Владимир Гоник - Преисподняя
Когда разведчики ее распахнули, дремавший за ней дежурный с погонами лейтенанта, обомлел от неожиданности, глаза у него стали круглыми, как у филина.
- Что?! Кто?! Что?! - быстро забормотал он в растерянности, но опомнился и, вскочив, попытался нажать кнопку звонка, чтобы поднять тревогу.
Сюда годами никто не заглядывал, кроме офицеров охраны и доверенного персонала. Изредка в помещениях случались протечки, чаще в коридорах, видно, поблизости в иле, песке или суглинке существовал плывун, и тогда охрана обращалась в технадзор метро, но дальше коридора никого не пускали. Рабочие под присмотром офицеров вскрывали стену, дренировали грунт и ставили панель на место.
Помещение никогда не видело столько людей сразу, это был тихий пост сними, никто не заметит.
Потому и всполошился сонный лейтенант, когда отсек внезапно наполнился рослыми разведчиками - помещение сразу стало тесным и шумным. Поднять тревогу лейтенант не успел, в мгновение ока его отодвинули от звонка и отняли пистолет - подальше от греха, чтобы не вздумал поиграть в войну.
Лейтенант как будто смирился, поник и вдруг быстро, как кошка лапой, цапнул телефонную трубку, но больше ничего не успел, трубку отняли и положили на рычаг. Он еще пытался заслонить собой дверь, за которой тянулся длинный белый коридор. Першин отнюдь не хотел поднимать панику в дежурных службах и потому лишь прошел коридор, чтобы убедиться, что он ведет в приемную министерства на Мясницкой и в соседний штаб.
- Кто такие?! Я доложу! Я доложу! - выкрикивал лейтенант, хотя его никто не слушал.
Его можно было понять: из глубокого тыла он неожиданно оказался на передовой; мятый, сонный, растерянный, он не знал, что делать, все инструкции разом вылетели из головы.
- Вы из комитета? - с надеждой спросил лейтенант, и понятно было, что он имеет в виду госбезопасность.
- Мы сами по себе, - разочаровал его Першин.
- Как?! - опешил лейтенант и недоверчиво вертел головой, разглядывая разведчиков: каждый ростом под потолок, пятнистые комбинезоны, бронежилеты, укороченные десантные автоматы АКМ, гранаты, баллончики с газом, ножи на ремнях...
- Доложи, если хочешь, - предложил ему Першин.
- Кому? - не понял лейтенант.
- Министру.
- Что доложить? - упавшим голосом спросил лейтенант.
- Что хочешь.
- А ты вообще на поверхности бываешь? Поднимаешься иногда? Или все время здесь торчишь? - ворчливо поинтересовался проводник. - Что в Москве происходит, знаешь?
Они оставили лейтенанта в глубокой задумчивости. Першин не был уверен, что тот доложит о происшествии по начальству: караульная служба на этом посту была предпочтительнее, чем Новая Земля или Чукотка.
Поднявшись на платформу, разведчики разместились на мотовозе, который их поджидал. Обратная дорога по встречному тоннелю заняла всего несколько минут, мотовоз высадил их и укатил в сторону Черкизово. Разведке следовало поторапливаться, вскоре должны были дать напряжение в третий рельс.
Поляков отомкнул замок и стоял, дожидаясь, у открытой решетки, пока все пройдут в коридор. Разведчики один за другим поднимались по железному трапу, Першин шагнул последним и остановился за порогом в ожидании проводника. Сквозь стук шагов ему почудился странный звук, которому он не придал значения: то был звук лопнувшей струны.
Першин стоял в коридоре и ждал. Никто не появлялся, проводник замешкался в тоннеле, Першин услышал стон и быстро выглянул: проводник лежал ничком, подогнув ноги.
- Ко мне! - крикнул Першин в глубину коридора и прыгнул в тоннель.
Разведчики окружили его, изготовив автоматы, но стрелять не пришлось, не было цели. Все было тихо, спокойно, горела цепь фонарей, тоннель оставался пустым и безлюдным. Першин нагнулся к проводнику: в спине у старика торчала массивная металлическая стрела.
5
Салатовый "фольксваген" въехал в захламленную арку, покачиваясь на ухабах, покатил мимо обветшалых, назначенных под снос домов, мимо помоек, загаженных детских площадок, мусорных баков, сараев, чахлых деревьев, гаражей, объехал громадный, разбросанный, нелепый проходной двор, каких полным-полно в центре Москвы, и поерзал вперед-назад, чтобы приткнуться возле неприметного облезлого строения.
Антон Бирс был единственным, кто пришел в отряд сам.
...пронзительный женский крик вспорол ночь и оборвался тотчас. Дремлющий в забытьи дом пробудился и настороженно замер, вслушиваясь в обморочную тишину: то ли на самом деле кричали, то ли всему дому приснился один кошмарный сон.
