Антон Леонтьев - Шоу в жанре триллера
Я всегда иду в атаку, когда проголодаюсь. Молодой человек испуганно замолчал, подхватил мой чемодан и распахнул дверцу джипа.
– А где Марк? – спросила я тоном вдовствующей императрицы.
– Марк Казимирович велел мне встретить вас, – пролепетал юноша.
– Ну, ну, – процедила я и добавила: – Ну что же, можете трогать, милейший!
С железнодорожного вокзала мы направились к особняку Михасевича. Мой экс-супруг не обманывал: шикарный белый дом, настоящее родовое поместье, этакое дворянское гнездо, располагался в самом центре городка.
Варжовцы – это уютный, тихий городишко, полный старинных зданий и купеческих хором, городок, ведущий размеренную, сонную жизнь, городок, в котором никогда и ничего не происходит. В начале прошлого века он начал входить в моду как великосветский курорт, здесь собирались сливки европейского общества, одно за другим открывались казино, отели и водолечебницы. Конец этому буржуазному великолепию положила Первая мировая война, после которой Варжовцы так и не оправились. За этим последовали годы разрухи и полуфашистской диктатуры, сменившиеся Второй мировой войной, последующим низвержением монархии и установлением по всей Герцословакии советской власти. Наши коммунистические боссы любили отдыхать на морском побережье, где лечили застарелый простатит, запоры и «подарки Венеры», принимая важные политические решения. Городок хирел, от былого сияния эпохи первого десятилетия двадцатого века не осталось и следа. Так, знаменитый, похожий на сказочный замок вокзал безжалостно снесли и заменили уродливой бетонной коробкой с чугунными серпом и молотом на фасаде. Возникли многоэтажные монстры, которых по всей стране возводили, как мне кажется, по одному и тому же бездарному и человеконенавистническому проекту. Но в историческом центре Варжовцов сохранились особняки, которые теперь раскупили нувориши. В последние годы городок начинает постепенно возрождаться, сюда приезжают немногочисленные иностранные туристы, да и свои, отечественные, не забывают Варжовцы. После того как нынешний президент страны, душка Гремислав Гремиславович, начал регулярно принимать высоких зарубежных гостей в своей вилле у моря, Варжовцы стали известны всему миру. Но до Бертрана Варжовцам еще ой как далеко!
Я заметила несколько церквушек, узкие улицы были засажены зеленеющими кривоватыми деревцами. Я никогда бы не могла представить, что кто-то из жителей этого милого городка, своего рода идеальной герцословацкой провинции, способен причинить боль ближнему.
Прохожих на улице было немного, в основном скромно одетые пожилые люди: туристический сезон еще не начался, и в период с октября по июнь Варжовцы вымирали, превращаясь в город-призрак.
Детей не было видно совсем. Ну да, как я могла забыть… Маньяк. В этом красивом, буколическом городке, который так и просился со всеми своими церквушками, краснокирпичными особнячками и парками на конфетную коробку, обитал безжалостный убийца. Но вряд ли это маньяк пишет анонимки Понятовской.
У особняка Михасевича, уверена, самого красивого и импозантного (другой бы Марк себе и не выбрал бы), меня встретили несколько человек, тоже из съемочной группы. Они охотно объяснили, что съемки идут в одном из павильонов на другом конце Варжовцов.
Чтобы попасть туда, мне пришлось полчаса идти по кривоватым улочкам городка. Наконец я оказалась около бывшего здания обувной фабрики. Здесь и находилась «фабрика грез» Михасевича.
Марк, спустившись с режиссерских высот, наконец соизволил заметить меня. Он был в хорошем расположении духа.
– Ага, вот и ты, Фима. Ну что же, рад, рад. Как доехала?
Я оглянулась. Члены съемочной группы вроде бы занимались своими делами – механики устанавливали аппаратуру, декораторы меняли интерьер, Понятовская и другие гримировались или, смеясь, курили в стороне. Тем не менее я каждой порой ощущала, что за нами наблюдают.
– Я начала расследование, Марк, – произнесла я негромко. – Твоя бывшая жена Тамара Лисициани, скорее всего, непричастна к этому.
– Скорее всего? – произнес Михасевич в некотором раздражении. – Фима, давай не будем говорить об этом.
Мне бросилось в глаза, что упоминание Лисициани действует на Марка, как красная тряпка на быка. Занятно, занятно. Это что, уязвленное мужское самолюбие?
– Обо всем сегодня вечером, Фима, на съемочной площадке слишком много посторонних ушей, – произнес он скороговоркой, а затем громогласно добавил: – А сейчас я познакомлю тебя с Юлианой.
– В качестве кого собираешься представить меня народу? – поинтересовалась я. – Мне придется задавать вопросы, без этого нельзя. А в таком случае вопросы могут возникнуть и у других – например, о моей собственной персоне.
