Валерия Леман - Сны мертвой девушки из Версуа
В конце концов, когда надежда почти растаяла под солнышком, мне все-таки повезло, и я припарковался на авеню у озера. Ощущая прилив бодрости и хорошего настроения, я пешком отправился по улице Корветт, что неожиданно вылилось в целый турпоход, поскольку дом номер шестнадцать находился в самом конце. Пот градом лил со лба, когда я поднялся на второй этаж и в блестящем офисе от длинноногой и пышногрудой секретарши Монтесье узнал, что патрон выехал по делам, а информация, куда именно, абсолютно секретна. Назло красотке я не торопился уходить и, желая придать себе значительный вид, в течение десяти минут как минимум внимательно рассматривал на стене перед кабинетом целую галерею фотоснимков с подписями, на коих великолепный Роже Монтесье красовался в обществе знаменитостей всех мастей. Чтобы окончательно озадачить секретаршу, я даже с самым суровым видом скопировал несколько подписей к снимкам в свой блокнот и лишь после этого имел честь откланяться.
Что было делать? Едва выйдя на улицу и не желая более истязать свои ноги, я поймал такси, чтобы отправиться в салон Бенини. Таксист, ознакомившись с адресом, радостно загоготал, лихо развернулся, проехал несколько метров до ближайшего угла и здесь торжественно меня высадил. Ну, откуда мне было знать, что салон Бенини расположен буквально в двух шагах от офиса Монтесье? Чувствуя себя дураком и оригиналом, я расплатился с таксистом и ввалился в салон. Естественно, мсье Бенини также отсутствовал. Я вспомнил пророчество Лорен насчет омлета и пожалел, что не прислушался к словам мудрой женщины. Оба дружка как пить дать сейчас в Версуа, и, стало быть, я совершенно напрасно потратил свои деньги, время и нервы.
В самом раздраженном состоянии я двинул, как мне показалось, в направлении озера, но вместо того попал на просторную площадь, где, судя по специфическому запаху, бурлил и кипел блошиный рынок. Махнув рукой на все планы и честолюбивые надежды, я решил потолкаться в разношерстной толпе, разглядывая чудные вещи, самые необычные коллекции, уникальный антик и откровенный хлам. Помнится, именно на блошином рынке в Париже я столкнулся в толчее с отцовской секретаршей, тут же необъяснимо в нее влюбился и закрутил роман. Через три недели девушка погибла в метро. Жизнь груба.
Итак, я бродил по рынку, с детской беззаботностью любуясь всякой всячиной, едва удержавшись от того, чтобы не приобрести фарфоровую раковину с надписью «J. Sandos et fills. Genève. 1882». Черные парни продавали всевозможных божков и уродцев из эбенового дерева, а также медные статуэтки Будды и Конфуция до кучи. Здесь можно было приобрести полный комплект мебели в стиле ампир или рококо – по вашему желанию. Все это чередовалось с коробками, набитыми сломанными игрушками, старыми комиксами и грудами старого тряпья. В конце концов, мне стало казаться, что вся моя одежда пропиталась кислой вонью рынка, и я решительно направился к выходу.
Вот тут мой взгляд и пал на кипу весьма ветхих книг, лежавших прямо на траве. Вернее, зацепило меня заглавие верхней книги: «Любовь с точки зрения алхимии. Заговоры и заклинания». Я сразу подумал, что именно здесь Шарлотта могла пополнять свою библиотеку.
– Весьма специфические книги, – немедленно озвучил мои мысли продавец, которого я тут же мысленно окрестил чернокнижником – толстый дядька-коротышка с жабьим ртом и огромной бородавкой на левой щеке. – Интересуетесь?
Мне оставалось только восхищенно и радостно улыбнуться.
– Интересная книга. – Я взял сборник заклинаний и с видом завзятого алхимика его полистал. – Давно ищу нечто подобное.
– Вам повезло, – оживился чернокнижник. – Эту книгу я с огромным трудом достал для одной своей постоянной клиентки, но она куда-то запропала.
– Рыжая юная девушка? – отчего-то заранее уверенный в ответе, спросил я.
Продавец хитро прищурился:
– Именно. Маленькая рыжая ведьма – так я ее называю. Она приезжала каждую среду и вдруг исчезла. Быть может, болеет.
– Быть может, – согласился я. – Вижу, вы с ней были приятелями.
– Ну, – протянул хитрец, поглаживая подбородок, – не то чтобы приятелями, но обменивались парой слов при встрече.
– Например?
Чернокнижник задумчиво смотрел на меня, сохраняя все тот же хитрый прищур.
