Наталья Кременчук - Смерть на фуршете
Трешнев нетерпеливо расхаживал перед чугунной оградой музея.
— Пойдем!
На воротах стояли мордовороты, такие же суровые, как и на «Норрке», но, в отличие от «норрковских», они проверяли у всех входящих наличие больших кремовых конвертов.
Трешнев предъявил два, после чего их пропустили во двор музея. Перед зданием, к которому вела аллея, обсаженная московскими кипарисами, толпились нарядно одетые люди.
— Первый фильтр прошли! — объявил Трешнев. — Здесь, размахивая мороженым, не проскочишь. Только индивидуальные приглашения. — И он любовно поглядел на свои конверты.
Однако, когда они после некоторого стояния в очереди на ступенях наконец оказались перед серьезным дядей трешневского возраста, в черном костюме и однотонном галстуке, тот, вернув Трешневу его конверт, не раскрывая, а лишь безжалостно и глубоко надорвав его сбоку, конверт Ксенин распечатал, достал оттуда расписанный золотым голубоватый пригласительный билет, заглянул в него и с казенной вежливостью попросил:
— Будьте добры, ваш паспорт, Инесса Владиславовна!
Ксения даже не поняла, что с ней произошло.
Она уже провалилась сквозь мраморный пол этого вестибюля в гардероб?
Взорвалась, как китайская петарда — не вовремя и не так, как обещали?
Улетела, как ракета, пущенная генерал-полковником Поповкиным, — вместо зенита в безбрежное восточносибирское болото?
Окаменела, как скифские бабы, расставленные среди елок перед входом в музей?
Но в это время Трешнев уже орал на стражника, наверное, так же, как, по описаниям Воли, орал на своих сотрудников Камельковский:
— Да! Она не Инесса! Не Владиславовна! Да, она вам покажет паспорт на другое имя! Мы где находимся?! На погранпосту Шереметьево-2 или на культурном собрании?! Вас сюда поставили паспорта проверять? Или пригласительные билеты? Если одна коллега, достойный педагог, задерживаясь на работе, передает свой пригласительный билет другой своей достойной коллеге, почему это надо превращать в шмон?!
Трешнев замолчал, а страж вновь обратился к окончательно окаменевшей Ксении:
— Будьте добры, ваш паспорт!
Это вызвало у Трешнева новый приступ ярости.
— Где ваш старший?! — заорал он.
— Я старший, — коротко ответил страж, и Ксения поняла, что ее сравнение самой себя с камнем — ничтожная метафора. Камень-кремень стоял перед нею — и без всякой этой интеллигентской метафоричности.
— Пойдем отсюда! — прошептала она.
— Это он сейчас пойдет!.. — рявкнул Трешнев. — Стой здесь!
Он выхватил пригласительный билет из рук стража, стремглав бросился в толпу зевак, уже прошедших ритуал разрывания конвертов, но приостановившихся на звуки разгоревшегося скандала, и исчез в глубинах музея.
Пустой конверт страж сунул Ксении и продолжил свою проверку с разрыванием.
А Ксения опять оказалась в идиотском положении безвыходного выбора. С одной стороны, Трешнев вновь превратил ее в идиотский фэйк Инессы, но с другой — разве не он же только что едва не вцепился в горло этому серьезному дяденьке, наверняка принадлежащему к серьезной организации?! Ну, убежит она сейчас — и черный гад будет думать: как была эта интеллихенция прахом, так и осталась… А то, что Трешнев вернется с возмездием, она не сомневалась. В конце концов, проблема не в Инессе (это проблема только для нее, Ксении), а в том, что почему-то проход на вручение знаменитой негосударственной премии обставлен как спецоперация. Может, ждут президента? Но не Ласова, а…
Ксения невольно улыбнулась — и увидела Трешнева, который вел впереди себя миниатюрную даму в черном платье концертного вида. В руках дама держала Ксенин билет.
— Правильно улыбаешься! — громко сказал Трешнев, а дама, строго глядя на могучего стража глубоко снизу высоко вверх, стала выговаривать ему низким голосом профессионального руководителя.
Страж, повернувшись спиной к жаждущим войти, почтительно ее выслушал, произнес безлико: «На такие случаи мы инструкций не получали! Под вашу ответственность!» — и показал Ксении рукой, мол, иди пока.
Наконец они вступили под сень муз, причем дама мгновенно исчезла, даже не попрощавшись.
— Маришка, — с уже знакомым плюшевым теплом в своем бархатном баритоне пояснил Трешнев. — Моя однокурсница. Теперь здесь замдиректора по науке. Оторвал ее от норвежских парламентариев. Но она освободится и подойдет к нам на фуршете.
— К тебе подойдет! Проводи меня к выходу!
