Анна Данилова - Волчья ягода
– Кофе? Водку? – спросил Илья и, как тяжелобольной, поплелся на кухню, приглашая гостя следовать за ним. – Садись, Сережа… Так что будешь пить?
– Молоко, – серьезно ответил Малько и сел на предложенный стул. – А у тебя здесь хорошо… Даже красиво. Вы, ювелиры, уникальный народ… Страна бьется в агонии, а вам хоть бы хны! Я видел одного «креза», которому ты отлил платиновый перстень с секретом, он так расхваливал тебя, сказал, что собирается заказать тебе золотой крест…
– Сережа, зачем ты испытываешь мое терпение?
Илья побледнел, чувствуя, что еще минута, он сотворит с этим балагуром что-нибудь ужасное: такого прилива физической силы, вызванного злостью и отчаянием, он в себе не помнил.
– Ладно, умолкаю. Так что, собственно, произошло? Твоя жена, Берта, не вернулась домой.
Тон Сергея моментально изменился. Он вдруг превратился в серьезного профессионала, который, решив сначала покуражиться, теперь взял себя в руки и заговорил по существу.
– Если не ошибаюсь, у тебя серебристый «Фольксваген»? Точнее, у твоей жены…
– Да, но машины в гараже нет.
– Правильно, потому что твоя жена села в эту машину и поехала куда-то вчера вечером по своим делам и больше не вернулась, так?
– Так. Она позвонила мне на работу и сказала, что ей надо в парикмахерскую, а оттуда по магазинам и домой…
– Какая парикмахерская? Где находится? Кто мастер?
– Салон «Ева», а как зовут мастера, я не знаю…
– Понятно, – Малько быстро строчил в записной книжке. – Я понимаю, конечно, что с тобой сейчас происходит, но поверь мне: еще рано отчаиваться… Она ведь просто не пришла ночевать! С женщинами, а тем более молодыми, такое случается… Возьми себя в руки и жди моего звонка. Я постараюсь сначала отыскать машину… Кстати, а во сколько она тебе позвонила?
– В половине седьмого.
– Вот и отлично. Детское время. Спасибо за кофе… и за молоко.
Ромих покраснел – он забыл и про кофе, и про все на свете, кроме Берты.
– Извини…
Малько ушел, и в квартире стало необыкновенно тихо. Не работал телевизор, молчало радио, не звучала музыка, которой раньше просто полнился их дом: Берта любила слушать музыку, что бы она ни делала. Она даже засыпала под тихую классику, считая, что это помогает от бессонницы. Хотя о какой бессоннице могла идти речь, она всегда спала крепко, и сон ее был здоровым, словно у младенца…
Ромих вошел в их спальню и, взглянув на полуразобранную постель, покрытую широким шелковым покрывалом, вдруг почувствовал, будто его кто-то ударил… Мысль о том, что Берта не ночевала дома, вдруг приобрела черты самой настоящей реальности: где она спала сегодня ночью, в чьем доме, на чьей кровати и чьим одеялом укрывалась?..
Он боялся звонить ее родителям, боялся беспокоить их и, что самое ужасное, боялся ее отца, который, услышав, что Берта исчезла, во всем обвинит, конечно же, его, Ромиха! Он и Малько-то ничего не сказал про родителей Берты, а тот почему-то не спросил их адреса. Как-то странно…
От звонка он вздрогнул и кинулся к телефону:
– Слушаю…
– Это я, Малько. Слушай, а где живут ее родители? Вот черт, совсем из головы вылетело… Они же москвичи?
– Не надо, не звони им… Если бы она была у них, они бы обязательно позвонили сами…
Но адрес и телефон все-таки назвал.
– Насчет оплаты не беспокойся… Ты мне только найди ее…
Он говорил еще что-то, но почти не слышал собственного голоса. Все потеряло смысл, даже телефонная трубка в руках воспринималась как что-то нелепое, возникшее в пространстве некстати. Сейчас раздастся звон ключей, дверь распахнется, и в комнату быстрым шагом войдет Берта, на ходу снимая плащ… Она обнимет его и извиняющимся воркующим голосом объяснит ему, что застряла, к примеру, в лифте, когда поднималась к своей приятельнице…
Да, это было бы возможно, если бы у Берты были эти самые приятельницы. Но в том-то и дело, что она практически ни с кем не общалась, находя удовольствие в своем добровольном затворничестве. И если и выходила из дома, то с Ильей или по магазинам. Она была домоседкой. БЫЛА?!.
Она много читала, немного играла на фортепиано и гитаре, рисовала, шила, вязала… Выучила для себя английский язык и довольно сносно разговаривала на нем, когда Ромих возил ее на международную ювелирную ярмарку в Швейцарии.
