Наталья Александрова - Венец Чингисхана
Он припал губами к уху Ирины и что-то едва слышно прошептал, как будто даже здесь боялся, что его кто-то подслушает.
– Ты должна действовать. Причем сегодня же. Ее нельзя выпускать из виду.
Неожиданно на меня накатило глубокое, спокойное отчаяние.
Не то истерическое состояние, когда хочется плакать и бить посуду, а тяжелое, как могильная плита, чувство безысходности.
Для истерики с рыданиями и битьем посуды требуется как минимум посуда, а еще непременно – благодарный зритель. А у меня не было ни того, ни другого. Мои жалкие чашки-плошки расколотил ночью это урод.
Ну да, сегодня мне удалось счастливо избежать встречи с Витькой. И вчера тетя Люся помогла, отбила меня от урода, вовремя его кастрюлей приложила. Но я не смогла ни помыться, ни поесть по-человечески. И завтра такое «везение» может не повториться. А мне жить в этом клоповнике и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе, и через месяц, потому что никаких перспектив у меня нет и не предвидится. Ни работы, ни жилья, ни накоплений, ни богатых родственников, на чью помощь можно рассчитывать.
И сколько я продержусь в таких условиях?
Может быть, не стоит и цепляться за такую жизнь?
Закончить все одним махом, прекратить свои мучения…
И я начала на полном серьезе перебирать способы добровольного ухода из жизни.
Ну, застрелиться мне не из чего, этот вариант сразу можно отбросить. Говорят, в нашем городе можно достать любое оружие, но для этого нужны большие деньги, а у меня нет никаких, даже маленьких.
Отравиться? В аптеке яды не продаются, по крайней мере, без рецепта. Утопиться? Но в Неве и прочих речках и каналах нашего города такая грязная вода, – меня передернуло от одной мысли, что придется обрести в ней свой конец! И потом найдут в таком виде… Я в детстве видела утопленницу, когда мы жили на Вуоксе. Девушку затянуло в омут, никого из сильных мужчин не было рядом, она не смогла выплыть. Тело всплыло через трое суток, я три ночи потом спать не могла, просыпалась с криком, мать даже хотела меня в город к невропатологу везти.
Можно, конечно, выброситься из окна высотного дома, но сейчас все приличные дома оснащают кодовыми замками или домофонами, а если выпрыгнуть с моего четвертого этажа, могу разбиться не насмерть, остаться инвалидом, а это – удовольствие ниже среднего…
Так что остается – повеситься?
Я подняла голову, посмотрела на железный крюк, к которому когда-то крепилась люстра, сейчас на нем висела пыльная лампочка без абажура. Крюк, может, и выдержит, и веревку достать можно, но я представила, какое лицо у меня будет – багровое, распухшее, и вздрогнула от омерзения.
И тут у меня зазвонил мобильный телефон.
Вот уж чего я не ожидала!
Денег на нем давно уже не было, но я по многолетней привычке время от времени заряжала мобильник. И вот он зазвонил…
Я схватилась за него, как утопающий хватается за случайную доску, за обломок утонувшего корабля, поднесла к уху…
– Гузеева? – произнес в трубке женский голос.
Я не смогла сразу ответить, потому что от волнения спазм перехватил горло.
– Это Динара Гузеева? – повторила незнакомка с легким раздражением.
– Да, это я!..
– Кажется, вы ищете работу?
Никакие другие слова не вызвали бы у меня такой бешеной, животной радости! Работа! Выход из моего тупика!
– Да, – проговорила я как можно спокойнее, стараясь не выдать охватившего меня волнения. – Я ищу работу. А что вы мне хотите предложить?
– Вас устроит место менеджера по рекламе?
Мне хотелось радостно закричать – да, да, еще как устроит!
Но я вспомнила правила поведения при поиске работы и произнесла спокойным голосом уверенного в себе человека:
– Ну, это зависит от того, какие условия вы мне предложите.
– Хорошо, приезжайте в художественную галерею «Сфера», мы с вами обсудим условия. Скажем, через час… это вас устроит?
– Через час?
Я вспомнила, как сейчас выгляжу, и пришла в ужас. В таком виде меня не возьмут не то что менеджером, но даже дворником или уборщицей!
– Нет, через час я не смогу, – проговорила я, стараясь не выдать голосом охватившую меня панику. – У меня сейчас важная встреча. Давайте через два часа, если можно…
– Ну, через два так через два… – ответила она без энтузиазма и продиктовала мне адрес галереи.
Я положила телефон и прикрыла глаза.
Значит, мой всемогущий шеф вовсе не так всемогущ? Все же нашлась добрая душа, которая решила взять меня на работу, несмотря на разосланные им предупреждения?
