Ольга Володарская - Убийство в стиле ретро
Эдуард Петрович раздраженно рванул ремень на брюках, давая брюху вывалиться из штанов. Как же он был зол! На болтливого антиквара, на наглого мента, на подлую бабку Голицыну… Особенно на нее, потому что то, что она растрепала ментам, было не просто его тайной – это было его болью…
Эдуард уперся лбом в сжатые кулаки, стараясь сосредоточиться на том, чтобы отогнать неожиданно нахлынувшие воспоминания, но не мог – картинки из прошлого проносились перед мысленным взором против его воли… Вот он, пухлый мальчуган в шортиках, сидит у двери квартиры и ждет, когда его любимая мамочка вернется из театра, чтобы поцеловать ее, такую нарядную, такую свежую, такую прекрасную… Вот он идет в первый класс, в одной руке у него огромный букет гладиолусов, а в другой мамина ладонь. Он самый счастливый и самый гордый первоклассник, потому что с ним рядом идет его ненаглядная мамуся. Самая лучшая! Самая удивительная женщина на свете…
Как же он боготворил ее, свою мать! Как хотел, чтобы она любила только его. Конечно, она баловала его, была с ним ласкова, сердечна, но ему было мало. Он хотел владеть ее сердцем безраздельно… Наверное, поэтому все в его жизни пошло наперекосяк. Относись он к матери спокойнее, он не ревновал бы ее так – к многочисленным мужчинам, к ее приемной дочери. Он не стал бы совершать глупые поступки лишь для того, чтобы привлечь к себе ее внимание…
Первый раз его забрали в милицию, когда он учился на первом курсе института. Он подрался со своим однокурсником из-за какой-то ерунды, тогда он был на взводе, потому что мать устроила в честь Ленки грандиозный прием – девочка, видите ли, экстерном окончила художественную школу. На втором курсе его замели за кражу. На третьем – за пьяный дебош в ресторане. Всякий раз мать его отмазывала, вызволяя из ментовки при помощи своих высокопоставленных поклонников. Но в один далеко не прекрасный день она сказала: «Вляпаешься еще раз – будешь выпутываться сам!» Он вляпался через полгода, а сам выпутаться не смог – ему предъявили обвинение по статье «разбойное нападение» и грозили посадить на семь лет. Все ждали («разбойник» в первую очередь), что Элеонора вытащит сына и на этот раз, но не дождались. Элеонора Новицкая никогда не меняла своих решений. В итоге Эдуард загремел на три года в колонию общего режима… Но мать отвернулась от него гораздо позже… А тогда она исправно посылала ему передачки, писала письма и даже приезжала на свидания. Но когда его выпустили, она предупредила: «Вляпаешься еще раз – и ты мне больше не сын!» Эдик заверил матушку, что заключение его многому научило и больше он за решетку не хочет…
Дальше все в его жизни пошло более-менее гладко. Он устроился на работу, женился на скромной девушке, которая родила ему детишек-погодок Дениску и Ефросинью (на этом имени настояла Элеонора), обзавелся квартиркой, но, не прожив с семьей и пяти лет, загремел опять. По глупости загремел.
Толкнул на улице одного пьяного приставалу, а тот взял да упал, и так неудачно, что умер на месте, стукнувшись виском о чугунную урну.
Другой бы на месте Эдика мог отделаться двумя годами, ну тремя, а ранее судимому Новицкому впаяли по полной – восемь лет. Вот тогда мать от него и отвернулась. Ей ничего не оставалось делать – ведь она никогда не меняла своих решений!
Через два года умерла его жена, как потом выяснилось, от вины и вина, и Элеонора прибрала внуков к рукам, для начала лишив сына родительских прав, а потом категорически запретив ему с ними видеться. Так он при живой матери и детях остался один-одинешенек…
Эдуард Петрович встряхнулся, как собака, только что выбравшаяся из воды, избавляясь от мучающих сердце воспоминаний, вытер платком вспотевший лоб, вдохнул. Та-ак, успокоился. Хорошо. Теперь надо заняться делами. Он потянулся к телефону, но, узрев на столе груду осколков пластика, громко крикнул:
– Эй, кто там есть!
В кабинет тут же влетел услужливый Андрюха.
– Проводил? – спросил Эдуард Петрович у вошедшего.
– Ага. И ребятам все передал.
– Хорошо. Теперь вот что… – Он повертел на пальце свой перстень, подумал, потом решительно сказал: – Наведайся с ребятами к Шацу.
– К антиквару?
– К нему, подлюке… Проучить его надо, чтоб впредь держал язык за зубами…
– Проучить? – переспросил Андрюха.
– Навтыкайте маленько, но не перестарайтесь – он мне еще нужен. Привет от меня передайте. И скажите, что если еще хоть пикнет ментам о моих перстнях или еще о чем-нибудь, будет иметь дело лично со мной. Все, свободен. Вернешься – доложишь.
