Диана Бош - Нечисть, или Тайна старинной шкатулки
— Еся, ты где?! — орала в трубку, перекрикивая громкую музыку, Софья. — Подъезжай сейчас домой и спускайся в бар, туда, где мы с тобой обычно кофе пьем. Я здесь с Женей и Вадиком, сидим, болтаем, тебя ждем.
— Зося, я устала. Ничего не хочу.
— Ты что, предательница, да? И что это за старческое нытье: устала, не могу, — она передразнила Есию, добавив в голос старческого дребезжания. — Быстро приезжай, а то я обижусь!
— Дай, дай мне трубку, — послышался мужской голос. — Есия, ну как же так, больше десяти лет не виделись! Неужели не приедешь?!
Голос был такой родной и знакомый, но одновременно новый: повзрослевший и полный сексуальных ноток.
Есия почувствовала волнение.
— Ладно, ждите, — стараясь говорить как можно беспечнее, произнесла она. — Уже еду.
Евгений, чей голос Есия только что слышала по телефону, был ее школьной любовью. Правда, безответной. После «последнего звонка» пути их разошлись, и Есия только изредка слышала о Евгении от одноклассников. Он поступил в Питерскую морскую академию и должен был появиться в родном городе не раньше зимних каникул. Но на зимние он не приехал, а летом Есия случайно столкнулась с ним в парке. Он шел под руку с молодой женой и Есию даже не заметил.
После этого она старательно запрещала себе даже думать о Евгении. Не без труда, но это удалось. Немало способствовало тому известие о рождении у него дочери.
И вот теперь он где-то там, в баре, и ждет ее. Зачем? Разве им есть что сказать друг другу? Но сердце тут же, стоило представить Евгения, его голос, его взгляд, сладко встрепенулось. Это стало для Есии неприятным открытием: оказывается, старая школьная любовь все еще продолжает волновать ее. Значит, все эти годы она занималась самообманом, думая, что смогла выкорчевать ее из души.
Появление Есии в баре в первые секунды осталось незамеченным: Софья, Вадим и Евгений спорили до хрипоты, не замечая ничего и никого вокруг. Наконец Софья узрела подругу и помахала ей рукой:
— Еська, мы здесь! Подходи, садись. — Она освободила от своей сумки стул, повесив ее на спинку.
— Как можно лишать свободы молодых женщин, имеющих детей, когда убийцы разгуливают на свободе? — кипятился Вадим. — Это административное правонарушение, а не уголовное!
— При чем здесь убийцы? Давайте не будем соскакивать с темы! — возражала Софья. — Богохульствовать в храме, оскорблять чувства верующих — это кощунство, и за это должны последовать порицание и осуждение общества.
— Осуждение, но не тюрьма! Девушки не собираются никуда скрываться и не смогут оказывать давление на следствие.
— Они тебе лично об этом сказали? Кстати, а ты в курсе, что это не первый акт вандализма? До этого уже было осквернение храмов в разных местах и прочие «невинные» шалости. О коллективном совокуплении в музее ты разве не слышал? Не это ли хулиганство, оставшееся безнаказанным, и породило следующую цепь преступлений?
— Так уж и преступлений, — скептически хмыкнул Евгений. — Петь — это не преступление.
— Смотря что и где петь, — зло возразила Софья. — Должны же быть какие-то пределы. Это была провокация, нельзя, чтобы общество на нее не отреагировало. Основное население нашей страны — православные, и они осуждают такой поступок. И если оставить все без ответа, можно ожидать не только новой провокации, но и упреков к власти и обвинения ее в беззубости.
— А давайте спросим у юриста. Есия, что скажешь? — повернулся к ней Вадим.
— Скажу, что на основании большого общественного резонанса даже не в отдельно взятом городе, а во всей стране власти, безусловно, должны реагировать. А как мама выскажу свое субъективное мнение: я была с сыном в то самое время и в том самом музее, где горячо защищаемые тобой барышни совокуплялись со своими мужчинами. Мне не понравилось.
Все резко смолкли.
— А давайте выпьем за встречу, сто лет не виделись, — поднял свою рюмку Вадим.
— А давайте, — обрадовалась Софья, которую изрядно утомил спор, грозящий перерасти в ссору. — Есичка, ты у нас сейчас большой человек, не хочешь визитки свои мальчикам дать?
— Да легко. — Есия достала две визитки и протянула парням.
— Обязательно позвоню, — пристально глядя Есии в глаза, пробормотал Евгений.
Заиграла зажигательная музыка, и Софья, вскочив, потянула Вадима танцевать.
Евгений накрыл руку Есии своей ладонью и наклонился к ее лицу, по-прежнему пристально гладя в глаза:
— Ты стала еще красивее.
