Саманта Хайес - Пока ты моя
— Какая же ты глупышка! — бросает Джеймс и почему-то показывает на каминную решетку, за которой нет дров и огня. В этой комнате всегда холодно, но Джеймс настаивал, чтобы мы пришли поговорить именно сюда, потому что тут дальше всего от комнат мальчиков и лестницы на верхний этаж Зои. — Неужели ты не помнишь, как она недавно разожгла камин в другой гостиной и жаловалась, что это далось ей с трудом? Она еще сказала, что комнату заволокло дымом, и извинялась за запах. Только и всего, Клаудия. Ты почувствовала исходящий от ее одежды дым от дров.
Безусловно, Джеймсу, так же как и мне, прекрасно известна разница между этими двумя запахами. Я, может быть, и беременна, но еще не потеряла обоняние.
— Нет, ты ошибаешься. Я уловила сигаретный дым в ее дыхании.
Мы мгновенно замолкаем, когда дверь вдруг открывается, сопровождаясь тихим стуком.
— Это всего лишь я, — возникает на пороге Зои. — Простите, что помешала.
Вид у нее взволнованный.
Неужели она слышала, что мы говорили о ней?
— Входите, — приглашает Джеймс.
Мне остается только молиться, чтобы Зои не слышала моих слов.
— Ничего по-настоящему важного, — говорит она, вероятно ощущая наше смущение. — Мы можем поговорить завтра, если вы заняты.
Она нервно топчется в дверном проеме, ожидая ответа и переводя взгляд с меня на Джеймса. На ее лице написаны мольба и извинение за вторжение. У нее явно что-то на уме, и она не знает, как это сказать. Она выглядит так, будто уже ложилась спать и, возможно, так и не смогла сомкнуть глаз. Ее волосы с одной стороны слегка спутаны, а легкого макияжа глаз, заметного сегодня днем, и след простыл. На бледной коже ее щек и лба заметен неяркий блеск еще не впитавшегося ночного крема, в то время как надетая задом наперед футболка и шерстяные носки красноречиво подтверждают намерение пораньше лечь спать.
«Что же снова привело ее вниз?» — спрашиваю я себя.
— Мы ничуть не заняты, — говорю я, и мне почему-то немного ее жалко. Я похлопываю по свободному месту на диване и, когда она робко усаживается, бросаю взгляд на Джеймса, еле заметно округлив глаза, что должно быть заметно лишь ему одному.
«Нет дыма без огня», — проносится в голове излюбленное выражение моей матери.
— Вас что-то беспокоит? — Меня вдруг пронзает мысль о том, что после всего двух дней работы она собирается заявить о своем увольнении. Я и представить себе не могла, что она может от нас уйти.
— Меня ничего не беспокоит, смею вас заверить. Просто…
— Наверное, мне лучше удалиться, чтобы вы поговорили вдвоем? — предлагает Джеймс.
— Хорошая идея, — подхватываю я. — Почему бы тебе не включить чайник?
Джеймс кивает и спешно уходит, признательный за эту передышку.
— Что «просто»? — спрашиваю я Зои, возвращаясь к ее робкому замечанию.
— Не знаю, как лучше выразиться. Думаю, будет лучше спросить у вас об этом прямо.
Зои ковыряется в своих коротко обрезанных ногтях. Ее волосы, распавшись на тонкие прядки, царапают шею. Если бы я была ее матерью, убрала бы эти пряди за уши и мягко приподняла бы пальцем ее подбородок, заставив высоко держать голову. Я внимательно посмотрела бы в ее молочно-серые глаза и догадалась бы, что не так, прежде чем это поняла бы сама Зои. Я притянула бы ее ближе, обняла, заставила бы почувствовать, что я — здесь, рядом с ней, независимо от того, о чем она собиралась спросить.
— Это насчет уик-эндов, — произносит Зои тонюсеньким голоском.
— Да?
— Ну, я не знаю, что вы об этом думаете… просто было бы действительно удобно, если бы… — Она склоняет голову еще ниже.
— Зои, я не кусаюсь.
Наконец она поднимает голову и смотрит на меня в упор. Линия подбородка у нее аккуратная и изящная, словно вылепленная искусными пальцами. Скулы Зои повторяют точность черт ее лица, которые, в свою очередь, меркнут рядом с этими затуманенными глазами. Она выглядит так, словно в ее глазах постоянно стоят слезы, только и ждущие момента скатиться по щекам.
— Если честно, мне некуда уходить на уик-энды.
Я пытаюсь понять, что это значит, но прежде, чем мне это удается, ответ сам срывается с губ:
— Тогда вы должны остаться здесь.
Я произношу это под влиянием внезапного порыва облегчения, нахлынувшего на меня от того, что она не увольняется, несмотря на все мои подозрения.
— Правда? — Подбородок Зои поднимается выше, ее глаза проясняются. На губах уже сияет улыбка.