– Ты права, – ответил режиссер. – Значит, так, Фима. Актерская братия любит, когда вокруг них трутся обожатели и воздыхатели, в особенности такие знаменитые, как ты. И охотно идут на контакт, если думают, что это послужит лишней рекламой. Так что смотри!
Михасевич поднес к губам мегафон и прокричал:
– Дамы и господа!
Все взоры мгновенно обратились в нашу сторону. Я волей-неволей стала эпицентром всеобщего внимания. Воспользовавшись возможностью, я осмотрела собравшихся.
Обычные, может быть, чуть экзальтированные люди, одним словом – киношники. Мужчины и женщины. Несколько знаменитостей, которые были в одной группке, начинающие актеры – в другой.
Юлиана Понятовская, капризно смотрящаяся в зеркало, выговаривает гримерше. Рабочий персонал в спецовках. В общем, ничего таинственного или подозрительного. И тем не менее – я почему-то была уверена в этом почти на сто процентов – один из тех, что сейчас рассказывает анекдоты, ест бутерброд, курит или флиртует, и являлся автором пугающих писем жене известного режиссера. Кто-то желал ей смерти и не скрывал этого. Но кто?
– Разрешите представить вам самую знаменитую писательницу Герцословакии, ведущую культовой программы «Ярмарка тщеславия» и, кстати сказать, мою первую супругу, с которой мы жили вместе целых пять лет, Серафиму Ильиничну Гиппиус, – провозгласил режиссер.
Судя по всему, от меня требовалось заплакать горючими слезами и вознести хвалу всевышнему за это неземное счастье – пять лет являться женой самого Марка Михасевича!
– Серафима Ильинична – представитель одного из телевизионных каналов. Наш сериал, как вы знаете, планируется пустить под Новый год, во второй декаде декабря. Серафима Ильинична прибыла в Варжовцы, чтобы ознакомиться с процессом съемок. Госпожа Гиппиус – эксперт в сериальных делах! Она любезно пригласила меня и Юлиану Генриховну в свой новогодний выпуск, который выйдет в эфир 31-го числа, и беседовать мы будем о нашем сериале, который к тому времени, я уверен, побьет все рейтинги и станет самым любимым у зрителей. Так что прошу вас помочь Серафиме Ильиничне, отвечайте на все ее вопросы и вводите в курс дела. Заранее благодарен за вашу помощь!
– Марк! – пророкотала я. – Что-то я не помню о предложении в твой адрес и в адрес твоей супруги выступить у меня в новогоднем выпуске.
– Не беспокойся, Фима, мы согласны, – отмахнулся Михасевич. – А то ведь за все то время, что ты ведешь свою «Ярмарку», у тебя не было в гостях ни одного мало-мальски нормального режиссера, так, все какие-то олухи и бездари. А меня и Юлиану народ любит, вот и будет для всей страны подарок – наш эфир!
– Что подарок, то подарок, – проскрипела я зубами.
Придется в самом деле приглашать в «Ярмарку» Марка и его Понятовскую. Небось мой экс-супруг думает, что сумеет, как это обычно за ним водится на телепрограммах, без остановки петь соловьем и рассуждать о своем грандиозном таланте? Нет, Марк: я скушаю заживо и тебя, и надменную панночку Юлианочку, а затем без единой купюры велю пустить в эфир.
– Хорошо, Марк, – произнесла я. – Придешь ко мне на эфир со своей женушкой. Только для чего ты оповестил всех, будто я эксперт по сериалам, ты что, ничего другого придумать не мог? Я же абсолютно ничего не смыслю в этом деле!
– Дорогая Фима! – ответил Марк, похлопав меня по плечу. – Ты бы только знала, сколько на телевидении и в кинематографе людей, которые тоже ничего не понимают, но настырно лезут и снимают. И еще считаются образцами для подражания!
В этот момент к Михасевичу подбежала девочка лет шести, светловолосая прелестная хохотушка с такими же, как у матери, огромными синими глазами и упрямым отцовским подбородком. Девчушка была одета в дорогое парчовое платьице по моде легкомысленного восемнадцатого века.
– Папа! – закричала она. – Папочка!
Марк Михасевич подхватил ее на руки и поцеловал. Я поняла, что это Настя, дочь режиссера и Юлианы Понятовской.
– Вот моя принцесса! – засмеялся Михасевич и, посадив дочь на шею, побежал с ней по павильону. Девочка весело смеялась, Михасевич корчил рожи и дурачился. Кто бы мог узнать в этом любящем отце грозного кинематографиста! – Настена, готовься! – приговаривал Марк Казимирович. – Сейчас у тебя ответственный день. Ты первый раз будешь сниматься. Ты хочешь стать звездой?