В сущности, Берта была самой обыкновенной женщиной. Без затей. Без образования, без каких-либо стремлений. Она была просто женой и никого не собиралась удивлять… Но она была и частью его жизни, его радостью, его опорой, женщиной, которая вдохновляла его и заставляла постоянно совершенствоваться…
Она не пришла ночевать. Почему? Ей надоело жить со старым мужем? Но он не стар! Он силен и красив, редкая женщина не обратит на него внимание…
В четыре часа снова позвонил Малько:
– Слушай, Илья, твою машину нашли на Баррикадной, она стояла открытая… Мы пригнали ее к нашему офису… Если ты не против, мои ребята займутся ею…
Ромих закрыл лицо руками: машина пустая и открытая! Значит, у НЕЕ не было возможности ее закрыть. Ей НЕ ДАЛИ этого сделать.
– Я хочу увидеть машину… – сказал Илья и почувствовал, как горло его сжалось от подступивших рыданий.
* * *Твидовый костюм, как и все остальное в его небольшой, но довольно прилично обставленной квартире, был куплен на деньги, заработанные Людмилой. Это ДРУГИЕ МУЖЧИНЫ звали ее Милой, а для него она была Людой.
Они познакомились около года тому назад в баре, и первое, что Михаил сообщил о себе своей новой приятельнице, было: мне двадцать семь лет, я не женат, нигде не работаю и навряд ли в скором времени у меня появятся деньги.
Люда, красивая светловолосая девушка с хорошими манерами и безупречным макияжем, ухоженная, одетая в шикарное вечернее платье, только хмыкнула на это заявление и улыбнулась одними губами.
– Можно подумать, что я прошу у тебя денег… Миша… Тебя ведь зовут Миша? Так вот, Миша, у меня если и есть проблема, то только с квартирой… Поможешь мне, я помогу тебе. Ты где живешь?
– На Малой Бронной, а что?
– Квартира большая?
– Двухкомнатная.
– Отлично. А с кем живешь?
– Один.
И он вдруг представил себе, как проснется утром в постели с этой шикарной девицей, и она принесет ему кофе в постель. От этой картинки сердце его забилось…
Он был слишком непритязателен и ленив, чтобы устраиваться на хорошую, требующую отдачи работу, а потому перебивался мелкими, случайными заработками, не позволяющими встречаться с приличными и, главное, молодыми женщинами. Была у него одна знакомая, которая соглашалась провести с ним час-другой за коробку конфет или пару колготок, но она была значительно старше его, и от нее всегда разило острой смесью прокисших духов и старой пудры.
Люда же благоухала, как цветок, носила дорогие вещи, заказывала в ресторане все самое лучшее, и Михаилу казалось, что она находит особое удовольствие в том, чтобы всем этим удивить его, расположить к себе, приручить…
Когда он впервые привел ее к себе, она тотчас зажала нос пальцами и покачала головой:
– Мишенька, что же за свинюшник ты здесь развел, а? У тебя есть телефон?
– Есть, а что?
Но она уже не слушала его, уверенно продвигаясь в глубь квартиры и осматривая ее взглядом потенциального покупателя или будущего жильца.
– А то, мой милый, что все здесь надо привести в порядок.
Она резко повернулась, внимательно посмотрела на него своими огромными темными глазами и хитро подмигнула.
– Ну что, Мишенька, хочешь, чтобы я здесь жила? Ты же просто мечтаешь, чтобы я приласкала тебя… Мы вот с тобой все ходим по ресторанам, говорим ни о чем, ты жалуешься, что у тебя нет денег и что в Москве трудно найти работу… Но на самом-то деле у тебя на уме совсем другое… Ну, сознайся, что ты только и думаешь о том, как затащить меня в свою постель? И при этом ты не перестаешь задавать себе вопрос: что же она нашла во мне такого и зачем тратит на меня столько денег, если я ничего особенного из себя не представляю? Ведь ты НИКТО, Мишенька… Правда, фигура у тебя более-менее, рост подходящий, и если тебя приодеть, то будешь смотреться очень даже ничего… Но в мыслях-то у тебя корысть, в сердце – лед, а в глазах – одна похоть… Как же нам быть?
Ему вдруг показалось, что он раздет догола, и сотни глаз рассматривают его; руки его стали тяжелыми, а тело неповоротливым. От такой правды, которую он услышал из уст этой красивой стервы, ему стало не по себе. Он даже вспотел. И прыщик, который выскочил у него утром на носу, показался ему огромным мерзким нарывом… Он стал противен сам себе.
– Тебе не нравится моя квартира? Так ведь я же мужчина… Мне простительно… – мямлил Михаил, чувствуя, как запылали от стыда его щеки и уши. – Квартира – как и ее хозяин, требует ухода.
– Твоя квартира в центре, а это самое главное… Давай с тобой договоримся: я живу у тебя, даже С ТОБОЙ, а ты не суешь свой прыщавый нос в мои дела…
