Наталья Александрова - Порванная струна
– Вы это точно знаете?
– Знаю, все проверила, сама лично туда позвонила. Дальше, он узнает, что четырнадцатого произошел пожар в Сертолове. И запросто может выяснить, что сгорел именно тот контейнер.
– Думаете, он так и сделал? – недоверчиво прищурился я.
– Ну я же выяснила! – В голосе Надежды послышались самодовольные нотки.
– У вас там собака знакомая работает, – невинно проговорил я.
– Ну и что, что собака? – в запале начала было Надежда, но осеклась. – Андриан! Прекрати свои шуточки! Дело-то очень серьезное.
– А то я не знаю, – проворчал я, чтобы оставить за собой последнее слово.
– И что этот дурак, то есть мастер по факсам, делает после того, как узнал про пожар? – вдохновенно продолжала Надежда. – Он начинает шантажировать директора фирмы «Поллукс». Дескать, если не заплатите за молчание, то сдам вас «Пеликанам» за милую душу – доказательство, мол, налицо. Перед тем как начать шантажировать, он звонит своей тетке и говорит, что отправил ей письмо. Тетка обещает письмо получить и хранить до его прихода.
– Не повезло тетушке, племянник-то у нее полным дураком оказался, думал, что такой хитрый, подстраховался. Но не с его силенками было тягаться с матерыми бандитами. Они его мигом вычислили, все это я подслушал, когда директор «Поллукса» беседовал с Пал Палычем.
– Значит, они его сцапали и все узнали про письмо. Потом стали то письмо караулить. Одного я в толк не возьму, – задумчиво продолжала Надежда. – Девушка, говоришь, красивая была и одета хорошо?
– Шикарная девчонка! – с излишней горячностью высказался я.
– И чтобы такая красотка бегала у бандитов на посылках? – в сомнении проговорила Надежда.
– Тут, я думаю, дело в том, что он, директор-то, хотел своими силами из неприятной ситуации выпутаться. К Пал Палычу не стал обращаться. Послал девчонку. Но от Пал Палыча ему все равно влетело и еще влетит. И еще, Надежда Николаевна, главный постулат вы мне не доказали – откуда известно, что в Сертолове сгорел контейнер, принадлежащий благотворительному фонду «Пеликан»? Предполагать-то все можно, а вот факты…
– Факты? – встрепенулась Надежда. – Сейчас будут тебе факты. Дай мобильник, я знаю, у тебя есть.
– Ну есть…
Она вырвала из моей руки сотовый телефон и набрала номер «Пеликана».
– Алло, это благотворительный фонд «Пеликан»? – пропела Надежда. – Вас беспокоят из налоговой инспекции, отдел обложений и сборов. Вы не заплатили налог на добавленную стоимость за груз, поступивший из Германии…
Она отнесла трубку от уха, потому что на том конце так заорали, что даже я расслышал:
– Какой, к черту, налог! Сгорел груз на таможне к такой-то матери! А они налог требуют!
– Это не важно, что сгорел, – мерзким голосом заорала Надежда, – раз получили груз – должны налог заплатить.
На том конце снова выругались и бросили трубку.
– Вот видишь, все сходится, их этот контейнер был, «Пеликана».
– В этом вы меня убедили, – согласился я, – но дальше получается несоответствие.
– А что дальше? Дальше, как ты сам говорил, несчастного мастера по факсам убивают, отбирают у старухи письмо, оно оказывается не то… Слушай, только сейчас сообразила – бабка-то жаловалась, что у нее в квартире кто-то шарит, а мы думали, что она из ума выжила на почве потрясения! Так все правильно! Они потом залезли к ней в квартиру и там искали письмо, потому что на почту она больше не ходила, а почтовое отделение ограбить все же для них показалось трудновато – там еще с советских времен замки крепкие и решетки, на ночь все опечатывается…
– Ой, будто на почте не воруют!
– Воруют, конечно, – с готовностью согласилась Надежда, – только сами почтовые работники. Посылки вскрывают, а постороннему человеку туда пробраться трудно.
– А дальше директор фирмы «Поллукс» малость запсиховал, потому что операция-то с контейнером хоть и прошла успешно, но бумажку они не нашли и девушку его кто-то убил.
– Он подозревает конкурентов, то есть «Пеликанов», – подхватила Надежда, – но тут у меня сомнения, потому что зачем им девушку убивать? Из мести? Тогда бы самого Колыванова этого, директора, лучше пришить…
– У директора охрана, а девушка просто так ходит, ее – проще…
– Ну ладно, опять начинаются предположения. Значит, что ты теперь собираешься делать?
