Петр Северцев - Слабое место жесткого диска (сборник)
Она выдохнула с явным облегчением, окончательно выдавая себя.
– Как ты меня нашел?
– Мне позвонила медсестра-дежурная, у тебя нашли мою карточку, ту, которую я дал тебе вчера.
– Я, кажется, сама ее достала и просила позвонить, – она наморщила лоб. – Плохо помню… Что со мной?
– Ты только сейчас пришла в себя?
– Нет, раньше. Но там был врач и еще какие-то… женщины. Мне дали успокоительного и вкололи обезболивающее. Сказали, что ты уже едешь.
– У тебя сильные боли?
– Кажется, да.
– Кто-нибудь знает, что ты ко мне обращалась?
– Знают многие. Папаша, например…
– Огородников, – мрачно кивнул я. – А еще Матвей Гановер. Который Хлыщ. И, скорее всего, еще человек десять… Кто-нибудь из них мог узнать мой адрес, телефон или мое имя?
– Эти знали.
«Знали» – значит, имеются в виду те двое, что пытались ее убить.
– Точно все?
– Точно. Это были мой личный шофер и телохранитель. Сотовых у них нет, а ночью они были у меня на виду. И отлучиться не могли. Да и не рассчитывали они…
– На твою крутость, – мрачно усмехнулся я. – Сейчас мы поедем ко мне домой. Потому что господин Глебов… кажется, Андрей Анатольевич, который старший помощник прокурора и одновременно один из учредителей твоего массажного салона, уже знает, что ты выжила и скорее всего прямо сейчас сюда пробирается твой муж… или отец, или брат. Или все мужское население твоей «семьи». Поняла?
– Поняла, – ответила она, – сейчас переоденусь.
Я отвернулся и только теперь заметил, что все время нашего разговора за нами следили два маленьких блестящих глаза – старушка, утопающая в груде покрывал и одеял, которую я принял за неодушевленный предмет, не мигая, следила за нами, и в глазах ее сиял неприкрытый интерес и любопытство.
– Простите, – сглотнув, сказал я.
– А ничего, – уверила старушка, чуть-чуть высовываясь из-под многочисленных одеял. – Это ж жизнь… – и тут же уверила: – Никому ничего не скажу!
Я подумал о многочисленных сериалах, которые скрашивали ее существование, и понял, что реальное жизненное происшествие только придало бабусе воли к жизни – оно было интересным и всколыхнуло ее застоявшуюся кровь. А скажет о происшедшем она только своим старушкам-соседкам, да и то не раньше, чем выйдет из больницы.
– Тогда спасибо. – ответил я.
Тут вернулся внучек, торжественно держа действительно большую коробку конфет и переводя дыхание – кажется, очень торопился.
– Вот, – сказал он, – пятьдесят пять рублей. – И протянул мне сдачу.
– Бабуля, – обернулся я, – простите, имени не знаю.
– Анна Андреевна, – простенько и со вкусом представилась она.
– Анна Андреевна, проследите, пожалуйста, чтобы на оставшиеся сорок пять рублей ваш внук купил вам фруктов или конфет – в общем, чего пожелаете. Еще раз спасибо.
Улыбающаяся уголками рта Валентина дотронулась до моего плеча, давая знать, что уже облачена в измятую, испачканную кровью, но наиболее приличную из имеющихся на данный момент одежду, и что готова отправляться.
Взяв у оторопевшего внучка коробку конфет, я вышел в коридор вместе со слегка качающейся «Наташей», и, встретив дежурную медсестру, которая, оказывается, все это время не отходила от помещения, сообщил ей, что мы немедленно уезжаем, причем попросил вернуть мне мою визитную карточку.
Карточку она тут же вернула, а слабые попытки нас не отпустить без разрешения главврача были прерваны кратким и эффектным ударом – то есть коробкой конфет «в знак благодарности для всего коллектива Второй Советской больницы!»
Мы почти бегом спустились на улицу, я усадил, вернее, уложил мадам публичного дома на заднее сиденье с приказом не вставать и не высовываться, и спешно завел мотор.
Тварь моя четырехколесная загудела, задрожала и запыхтела, при всем этом еще и не переставая мерзко тарахтеть, и мы дали старт.
Отъезжая, в зеркале заднего обзора я увидел буквально подлетающие к больнице две машины – черную «Волгу» и джип «Landrover».
Несомненно, мы опередили тех, кто приехал на этом транспорте, и я практически не сомневался в определении целей и мотивов людей, приехавших «навестить» Мадам Наташу, а потому все же рисковал, задерживаясь здесь сверх необходимости – но, специально объезжая их по дуге с выездом на шоссе, я прочел вслух и запомнил номера, велев «Наташе» записать их сразу же по приезде.