— Да, — отвечаю я, теперь уже с долей нерешительности, осознавая, что следовало сначала спросить Джеймса, особенно после того, в чем я только что ее обвинила. Но, уверена, муж не будет возражать. Кроме того, в самое ближайшее время он снова уйдет в плавание. Если на то пошло, именно он так сильно хотел найти того, кто будет помогать мне по дому. — Все в порядке, Зои? — У меня появляется ощущение, что стоит узнать ее получше. Несмотря на собеседование, ее резюме и рекомендации, меня вдруг поражает мысль, как мало я на самом деле знаю о семейной жизни няни.
— Это очень любезно с вашей стороны! — с благодарностью кивает Зои. — Все прекрасно. Просто дело в том, что…
И снова она выглядит такой грустной, такой страдающей, такой неуверенной во мне…
— Что, Зои?
— У меня возникли кое-какие проблемы с человеком, с которым я живу… — Она осекается и задумывается. — С которым жила, я хотела сказать. У нас были некоторые трудности, и в итоге ничего не вышло. Я не хочу, чтобы вы думали, что я использую вас.
— Это разрыв?
Зои пожимает плечами, и я понимаю, что, нанимая обслуживающий персонал для дома, я беру на себя и заботу о ее личной жизни.
— Что-то в этом роде, — отвечает Зои. — Некоторые вещи просто не могут получиться.
И она почему-то с тоской смотрит на мой беременный живот.
Я лежу в нашей постели, выжатая как лимон. Совсем скоро я исчезну в комнате для гостей. Но сейчас я понимаю, что не смогу уснуть. Джеймс лежит рядом, почти погрузившись в сон, а мне нужно поговорить. Он едва слушает.
— Не могу сказать, что это было прямо так противно, словно перед тобой пресмыкаются, — говорю я Джеймсу. — Но почти.
Легонько толкаю его в плечо. Я лежу поверх одеял в своей размером с палатку ночнушке в цветочек и толстом халате, едва-едва сходящемся на талии. Джеймс часто шутит, что в последний раз, когда он видел меня голой, обхват моей талии равнялся изящным двадцати семи дюймам. Надеюсь, что вернусь к этому размеру к его следующему возвращению домой. Женщины в нашей дородовой группе по йоге вечно сравнивают количество растяжек и обхват талии. Я предпочитаю не думать о своем теле. Появляется слишком много ужасающих мыслей, и я начинаю паниковать. Я уже успела испытать чересчур много разочарований.
— Джеймс, ты меня слышал? Не могу сказать, что это было прямо так противно…
— Тогда и не говори, — бормочет муж. Его глаза закрыты. Он лежит на боку, отвернувшись от меня.
— Меня поразило то, как она смотрела на меня. Это было… — Я не хочу показаться самодовольной. — Почти создалось ощущение, словно она мне завидует или что-то в этом роде.
Джеймс открывает глаза и перекатывается на спину. Поднимает голову и внимательно смотрит на меня. Я лежу очень неудобно, опершись о локоть.
— Уже поздно, Клод. — Его глаза снова закрываются. — Не чуди.
— А потом еще этот сигаретный дым… Она врала мне?
Теперь глаза Джеймса опять распахнуты.
— Тебя одолели эти разгулявшиеся гормоны, Клод. Зои не пресмыкается и не завидует, а еще она не курит. И точка! Она всего лишь хотела оставаться у нас на уик-энды. Так наверняка будет лучше для вас обеих.
— Я не уверена, Джеймс, — тихо произношу я, но его глаза вновь закрыты. Плюхаюсь на подушку и в который раз прокручиваю в голове недавнюю сцену. Помнится, она сказала: «Некоторые вещи просто не могут получиться». Сколько же печали было в этих словах! «Звучит запутанно», — ответила я тогда, но она больше не стала откровенничать.
— И потом она потянулась ко мне и коснулась моего живота, Джеймс, — сообщаю я своему клюющему носом мужу. — Джеймс! — громче окликаю я. — Я сказала, что она положила ладони поверх ребенка.
Джеймс перекатывается по постели и стонет.
— И что из этого? — ворчит он. — Так делают все женщины, не так ли?
И муж закрывает голову подушкой.
Конечно же он прав. С тех пор как мое положение стало заметным — а произошло это спустя почти пять месяцев, — я привлекала гораздо больше внимания, чем хотелось бы. Поначалу я решила даже не сообщать о своей беременности многим людям, исключая родных и близких друзей, хотя и с ними вела себя весьма осторожно. Учитывая мою историю, разочаровывать всех еще одним выкидышем означало бы принять на свои плечи горестное бремя, без которого я вполне могла бы обойтись. Я выучила свой горький урок. Ну, а кроме того, таков уж род моей деятельности, что люди слишком часто бросаются критиковать мое желание стать матерью, — в отместку за то, что я просто выполняю свою работу.
