Андрей Бинев - Завтрак палача
Все это я рассказываю так подробно, потому что ту первую встречу с Юджином Колесником герр Штраус запомнил навсегда. Мне он, правда, фамилию незнакомца так никогда и не назвал. Я знаю ее от своего приятеля из службы безопасности, которая, бог знает каким образом, собрала на нашего клиента герра Штрауса столько ничего не значащих подробностей.
Герр Штраус упоминал мне о той встрече вовсе не потому, что Юджин Колесник в дальнейшем сыграл в его жизни роковую роль, а потому, что пытался мне объяснить, почему неплохо относится к русским и не разделяет взглядов своего покойного отца о том, что русские, англичане, американцы, евреи и французы, как, впрочем, канадцы, австралийцы, чехи, венгры, румыны и поляки, — все без исключения дрянь. Он и немцев считал такой же дрянью, но с оговоркой, что среди них еще можно иногда найти неплохих собеседников и нескучных собутыльников.
— Русские, даже те, кто бросил свою родину, не так уж и плохи, Es ist gedeckt. Вы, должно быть, это заметили по вашим русским клиентам. Они бывают сердечны, сентиментальны, правда, порой не в меру. Они вообще многое делают не в меру — нищают, богатеют… Слишком щедро живут. Не то что много тратят, а как бы сказать… много тратятся. То есть затрачивают себя на пустяки. Но это не говорит о них слишком плохо, на мой взгляд. Вот был у меня знакомый… Юджин… русский. На самом деле его звали Евгением, но американцы в лагере для перемещенных лиц называли его по-своему. И он привык…
Герр Штраус замолчал. Я к тому времени уже знал, что все у него началось как раз с этого Юджина Колесника. Знал, но промолчал, потому что я всего лишь официант, который так же услужлив и уступчив, как проститутка. Помните мою приятельницу Мадлен?
— Я многое понял в этом народе благодаря Юджину, — продолжил герр Штраус задумчиво, почесывая длинными пальцами кончик носа. — Германия всегда воевала с Россией, потому что считала ее земли своей законной собственностью. Не очень, правда, обоснованно, но все же… Немцы втайне полагают, что когда-то те, кто жил на территории нынешней России, были их вассалами, рабами, а может быть, даже несмышлеными младшими братьями, неудачниками и лентяями. Немцы якобы дали им государственность, научили ремесленным премудростям, преподали науки, обучили воевать, обороняться. Даже царей, цариц и их фаворитов давали, не говоря уж о том, что учредили целый университет. А те все забыли! То есть проявили черную неблагодарность. Вот и воюем… с тех пор. Так ли это, не знаю.
Он опять задумался. Словно хотел вспомнить что-нибудь особенно приятное. Потом вздохнул и тихо продолжил:
— Я был знаком с одним необыкновенно умным и компетентным человеком. Поручал ему кое-какие исследования. В прошлом он был ученым, историком, у него издано несколько серьезных монографий, а однажды его имя даже внесли в список претендентов на Нобелевскую премию в одной научной номинации. Там он, правда, ничего не получил, но попасть в тот список — уже величайший успех, уже завидная карьера. Однако общался я с ним по другим причинам. Так вот он мне что-то подобное говорил. А ведь был евреем, а вовсе не немцем. Самым что ни на есть евреем!
Я знал, о ком говорит герр Штраус. О профессоре Якобе Шнеерзоне. На самом деле у него другая фамилия, но не стану же я втягивать в историю столь уважаемого человека, хоть теперь и покойника. Да и Нобелевскому комитету будет не слишком приятно, полагаю. Мне его буквально шепотом, оглядываясь на дверь, назвал мой приятель из службы безопасности. Это именно он, историк и искусствовед, был впоследствии главным консультантом нашего клиента герра Штрауса.
Но об этом чуть позже.
На следующий день после того, как герр Штраус понаблюдал на улице за растерянностью незнакомца, в его крошечный кабинетик в адвокатской конторе, ближе к полудню, постучали. Он как раз заварил кофе и с наслаждением отхлебывал его из своей обычной треснутой чашки. Герр Штраус ее очень любил: в ней сохранялся дурманящий запах бразильского кофе и долго не убывала температура.
В дверях стоял вчерашний незнакомец. Он стянул с головы шляпу, и теперь к низкому серому потолку тянулись наподобие тонких антеннок его редкие светлые волосики. Другой хотя бы ухмыльнулся, настолько все это выглядело забавно, но сухая рептилия герр Штраус был всегда строг и серьезен, не делая никаких исключений.