– Вижу, дело серьезное. Вы задаете вопросы, как заправский полицейский, и на книгу, сказать по правде, вам плевать, зато рыжей маленькой ведьмой интересуетесь плотно. Никак девчонка что-то этакое натворила, а то и вовсе сбежала из дома. Я прав?
Пришлось раскрыть свои карты. В конце концов, никакой тайны я не выдавал, зато имел полную возможность услышать что-нибудь интересное от этого человека.
– Маленькую рыжую ведьму звали Шарлоттой, – сказал я. – Она утонула пятнадцатого мая в озере, но есть подозрения, что это был не несчастный случай, а убийство.
Чернокнижник сразу же стал серьезным, уголки его длинного рта трагически опустились вниз.
– Ужасно, – произнес он. – Бедная девочка. Если это имеет значение, последние два приезда она интересовалась именно этой книгой, – он ткнул пальцем в сборник, – но я долго не мог ее найти, пришлось даже съездить в Лозанну.
– Она не говорила, для чего ей книга?
Он вздернул брови:
– Как будто нет. Девочка не была слишком словоохотливой. Несколько общих слов о погоде, городских новостях. Правда, в последний раз она явно была чем-то расстроена и обронила загадочную фразу. Как же это она выразилась? «Есть заклинания, чтобы заставить человека сознаться во всех его грехах, но нет такого, чтобы заставить признаться в любви». Занятно, не правда ли? Я подумал, что девчонка безответно влюблена.
Ничего интересного от чернокнижника я больше не услышал. Ощутив адский голод, я отправился в поисках заведения общепита и уселся за столик первого же попавшегося на пути ресторанчика. Столики стояли здесь прямо на тротуаре, а хозяин-итальянец лично вышел поприветствовать меня – потного, злого и провонявшего всеми безумными ароматами блошиного рынка.
На мой невинный вопрос о фондю итальянец отчаянно замахал руками и на своеобразном французском с длиннющими итальянскими пассажами принялся доказывать, что фондю – абсолютно не летнее блюдо и насколько же, право, элементарные спагетти ярче, восхитительнее и полезнее самого расфондюшного фондю. В итоге мы сошлись с ним на итальянской классике: минестроне, каннелони с креветками и шоколадный торт с кофе. Все кушанья оказались превосходными, что я и сообщил хозяину, когда он принес мне вторую чашку кофе. Милый человек расплылся в улыбке и от избытка чувств дружески похлопал меня по спине.
Ощущая себя сытым и умиротворенным, я расплатился и направился к машине. Пора было возвращаться в Версуа: хоть я был сыт и вальяжен, но все-таки дегустацию предсказанного Лорен «пышного омлета» пропускать не собирался. Если хотите, назовите меня обжорой.
Версуа: омлет
К моему появлению обещанный омлет был не только взбит, приправлен специями и хорошенько прожарен, но и начал слегка остывать. На веранде вновь потягивал прохладительные напитки комиссар Танде, с совершенно откровенным бесстыдством флиртуя с бледной и невыразимо усталой Соней.
– Интересно, и чего это вам потребовалось в Женеве с утра пораньше? – хмыкнул он, для начала поднявшись и поприветствовав меня крепким рукопожатием. – Все основные герои нашей истории давно собрались здесь, так что, смею заверить, вы пропустили массу интересного.
– Да уж, – апатично протянула Ольга, отрешенно глядя на белоснежные хлопья облаков в синем небе.
– Бенини словно разыгрывал итальянский фарс, – с явным удовлетворением продолжил Танде. – Он ничего не знает, ничего не видел и, разумеется, не имеет к исчезновению каких бы то ни было русских девушек ни малейшего отношения. Надо было видеть его честное лицо, побагровевшее от крика. В заключение он заявил, что разрывает дипломатические отношения с Россией и никаким русским художникам не станет отныне устраивать выставки в Швейцарии.
Соня вздохнула и перевела меланхолический взгляд с облаков на мое сочувствующее лицо.
– Ты проникся сказанным? Комиссар процитировал близко к оригиналу. Не видать мне выставок в Женеве как своих ушей.
– Ну-ну, мадемуазель, – покровительственно улыбнулся ей Танде, – этот человек не всесилен, хоть и пытается предстать именно в таком свете. Чтобы провести выставку в Женеве или любом другом городе страны, вовсе не обязательно дружить с Бенини. К примеру, моя троюродная тетка – декан факультета искусствоведения Женевского университета. У нее море полезных связей.
Соня посмотрела на комиссара с гораздо большим интересом. Пора было прервать эту идиллию. Я удобно устроился на плетеном табурете и с удовольствием вытянул ноги во всю длину.
