Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь
— А что, убийство Эрикссона проще?
— Думаю, да. Во всяком случае, у меня такое ощущение. Незапланированное убийство, состояние аффекта, преступник наверняка наделал кучу ошибок… А если это его знакомый, такие случаи обычно не представляют большой сложности. Даже может повезти, и преступник сам явится — совесть замучает.
Хотя чертовски жаль, что нет Ларса Мартина, подумал он. Тогда бы как пить дать преступник уже рыдал в кутузке, а Ярнебринг наслаждался бы выходными, поскольку допросы арестованных не входили в круг его обязанностей.
— Ты меня убедил, — согласилась Хольт. — Тогда я повидаюсь со своим парнем.
— А кто он? — спросил Ярнебринг. Почему-то от ее слов у него испортилось настроение.
— Самый видный парень в городе, — ответила она. — Никлас Хольт, шесть лет. В обиходе — Нике.
— Передай ему привет, — попросил Ярнебринг, и они пошли по домам.
Надо было попытаться заключить мир со своей нареченной, прежде чем осенняя темень окончательно упадет на город и его обитателей — тех, что пока еще живы.
6
Закончив дискуссию со своим другом-доктором, Вийнблад позвонил домой — не надо ли купить чего к обеду, но жена его либо уже ушла куда-то, либо просто не брала трубку. Торопиться было особо некуда, поэтому он еще раз завернул на работу и на своем письменном столе обнаружил вонючее заблеванное полотенце, небрежно затолканное в бумажный пакет от «Лизы Элмквист» в Эстермальмсхаллен, дорогом продуктовом рынке в престижном районе Стокгольма. Рядом с пакетом лежала наглая, мягко говоря, записка от Бекстрёма, так что Вийнбладу пришлось задержаться на работе далеко за полночь.
Сначала надо было заполнить новый протокол: как-никак поступило новое вещественное доказательство. Потом, произведя предварительный осмотр заблеванного вещдока, он написал направления на различные криминалистические анализы, что потребовало заполнения целой кучи бланков. Наконец он упаковал полотенце по всем правилам криминалистики. Теперь можно все это посылать в Центральную криминалистическую лабораторию в Линчёпинге.
Закончив, он сварил кофе и съел сэндвич. Сэндвич был куплен еще для ланча, но он про него просто-напросто забыл. Есть ему особенно не хотелось, но зачем он вообще тогда покупал этот сэндвич?.. В конце концов Вийнблад собрался с силами, дошел до метро и в вагоне предался привычным мыслям.
С этим надо что-то делать, подумал он. Так жить нельзя. Просто нельзя. Он, разумеется, имел в виду жену, которая открыто ему изменяла и лишала таким образом всякой возможности жить достойно.
Ярнебринг, придя домой, позвонил невесте, намереваясь заключить мир, но начало не предвещало ничего хорошего. Он услышал в ответ ледяной голос.
— Привет, малышка. Твой малыш еле добрался до дому после долгого дня неустанной борьбы с преступностью. Скоро уже сутки, как мы ищем убийцу.
— Надо понимать, что малыш проголодался и хочет, чтобы я что-нибудь приготовила. — Она сказала это так холодно, что на трубке выступила изморозь.
— Ничего подобного! — возмутился Ярнебринг, ожидавший подобной реакции. — Малыш хочет, чтобы ты попудрила носик и была готова. Через полчаса заеду. Я заказал столик в твоем любимом ресторане, три блюда, свечи и живая музыка. Я заказал ансамбль танго, они, думаю, уже в дороге.
— Ты безнадежен, — уступила она. — Ну ладно.
И что-то было в ее голосе, что сулило надежду на светлое будущее. Вот так, подумал Ярнебринг, проще пареной репы, надо только найти галстук, который она подарила ему на следующий день после знакомства.
Насчет ансамбля танго, он, конечно, выдумал, зато все остальное было правдой. Кому нужен оркестр, когда поет сердце, подумал Ярнебринг, накрывая ее маленькую руку своей огромной лапой.
— Бу… — начала она. Он прекрасно знал, что за этим последует, и не дал ей закончить фразу. Вместо этого он заграбастал ее вторую руку и примерил свою знаменитую волчью улыбку.
— Через несколько недель, — сказал он задумчиво, — ну да ты знаешь… ровно четыре года.
Что за бред, зачем я это говорю? Сказано же — не буди спящего сурка.
— Да. — Она серьезно кивнула и посмотрела ему в глаза.