– Ничего. – Я пожал плечами. – Не буду же я выносить всю вчерашнюю историю на свет! Буду тихо сидеть дома, работать и стеречь бабулю.
– Правильно! – одобрила Надежда. – Хватит уже приключений искать на свою голову. А Громова с милицией, думаю, потихоньку от тебя отстанут. Сами же говорили, что у них на тебя ничего нету.
Как выяснилось буквально на следующий день, насчет Громовой она сильно ошибалась.
Мы распрощались с Надеждой Николаевной, она отправилась на работу, а я – домой к Околевичу, я давно обещал ему помочь с машиной. Не сказать, что я хорошо в этом разбираюсь, но в качестве подсобной рабочей силы меня можно использовать.
Еще на подходе к его дому меня насторожило слишком большое оживление. И еще со двора выезжала милицейская машина. К милиции в последнее время по совершенно понятным причинам я отношусь настороженно, поэтому я подождал, пока она скроется из виду, и только потом осторожно заглянул во двор.
Околевич живет в старом доме, и у дома есть самый настоящий двор, с чугунными воротами. В последнее время квартиры в доме Околевича накупила разная сволочь – не то чтобы сильно крутые, потому что дом у Околевича обычный, в квартирах нет ни каминов, ни лепнины на потолке, но и не бедные – в основном черные и бандиты средней руки. Машины свои они ставят тут же, во дворе, и, чтобы с их драгоценными джипами ничего не случилось, они закрывают наглухо ворота. Но оказалось, что в закрытые ворота не может въехать мусоровоз. Водители мусоровозов – люди простые: не могут въехать – и не въезжают. А мусор жильцы дома, где живет Околевич, продолжали выбрасывать с завидным постоянством, причем с появлением новых жильцов, чьи джипы, количество мусора сильно увеличилось. И вот, когда уровень дерьма достиг примерно второго этажа и во дворе нельзя было появиться без противогаза, жильцы объединились и дошли чуть ли не до главного санитарного врача города – мелкие инстанции все были куплены. Теперь ворота во дворе Околевича запираются только на ночь, а днем обладатели джипов разъезжаются по своим делам.
Околевич же все время держал свою развалюху во дворе и нисколько за нее не переживал – хоть закрыты ворота, хоть открыты. Он говорил, что если найдется такой идиот, который угонит его ломаные «Жигули», то он, Околевич, поставит в Никольском соборе большую свечку за его, этого идиота, здоровье, потому что проехать на этой развалюхе и не врезаться в первый же столб может только он, Околевич. Но совершенно неожиданно у него возникли трения с соседом, владельцем джипа. Джип «Чероки» был не новый, но все же это был джип и хозяин очень им гордился. А еще он по причине глупости смотрел свысока на всех владельцев стареньких «Жигулей», новых, впрочем, тоже. И норовил поставить свой джип на то место, которое испокон веков занимал сначала отец Околевича, а потом он сам. Вовка вообще-то парень тихий, неконфликтный, но тут он уперся и ни в какую не уступал. Так что у них вышло несколько недоразумений, один раз даже участковый приходил. Но владельцу джипа участковый, сами понимаете, не указ.
Я осторожненько заглянул во двор и похолодел. В том самом месте, где стоял обычно «жигуленок» Околевича, находилась груда обугленного, искореженного металла. Рядом стоял джип, переднее стекло было выбито, фары тоже искрошены – вообще вся передняя часть машины выглядела ужасно. Капот промят, бампер снесло к чертовой матери. Джипу здорово попортили морду, но меня этот вопрос интересовал в последнюю очередь. Вокруг машин стояли люди; мужик без шапки с бегающими глазками, который по некоторым признакам был владельцем джипа, уже устал материться и сидел на лавочке, время от времени встряхивая головой, словно отгоняя невидимых мух.
– Что случилось? – спросил я, подойдя поближе.
– Сам не видишь? – отозвалась тетка в домашних шлепанцах и в пальто, накинутом поверх фланелевого халата. – Вовкину машину взорвали. Я на втором этаже живу, так все слышала и видела, как дело было. Этот-то, – она дернула головой в сторону хозяина джипа, – выходит утром, а Вовкин «жигуль» ему выехать мешает. Он как давай орать: опять, кричит, этот… обозвал его по-всякому, вперед меня сунулся!
Сел в свой джип и как поддаст Вовкиной машине! Хотел, значит, ее сдвинуть, чтобы на дороге не стояла. А она как рванет! Мы-то на втором живем, так и то стекла повылетели. А внизу обувная мастерская, у них ущерб большой, одних окон семь штук.
– Так Вовка-то, стало быть, жив остался? – сам себе не веря, спросил я.
– А я тебе про что говорю! Его в милицию забрали для выяснения обстоятельств.