Не знаю, как складывался их первый разговор (это никем с точностью до фраз не зарегистрировано, потому что они оба тогда никого не интересовали и их никто не подслушивал), но предмет известен хорошо. Настолько хорошо, что именно он стал в дальнейшем причиной внезапного подъема герра Штрауса и всех его последующих неприятностей.
Оказалось вот что.
Незнакомца звали, как я уже говорил, Юджином Колесником. Он был молодым учителем географии и биологии в небольшом городке на границе с Польшей. Там его в июне 1941 года и застала война. Впрочем, мир начал воевать еще в тридцать девятом, а Советский Союз по-настоящему влез в эту кровавую кашу только летом сорок первого.
В 1942 году Колесник попал в плен к немцам. На фронте он командовал саперным взводом. А в плену вдруг вспомнил, что неплохо знает немецкий язык (учил когда-то в институте), и тут же предложил себя в качестве переводчика между военнопленными русскими и немецкой администрацией лагеря. А может, и не предложил — это они ему сами предложили, услышав, как он разговаривает с охранником из СС.
Тогда у немцев оказался и русский генерал Власов. Большой был человек! Его сам Сталин любил. На разные важные должности назначал. Он у него и армией, и даже каким-то большим фронтом командовал. Говорят, очень успешно. Но однажды он со своей изголодавшейся армией, всеми брошенной, тоже попал в плен, как Юджин Колесник. В общем, стал генерал Власов работать на немцев и набирать в свою новую русскую освободительную армию таких же голодранцев и неудачников, как Колесник.
Про карьеру Колесника у немцев, вернее, у генерала Власова, мне тоже неизвестно. Знаю лишь, он очень быстро дослужился до капитана освободительной армии, а в Красной армии был всего лишь младшим лейтенантом.
Почему его отправили в конце войны во Францию, понятия не имею. Сначала, по-моему, он был в Чехословакии, в Праге, и потом только уже во Франции. Он и там работал переводчиком между русскими пленными и немцами. Русские пленные туда привозились специально, чтобы делать шахты для новых немецких ракет. Среди них были даже инженеры и техники. Но чернокожего там все равно ни одного не было! Это точно.
Когда Юджин пришел к герру Штраусу, то с порога заявил, что хорошо знал его отца, офицера СС, помогал ему в общении с русскими строителями. Оказалось, отец герра Штрауса на следствии не рассказал главного — для чего был нужен тот лагерь, где он был командиром роты охраны. Ну, лагерь и лагерь где-то на границе Германии и Франции или, может, Бельгии, потому что Кельн как раз там недалеко. А он все время упоминал именно Кельн.
Врал, конечно. Под Кельном он действительно был, но потом их перебросили куда-то в сторону Шварцвальда. Там много лесов, а ближе к Франции — угольные разработки. Эльзас и Лотарингия, кажется. Я не слишком разбираюсь, что и где находится. Однако в рассказе Юджина упоминались именно эти географические названия. Он все-таки был учителем географии, значит, ему хотя бы в таком деле можно доверять?!
По словам Юджина Колесника, собрать и спрятать в тех шахтах новое оружие возмездия нацисты не успели. Некоторые шахты даже затопили, некоторые взорвали. Народу погибло громадное количество — и пленных, и охраны, и диверсантов из союзнических войск. А одну шахту, как раз ту, в которой находились отец герра Штрауса и капитан русской освободительной армии, власовской то есть, Юджин Колесник, сохранили. Это была огромная штольня с множеством запутанных ходов, с различными ловушками вроде неожиданных ям и глубоких колодцев. Там и не собирались размещать ракеты. Предназначалась шахта совсем для другого.
Что стало с пленными, среди которых были и русские, и поляки, и французы, и нидерландцы, неизвестно. Ни один из них больше нигде никогда не появился. Поэтому рассказать об этой секретной шахте было некому.
Колесник утверждал, что после завершения работ в шахте всю охрану отправили в другие дальние шахты и там они якобы погибли вместе с рабочими. Все погибли. Да их и не очень-то много было. Человек тридцать, не больше. Какая-то особая зондер-команда.
Вроде бы туда незадолго до прихода основных союзнических сил пробились английские диверсанты. Кто-то из эсэсовского командования, когда понял, что игра проиграна, приказал взорвать дамбу, сдерживающую огромное количество воды. Вода, конечно, хлынула в шахты, где находились секретные заводы и склады, и похоронила там всех: и пленных, и охрану, и весь отряд диверсантов.
Местные горные рабочие и крестьяне даже видели, как из шахт, бурля и вскипая, поднялась черная вода. Там еще долго булькало громадное болото, а над ним звенели полчища злющих голодных комаров. Да еще мальчишки видели огромных черных крыс с горящими желтыми глазами. А может, выдумывали — пугали себя и других.