— Как поживают твои дочь и жена? — Есия слегка отодвинулась, вежливо улыбаясь.
— Спасибо, у них все хорошо. — Он поскучнел и отвел взгляд.
— Что-то не так?
— Да все не так! — взорвался он. — Когда мне говорили, что она мне изменяет — я не верил. Потом я сам начал чувствовать, что супруга мне не верна, но предпочитал закрывать на это глаза. А недавно застал ее в постели с другим. Смешно слушать анекдоты про обманутых мужей, но самому оказаться в подобной роли совсем невесело.
— И что думаешь теперь делать?
— Да что, — он вздохнул, — подал на развод. Дочку жалко. Хотел отсудить, но понял, что пока не потяну. Мне нужно будет уйти с флота и искать работу на гражданке. А пока я в поиске, нет смысла затевать судебный процесс, все равно жене ребенка отдадут.
Есия зябко поежилась.
— Женя, ты уверен, что твоя жена — плохая мать?
— Почему плохая? Она хорошая мать, дочку любит очень.
— Зачем же тогда у матери ребенка забирать? Кстати, сколько вашей дочке сейчас лет?
— Девять.
— Маленькая совсем. Ты, конечно, можешь не обращать на мои слова внимания, но девочке все-таки лучше остаться с матерью. При условии тесного общения с отцом, разумеется.
— Ты не понимаешь меня. Ты всегда была не такая, как все, потому от тебя все и шарахались.
— Кто это от меня шарахался? — оторопела Есия.
— А ты что, не знала, что тебя все «белой вороной» считают?
— Знаешь, Женя, у меня к тебе большая просьба: забудь о моем существовании и никогда мне не звони. Зоське скажи, что я ушла.
Дома Есия с размаху швырнула сумку на диван и разрыдалась. Нет, она, конечно, и сама считала в школьные годы себя «белой вороной», но чтобы от нее кто-то шарахался, не замечала. Да и слышать это от Женьки, да еще в таком тоне оказалось очень обидно.
Вантуз, мурлыча, потерся об нее и сочувственно слизнул со щеки слезу.
— Вантузик, как хорошо, что ты меня понимаешь, — в благодарность погладила его Есия.
Черный Вантуз, пушистый и очень породистый, имя при рождении получил заковыристое и длинное — Вильям Абигайль Найтуз. С этим именем он пять лет назад попал к Есии, но кличку эту она сразу забраковала. Сократила до короткого и вполне осмысленного — Вантуз. Тем более что в кота всасывалось все, что плохо лежало, и даже то, что лежало хорошо: паршивец научился открывать лапой холодильник.
Обижала новая кличка кота или нет, сказать было трудно. Но смысл, вероятно, доходил, потому что вторым его любимым развлечением, после холодильника, разумеется, были трубы. Любые. Как только Вантуз видел трубу, он пытался в нее пролезть. Несколько раз его там заклинивало, и Есии стоило больших усилий вытащить пушистого любимца без потерь. А однажды крупная ушастая башка Вантуза так прочно застряла в узком отверстии, что пришлось вызывать МЧС. Есия страшно переживала, что кота нечаянно повредят, но, к счастью, все обошлось.
Вантуз в ответ на ласку благодарно замурлыкал и перевернулся пушистым брюхом кверху, предлагая его погладить и там. Есия ласково потрепала его рукой, и тут на кухне что-то с грохотом свалилось. Вантуз, совершив кульбит, моментально перевернулся на лапы. Сделал это он с такой скоростью, что вполне мог бы считаться чемпионом. Если бы такой вид спорта существовал.
— Вот и у тебя с нервами не все в порядке, — вздохнула Есия. — Бедняжка ты мой. Какие уж тут нервы, когда хозяйки целыми днями дома нет.
Она попыталась опять погладить кота, но он ощетинился и зашипел. Смотрел при этом не на Есию, а в пространство перед собой.
— Вантуз! — изумленно воскликнула Есия. — Что с тобой, котик?
От ее нового прикосновения кот нервно подпрыгнул, затем, прижимаясь к полу, скользнул под диван. Там он сидел, вжавшись в стенку и шипя на кого-то невидимого. На зов Есии вообще не реагировал.
Вдруг, так же внезапно, как и началось, нервное помешательство Вантуза прекратилось. Кот успокоился, повеселел и, выскочив из-под дивана, начал ловить будто бы летающих перед ним невидимых бабочек. Морда его при этом выражала заинтересованность и веселье.
— Фух, ну и напугал же ты меня, — улыбнулась Есия. — Пойдем на кухню, проказник. Буду тебя кормить.
Услышав приятно ласкающее слух слово «кормить», Вантуз забыл про «бабочек» и бодро засеменил впереди Есии. При этом он беспрестанно путался у нее в ногах, заставляя хозяйку спотыкаться.