Мы отъехали на три квартала, когда через все то же незаменимое зеркало заднего обзора я заметил прочно приклеившуюся к моему следу вишневого окраса «девятку», стекла которой внаглую зеркальничали, а водитель явно пытался не отстать, одновременно оставаясь незамеченным.
– Валентина, – не поворачиваясь, спросил я, – ты не подскажешь, кто бы мог преследовать нас на вишневой «девятке»?
– Нет, – медленно ответила она, – Мои отечественных машин не любят. Хлыщевские тем более. Это как визитная карточка.
– Значит, за нами следит ФСБ или частная подпольная организация любителей руководительниц публичных домов… или их ненавистников.
– Не смешно… – Она помолчала, раздумывая, как и я, что предпринять, чтобы избавиться от слежки. А я решил прямо сейчас во всем разобраться.
– За что тебя хотели твои же люди?
– Они не мои. Все, кто был со мной, – Хлыщевские. Только Михаил…
– Это твой любовник, который пропал?
– Да… Только он пришел со стороны и был допущен. Потому что я так хотела.
– Ну и?
– Я слишком долго знала то, чего не должна была знать. А они не подозревали об этом. И намекали при мне на вещи, которые я не должна была понимать. А понимала.
– Практически-то что это тебе давало? Тьфу, черт! – Я едва не столкнулся с придурочным молодым человеком на новенькой «Калине», которую так рекламируют в последнее время. Он высокомерно отразил наглой рожей мой негодующий взгляд, но все же уступил место для обгона.
– Идиоты моложавые, – прошипел я.
– Вот в этом суть, – неожиданно заметила Валентина с заднего сиденья, где ее, похоже, немилосердно бросало из стороны в сторону при моих не слишком внимательных маневрах.
– В чем? – удивился я.
– В новых молодых людях. Чрезвычайно уверенных в себе, приходящих в дела по следам папаши или других родственников. Ничего из себя не представляющих. Купивших образование. И покупающих моих женщин.
– Ты об Огородникове-младшем? – догадался я.
– Да, – ответила она. – Полный урод. Был.
– Он здесь при чем?
– Он хотел кинуть отца. Об этом знала только я… и одна из девчонок.
– Ах, черт! Катя?! – Все происходящее начинало принимать совершенно иной окрас, словно родившийся у белой матушки негритенок.
– Нет, не Катя! – Валентина, похоже, волновалась не меньше меня. – Какая разница, кто! Главное, что знали двое… Да еще сам сынок и Курилов, его деловой партнер; если кто еще, то о них я не знаю, но думаю, это все.
– Так что они замышляли? – поинтересовался я, наблюдая за преследующей «девяткой» и мысленно пытаясь делать ставки: свернет за мной в переулок или нет.
– Это неважно.
– Ты хочешь, чтобы я продолжал свое дело? – спросил я, решив прибегнуть к простейшему и надежному средству, когда имеешь дело с женщиной, да еще и с беззащитной, пережившей покушение два-три часа назад. Если она хочет, чтобы я продолжал охранять ее и заботиться о ее жизни и здоровье, она расскажет мне все.
– Нет, – ответила она. – Мне больше не нужны эти четверо. Я просто хочу остаться при своих.
Я помолчал. Потом негромко вспылил:
– Черт возьми, Валентина Павловна! Какого хрена ты тогда делаешь в моей машине? Зачем я трачу на тебя свое время, деньги, нервы?
– Ты хороший человек.
Мне пришлось замолчать минуты на две.
– Ну хорошо, – начал я, кратко обдумав ситуацию и решая подступить к проблеме с другой стороны. – Даже если я сейчас привезу тебя домой и даже если мне удастся оторваться… о, черт, они свернули-таки!.. так вот, оторваться от этой «девятки», и если даже мой адрес все еще неизвестен Гановеру и его компании, долго это продолжаться не может. Огородников-старший – влиятельная фигура в городе. У него связи, какие нам обоим не снились. Ты сама сказала, когда пришла нанимать меня, что с «этими людьми» лучше не связываться.
– Ну, разумеется, – ответила она, – поэтому я и собираюсь уехать отсюда подальше.
А вот тут-то она и попалась. Потому что по голосу Валентины Павловны я понял, что на последнее у нее была весьма призрачная надежда.
– Ты сама понимаешь, что тебя в покое не оставят. Если ты знаешь что-то, что опасно для жизнедеятельности Огородникова, а тем более преступной группировки под его покровительством, если ты долгое время была практически на самом верху этой самой преступной группировки, в «своих», а теперь хочешь уйти – тебе не дадут. Тебя найдут, даже в очень простой и обычной ситуации. А тем более теперь, когда речь идет о партии пропавшего товара и полутораста тысячах долларов! И просто расправятся с тобой, как с помехой в эфире! Ты понимаешь это?!