— Я предлагаю уехать куда-нибудь, чтобы не было никаких родственников и приятелей, им интересно только выпить на халяву. Я бы пригласил только Ларса Мартина… А ты, наверное, Карин? Ведь она твоя лучшая подруга?
— Это что, предложение руки и сердца? — спросила она вслух, а про себя подумала: «Которое по счету?»
— М-м-м… разумеется, — кивнул Ярнебринг. У него было чувство, что в горле что-то мешает. — Я понимаю, звучит глупо… Ну да, это предложение.
— В таком случае я согласна, — еще раз кивнула она.
О шампанском они не подумали. Поехали к ней и прокрутили весь фильм их отношений в обратном направлении, до самого первого дня. Когда Ярнебринг наконец провалился в сон, у него было чувство, что за плотно задернутыми гардинами уже всходит солнце. Однако скорее всего это ему только показалось, потому что красная стрелочка на будильнике показывала три часа. Она лежала, прижавшись спиной и задом к его груди и животу. Как чайная ложечка с половником, подумал он с удовольствием… Так и должно быть в правильно устроенном мире: ее голова на его правой руке, он обнимает ее левой, а кисть мирно лежит на ее животе. И ему почудился запах кофе, свежевыжатого апельсинового сока и яичницы с беконом.
Все образуется, подумал он, засыпая. И никогда он не спал так сладко и спокойно, разве что когда был мальчиком, а летние каникулы только что начинались.
7
Инспектор Анна Хольт, тридцати одного года, провела выходные со своим сыном Никласом — Нике — Хольтом, шести лет. Они катались на коньках в Королевском саду, ели вредную для здоровья пищу в «Макдоналдсе» на Норрландсгатан, купили Нике новую куртку, играли и валялись на диване.
— Вот так всегда должно быть, мама, — прошептал Нике в воскресенье в ожидании вечерней сказки.
Инспектор Эверт Бекстрём, сорока семи лет, проснулся в середине дня в состоянии тяжкого, даже по его меркам, похмелья. Виной тому, ясное дело, было чертово спиртное этого педрилы, которое он накануне в себя вылил. Сначала односолодовое виски, потом водка и коньяк, и все бы ничего, если бы он уже под утро не начал пробовать — больше из любопытства — содержимое неизвестных бутылок, спасенных им в чисто филантропических целях от Общественного фонда наследования.
Он спустился в ближайший магазин купить что-нибудь к завтраку, и в глаза ему бросились огромные заголовки вечерних газет: «Серийный убийца — сумасшедший». Речь в статье шла о том, что по городу бродит убийца-маньяк и вчера очередной, уже четвертый человек пал его жертвой.
Откуда они это берут? — подумал он вяло и вопреки своим привычкам купил газету.
Внимательно прочитав статью, он ясно увидел перед собой физиономию Фюлькинга и понял, что за выходные, перед тем как прийти на работу, ему следует принять ряд превентивных мер.
А Ярнебринг никаких газет не читал. Он и его будущая жена почти все время провели в постели, вставая разве что по острой необходимости, и, когда она закрыла за ним дверь в понедельник утром, он осознал, что давно не чувствовал себя так хорошо. На завтрак он получил только что сваренный кофе, стакан свежевыжатого апельсинового сока, горячую булку домашней выпечки с хрустящей коркой, салат и большую тарелку йогурта со свежими фруктами.
Надо рассказать Ларсу Мартину, подумал он, открывая дверь следственного отдела.
8
— Вы видели?! — воскликнул Бекстрём.
Он ворвался в кабинет Фюлькинга, размахивая вечерней газетой. Главная задача Бекстрёма была — не выпустить из рук инициативу, ведь кто успел, тот и съел… Ага, посадил я тебя в лужу, Фюлльскалле, с удовольствием подумал он, увидев, как скривилась физиономия Фюлькинга.
Фюлькинг уже видел, во всяком случае, на столе перед ним лежал этот же номер газеты, но он промолчал, сидел, уставившись на Бекстрёма. Его тяжелое лицо налилось кровью, на виске вздулась толстая, как объевшийся дождевой червь, вена.
Вот-вот пробки перегорят, с наслаждением подумал Бекстрём, однако вслух, естественно, ничего не сказал. Вместо этого он сморщился, изображая высшую степень озабоченности, и заговорил, придерживаясь тщательно продуманной линии.
— Сначала я решил, что это кто-то из следственной группы, — начал он. — Ты и сам знаешь, в расследовании занято много новых людей, нам о них ничего не известно… Но потом… — Он сокрушенно покачал круглой головой. — Когда я прочитал, начал сомневаться. — И он еще раз покачал головой, преданно глядя на шефа.