Молчаливый крик висел над домом, над улицей и над городом, истошный, оглушительный вопль, который никто не слышал, но от которого все оглохли.
Мучительное ожидание томило город - дома, улицы, дворы, переулки, изнуренная страхом и ожиданием Москва погружалась в тяжелую дрему, чтобы очнуться вскоре и замороченно обмереть, прислушиваясь к разрозненным городским звукам.
...форштевень проламывал надвигающуюся водяную гору. Волна, разбившись, взмывала над баком и тяжело рушилась вниз, окатывая палубу и борта, осыпала брызгами рубку, мачты, антенны. На морозе корабль быстро обледенел: фальшборт, поручни, трапы, ванты, леера и палубные надстройки покрылись толстой коркой льда. Отяжелевшие, покрытые прозрачным панцирем, десантные суда сбавили ход; из-за шторма и обледенения они немилосердно опаздывали к месту высадки.
В ходовой рубке было темно, луч локатора мерно кружил по экрану, на спардеке, низко надвинув капюшон, скучал на морозе вахтенный сигнальщик, внизу, в десантном кубрике томилась перед высадкой морская пехота; тусклое дежурное освещение, вибрация, гул двигателей и качка клонили десантников в сон.
По возрасту Бирс был старшим в роте, в батальоне, а то и в бригаде: его призвали в том возрасте, когда армейская служба для его сверстников становится далеким прошлым.
Честно говоря, Бирс не собирался служить и в морскую пехоту попал по недоразумению. После факультета журналистики он успел придумать передачу на телевидении, он сам ее вел, и по этой причине многие узнавали его в лицо, а те, кто не узнавал, озабоченно морщили лоб, силясь вспомнить, откуда они его знают.
Воинские повестки не вызывали в семье интереса, это была как бы почта, не требующая ответа, вроде официальных поздравлений с государственным праздником, которые пачками получал отец.
Повестку обычно равнодушно клали на столик в прихожей, на ней записывали номера телефонов, от нее отрывали клочки, со временем повестка исчезла неизвестно куда.
В семье все страшно удивились, когда за Антоном приехали на машине два милиционера и отвезли в военкомат. Еще тогда, вероятно, можно было все поправить, поведи он себя осмотрительно.
- Да вы что, братцы?! - искренне всплеснул руками Бирс, когда ему объявили призыв. - У меня передача на носу! Студия горит, кучу денег вложили! Вы в своем уме?! Группа в экспедицию уезжает! Билеты на руках!
Поглазеть на необычного призывника собрались офицеры из соседних комнат. Бирс толковал им, толковал в надежде, что сейчас объяснит получше, и они поймут.
- А кто служить будет? - мрачно поинтересовался рыхлый подполковник с ромбом Военно-политической академии.
- Вы, видимо, замполит? - спросил Бирс. - Я не ошибся?
- Политработник, - подтвердил офицер, морщась от того, что вынужден объясняться с долговязым балбесом, лицо которого казалось знакомым.
- Я думаю, если завтра вы не явитесь на службу, никто не заметит. Послезавтра вас уже забудут. А если я завтра не приду, все остановится, передача не выйдет.
- Я смотрю, ты больно грамотный, - лицо подполковника пошло красными пятнами.
Как все политработники, он знал, что строевые офицеры их недолюбливают и считают бездельниками, но так открыто перед сослуживцами его еще никто не срамил.
- Грамотный, - согласился Бирс. - А вам по душе неграмотные? С ними проще? Кстати, мы что, перешли на "ты"?
Из военкомата его уже не выпустили, даже парикмахера пригласили, чтобы остриг под машинку.
В военкомате поломали головы и за строптивость и наглое поведение упекли Бирса в морскую пехоту на Дальний Восток.
К ночи шторм стих, десантные войска подошли к месту высадки: впереди по курсу на фоне блеклого горизонта со следами догорающей зари над морем чернел остров, который десанту предстояло взять штурмом.
Корабли на малых оборотах подошли к берегу, опустили пандусы, но отмели не достали: из-за шторма и обледенения суда опоздали до начала прилива, высадку пришлось делать в воду.
Двумя цепочками десантники друг за другом выбегали из трюма на пандус и прыгали в море. Подняв оружие, Бирс вместе со всеми по грудь в ледяной воде спешил к берегу, преодолел под встречным огнем песчаный пляж и полз по скользким мокрым камням к линии береговых укреплений, а потом карабкался на скалы, где противник устроил доты.
Бирс служил трудно, не мог осилить субординацию. Да и как смириться, если помыкает тобой малограмотный тупица, который кроме мата и команды "отставить!" других слов не знает.