Андрюха кивнул и вышел. Проводив парня глазами, Эдуард Петрович потянулся к своему «дипломату», взял его в руки, положил на стол, набрал код, открыл. На дне совершенно пустого кейса лежал, переливаясь каждой своей гранью, старинный браслет. Сделан он был в форме змеи, глаз которой сверкал драгоценным изумрудным огнем.
День второй
Аня влетела в квартиру, быстро закрыла дверь на все четыре запора, бросила на пол сумки и только после этого облегченно выдохнула. Она жива! Какое счастье! К тому же она богата! Чертовски богата! А еще у нее теперь есть сотовый телефон! И новый гардероб! И помада! Помада за триста рублей! Обалдеть!
Трясущимися руками Аня достала из кармана вожделенный тюбик. Вот она, ее первая трехсотрублевая помада, до этого она покупала только тридцатирублевые и при этом считала себя транжирой, потому что можно было найти и за двадцать… Аня убрала тюбик обратно в карман, так и не рискнув подкрасить губы столь дорогой косметикой, собрала с пола сумки и, не раздеваясь, прошла в комнату.
Какое счастье, что она вчера бросилась следом за Стасом. Промедлила бы минуту – и пакет с утварью уже заграбастали бы вездесущие бомжи – Аня, когда подбегала к бачкам, видела, как они хищно подбирались к нему. Но она успела! Ухватила сумку перед самым носом одного из бродяг, принесла домой, вытряхнула содержимое, отмыла, оттерла, поставила в шкаф. Потом наступила бессонная ночь – Аня решала для себя, что лучше – сделать и раскаиваться или не сделать и раскаиваться… Обычно она выбирала последнее – риск был ей чужд, перемен она боялась, самостоятельно принимать решения не умела. В итоге всю жизнь плыла по течению (или, как говорила мать, болталась, как дерьмо в проруби), хотя при этом очень от своей инертности страдала. Но этой ночью в ней нежданно-негаданно проснулась авантюристка. Так что ближе к утру Аня приняла решение: к антиквару сходить, подстаканники оценить, если получится – продать, а деньги потратить… Одного Аня не учла – денег оказалось так много, что она просто не нашлась, куда их деть…
Да, кухонная утварь, которая чуть не стала собственностью бомжей, оказалась не просто старинной, а редкой и очень-очень ценной. Одна солонка (ранний Фаберже) чего стоила! Мало того, что из платины, так еще и те бусинки, что шли по краю подставочки, были не чем иным, как жемчужинами. Подстаканники оказались действительно серебряными, да и с позолотой. Когда же антиквар глянул на вазочку, то сначала чуть не хлопнулся в обморок, но потом вскочил и забегал по комнате, повторяя одно и то же: «период Тан, период Тан» и еще непонятное слово «патина». Набегавшись, спросил, где Аня ее взяла, она честно ответила – в шкафу, в ней конфеты лежали. После этого антиквар чуть не хлопнулся в обморок вторично, но деньги ей все же выдал.
Когда она вышла из лавки с пакетом долларов, то чуть не умерла от страха. Ей казалось, что у нее на лбу высветилась надпись: «Внимание, грабители! Несу бешеные бабки! Налетай, отбирай!» Поэтому она разгуливать по улицам побоялась (о метро уж и говорить нечего!), а зашла в первый попавшийся магазин, чтобы спустить в нем все доллары до единого.
На ее счастье, первым попавшимся магазином оказался не «Рыболов» или «Охотник» и не «Секс-шоп» (куда бы она потом купленные пушки-фаллосы дела?), а салон спортивной одежды, где услужливые продавцы экипировали ее с ног до головы. Пуховик, джинсы, свитер, пара футболок, рубашка, ботинки, шапка, шарф, даже носки и белье – она купила все, не потратив при этом и пятой доли своих денег.
Тут Аня вспомнила про давнюю мечту – сотовый телефон – и решила, что если ее осуществлять, то прямо сейчас. Так что следующий магазин, который она посетила, был салон мобильной связи. Боже! Какое изобилие телефонов предстало перед ней! Черные, красные, серебристые. Плоские, суперплоские, складные… А еще чехлы, шнурки, съемные корпуса, сумочки, подставочки и какие-то наушники – одному Богу известно, зачем они нужны… Когда же к ней подскочил один из продавцов и начал засыпать ее совершенно непонятными словами, типа «полифония», «джипиэрэс», «инфракрасный порт», «голосовой набор», Аня совсем потерялась. Она-то думала, что покупка сотового окажется приятным и простым делом…
В итоге она приобрела хорошенький телефончик серебристого цвета с э… полифонией и джи… джи… пи-пи… короче говоря, с прочими достоинствами, хотя она знала наверняка, что будет пользоваться только цифровыми клавишами, чтобы набрать номер, и клавишами с красной и зеленой трубками, дабы разговор начать и закончить. Остальные… «пипиэрэсы» ей ни к чему!