— С какой это стати! Чтобы получить эти билеты, мне пришлось съездить в Хаммеровский центр. Часа три потерял.
— Почему ты мне не сказал, что этот билет для Инессы?!
— А какое это имеет значение? Я получил эти билеты еще в марте! Извини, но сюда безличных билетов не дают! Мы провели соответствующую работу и виртуозно извлекли из рук организаторов-модераторов определенное количество билетов для членов Академии фуршетов. По именному списку! Войдешь в нашу академию, тоже обретешь именные билеты… И никак иначе.
— Не юродствуй!
— Я не юродствую, а привожу тебя в чувство.
— Где здесь выход?
— Выход лишь в том, чтобы не придавать двойного смысла простым событиям. «Фуроровская» тусовка довольно закрытая. Инесса не смогла прийти — я пригласил тебя. А не встреть тебя позавчера (очень рад, что встретил) — пригласил бы кого-то знакомого. Не исключаю, мужчину. И если бы этот бдительный идиот при входе повторил свои закидоны, я бы повторил свои нейтрализующие действия. И все! Можно пить шампанское.
Внимая монологу Трешнева, Ксения машинально нащупала в сумке шариковую ручку, вспомнив упоминание Борьки о неведомых ей до сих пор способах убийства канцелярскими и сервировочными предметами.
— Кроме того, ты, надеюсь, не забыла, что твой брат ждет от нас действенной помощи по расследованию двойного убийства! Надо смотреть в оба!
Громогласное признание Арины
И Ксения осталась, хотя пока что ничего привлекающего взгляд не было. Разве что, как и на «Норрке», среди пришедших неприкаянно слонялись официанты с подносами, собирая опустошенные бокалы.
Настроение было испорчено. Да и Трешнев выглядел не особенно радостным, хотя вскоре выяснилось, что его переживания связаны только с неутихающей яростью по поводу инцидента, происшедшего с охранником.
Он живописно пересказал событие появившемуся вскоре Караванову, а затем спросил того о впечатлениях по поводу нынешней церемонии.
— Фуршет накрыт в залах эллинизма и цезаризма, — четко сообщил Воля. — Вин на столах очень много. Говорят, Платон Адамович разрешил распечатать свои склады и поставить напитки сюда.
— Я слышал, у него огромные запасы грузинских и молдавских вин. — Трешнев мгновенно погрузился в обсуждение хозяйственно-государственных сплетен. — И запрет на их продажу в России во многом был связан с тем, чтобы и здесь вставить ему в задницу перо.
— Этих вин точно не будет. Он же понимает, как власти наблюдают за его премией и фуршетами при ней. Представляешь скандальчик: Берестовский напоил лит-арт-кинотусовку контрабандными винами!
— Ну, это как раз в его стиле марвихера, хотя было бы все равно пожиже, чем убийства на «Норрке».
— Но ведь недаром такие предосторожности при входе… Опасаются, наверное, повторения.
— Ага! Фуршет захватывают террористы, а наша Ксюха обращается к товарищу правительству с ультиматумом…
— У меня есть более привычное для меня имя, — самолюбиво вспыхнула Ксения.
— Извини, — как ни в чем не бывало бросил Трешнев. — Вообще, у них это скотство с сегрегацией нечистых всегда процветало.
«Нечистая» — это она, что ли? А они здесь, значит, все чистые? Да, третий только день со Трешневым, а уже в «нечистых» оказалась.
— Ну, отчасти их можно понять. Слить в одно помещение несколько столичных тусовок: литературную, театральную, научную, музыкальную… — проговорил Караванов.
— Если бы тот метеорит, что не так давно утоп в челябинском озере, влетел сюда, с прогрессивной российской культурой было бы покончено, — трагически прогудел своим баритоном Трешнев.
— И с литературой тоже! — подхватил Караванов.
— Точно! — согласился Трешнев. — Остались бы только писатели-аскеты и писатели-патриоты.
— Да, Комсомольский проспект, упади метеорит в этот зал, наверное, уцелел бы, — предположил Караванов.
— Но главное, остался бы в живых наш президент, встречающий сейчас жену в Домодедове! — с пафосом воскликнул Трешнев. — И он бы восстановил нашу Академию фуршетов… — Мигом перешел на гражданско-панихидный тон: —…в память о всех нас, беззаветно здесь павших, даже не дойдя до рубежа последнего нашего фуршета…
— Ведь и халявщики тоже погибнут!
— Еще бы! У каждой тусовки свои халявщики, и сегодня все они устремились сюда! Кстати, ты из наших оглоедов кого-то видел? Я, куда бы ни пришел, первым встречаю Позвонка и успокоенно улыбаюсь: все будет в порядке!