Интересно, кто такая эта женщина, что говорила со мной?
По голосу в трубке я почему-то представила старую деву с жидкими бесцветными волосами. Впрочем, что мне за дело, как она выглядит? Самое главное – она согласна взять меня! Причем она знает мое имя и фамилию – и они ее не отпугнули!
Я открыла глаза.
Не расслабляться! Через два часа у меня собеседование, а я к нему совершенно не готова!
То есть на профессиональные вопросы я отвечу с легкостью, в этом я не сомневалась. Все-таки я специалист высокого уровня. Беспокоил меня мой внешний вид.
Я перерыла коробку, в которой лежали мои немногочисленные пожитки, и нашла зеркало.
То, что я в нем увидела, было не так страшно. Я боялась худшего.
Ну, конечно, волосы растрепаны и потеряли естественный блеск, кожа увяла и побледнела от недосыпа и плохого питания, глаза потухли, но это все можно легко поправить при помощи горячей воды, расчески и косметики…
Ах, ну да – ванной сегодня не воспользуешься, так что горячая вода отменяется. Но все остальное у меня должно быть.
Я зарылась в коробку с головой и нашла там тоник, косметическое молочко, губную помаду и прочие необходимые каждой нормальной женщине вещи.
Волосы кое-как расчесала, подкрасила губы, слегка подрумянила щеки… теперь из зеркала на меня смотрела не ожившая покойница, как двадцать минут назад, а более-менее привлекательная молодая женщина. Ну, немножко усталая и запущенная, но все же в пределах нормы. По крайней мере, на улице на меня не будут жалостливо оглядываться прохожие.
Теперь нужно подобрать одежду.
Я вывалила на пол все содержимое коробки и, о счастье, нашла довольно приличный бельгийский костюмчик – темно-красный пиджачок и такая же юбка. Помню, я купила его на распродаже в Брюсселе… как давно это было! В другой жизни…
Красный цвет мне идет, как большинству брюнеток, и сидел костюмчик просто замечательно, особенно после того, как я надела черные итальянские лодочки на высоком каблуке. К сожалению, у меня не было утюга, но костюм не слишком измялся и на мне кое-как разгладился. Нет, для тех условий, в которых я сейчас находилась, я сделала все, что можно, и даже больше!
Я испытала законную гордость.
Нет, рано еще меня списывать! Поживу еще!
Бросила взгляд на часы – до встречи оставался всего час, только-только доехать!
С бьющимся от волнения сердцем открыла дверь комнаты.
Прежде чем доехать до художественной галереи, мне предстояло выбраться из квартиры, преодолеть коридор, отделяющий мою комнату от входной двери. К несчастью, моя комната – самая последняя по коридору, так что до двери мне предстояло пройти метров двадцать, и эти двадцать метров смело можно назвать дорогой смерти.
У нас в фирме недолгое время работал охранником мужик, который в молодости служил в Афганистане, в так называемом ограниченном контингенте. Так вот, он вообще-то не очень распространялся о своей интернациональной службе, видно, не хотелось ему о ней вспоминать, но как-то к слову сказал, что дорогу от казармы до туалета они называли дорогой смерти, потому что этот путь простреливался афганским снайпером. Так что, отправляясь в сортир, никто не знал, вернется ли он обратно.
Вот и я, выходя из комнаты, не знала, доберусь ли до выхода из квартиры. Все зависело от того, где в данный момент находится Витька и в каком он состоянии.
Я замерла на пороге и прислушалась.
В квартире стояла гулкая, напряженная тишина, как на поле боя перед началом артобстрела.
Ну, с Богом!
Я пригнулась и побежала…
Но добежать до двери не успела: прямо передо мной из темноты возник он, ужас нашей квартиры – моральный урод и запойный пьяница Витька.
Я замерла на месте, закусив губу и моля всемогущего Бога о том, чтобы мирно разойтись с соседом, хотя и понимала, что шансы такого благополучного исхода невелики.
Моя молитва не была услышана.
Судя по налитым кровью глазам, по набухшим жилам и мрачному взгляду, урод уже успел надраться и находился сейчас в том состоянии, когда, как бешеный носорог, в каждом движущемся предмете видел врага. А уж я-то была для него буквально как красная тряпка для быка – в приличном костюме, накрашенная и причесанная, да еще и в туфлях на высоком каблуке!
– Ух ты, блин горелый! – проговорил Витька в злобном восторге. – Какая профитролина в нашем гадюшнике обитает! Ну, я же ее сейчас отремонтирую! Я же сейчас восстановлю эту… сексуаль… социальную справедливость!
