходят к могиле. Нет на ней ни креста, ни обелиска. Каждый и так знает, кто покоится здесь. И это поражает больше всего. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» – мог повторить вслед за одним гением другой…»
Мы с Марго сразу поняли, что дело неладно. Мы прекрасно знали, что такие «новые подробности» открыться никак не могли. И два абзаца из путеводителя это подтверждали. Однако то, что мы видели собственными глазами, расходилось с текстом так же сильно, как официальная зарплата чиновника со стоимостью шубы его жены.
Над могильным холмом отлученного от церкви писателя красовался… крест. Деревянный, старый, потрескавшийся, православный. Мы смотрели на него, как на мираж в пустыне. Если бы рядом оказалась группа туристов, мы бы обязательно подергали каждого за рукав:
– Вы это тоже видите или нам мерещится?
Но аллея была пуста.
– У меня галлюцинация? – упавшим голосом спросила подруга.
– Я уже не первый день задаю себе тот же вопрос, – вздохнула я.
Похоже, проклятие рубинов заразно. Видеть то, чего нет и быть не могло, начала и Ритка.
Я подошла поближе, даже переступила через невысокую ограду, чтобы потрогать крест рукой. Нужно же было убедиться, что это не обман зрения. И тут же я в ужасе отпрянула. От моего легкого прикосновения перекладина со скрипом надломилась и упала в траву. Фильм ужасов какой-то! Если бы не «зона тишины», я бы закричала…
– Пойдем отсюда, – даже обычно спокойная Маргарита сейчас с трудом сдерживала эмоции.
Вторая загробная тайна за день – явный перебор. Мы же слабые женщины, а не каменные бабы, нам возле могил неуютно. И мы в страхе понеслись прочь. Забег получился на дальнюю дистанцию. Большой привет любимому спортзалу. Благодаря этому я в отличной форме. Правда, мой правый бок, кажется, об этом забыл и все-таки заколол, когда мы выбежали с аллеи на дорогу, ведущую к хозяйственным постройкам. Вдалеке уже маячила туристическая группа. Их фотоаппараты показались мне спасательными кругами. Но только я подумала, что опасность позади, как услышала за спиной страшный топот.
