Б. Седов - Отшельник
- И домашний кинотеатр в приемную.
- Ладно, будет, - и Вертяков решительно кивнул еще раз.
Элла Арнольдовна помолчала минуту:
- Хорошо, я согласна.
Потом она помолчала еще немного и добавила:
- Ну почему, чтобы получить прибавку к жалованью, нужно обязательно устроить скандал? Может быть, ты мне объяснишь?
Она посмотрела вниз и неожиданно увидела, что только что произошедшая нелицеприятная сцена подействовала на Вертякова весьма оригинальным образом.
Он снова возбудился, и это было заметно невооруженным глазом.
- Ах ты, мой маленький! - улыбнулась Элла Арнольдовна, - ты опять хочешь! Ну, сейчас я тебя успокою.
И Элла Арнольдовна привычно опустилась на колени.
* * *
Через полчаса после разыгравшейся в кабинете Вертякова сцены Элла Арнольдовна приоткрыла дверь и, заглянув в кабинет начальника, сказала:
- Борис Тимофеевич, к вам Сысоев.
- Пусть зайдет, - благодушно ответил Вертяков.
Элла Арнольдовна исчезла, и вместо нее появилась массивная фигура Анатолия Викторовича Сысоева, которого Толяном, а тем более Зубилом называли теперь только за глаза.
Начальник службы безопасности подошел к столу шефа и пожал милостиво протянутую ему руку. После этого он сел в кресло напротив Вертякова и закурил.
- Ну, как там у нас на фронте безопасности? - посталински шутливо поинтересовался Вертяков.
- Насчет безопасности все нормально, - ответил Зубило, поправив душивший его галстук, - а вот насчет другого…
- Ну-ка, ну-ка, давай, расскажи, - заинтересовался Вертяков, все еще пребывавший в состоянии приятной расслабленности, - что там насчет другого?
- Да крестьяне эти… - Зубило поморщился.
- Какие крестьяне? - Вертяков посмотрел на двигавшиеся губы Зубила и тут же вспомнил горячие и пухлые губы Эллы Арнольдовны.
Ассоциация получилась настолько нелепой и неприятной, что он потряс головой, стряхивая неожиданное наваждение, сел прямо, откашлялся и сказал бодрым деловым тоном:
- Так. Крестьяне. Какие крестьяне? Что там с крестьянами?
- Да эти, из Орехового, там, где кедр рубят.
- А-а-а, эти… - Вертяков вспомнил, о чем идет речь, - ну и что они там?
- Да они оборзели, вот что они! - возмущенно сказал Зубило, - пришли на делянку и базарят не по делу.
- А о чем они базарят-то?
- Не рубите, говорят, наш лес, уходите отсюда! Будто им кто-то разрешил рот открывать.
- Ну и что? - Вертяков пожал плечами, - послали бы их куда подальше и все дела.
- А их и послали. Бригадир послал. Он сейчас в больничке лежит. И еще шестеро рабочих.
- То есть как? - Вертяков нахмурился.
- А вот так. Бригадир говорит - пошли отсюда к такой-то матери, а один из мужиков перекрестился и как даст ему в башню, бригадир с копыт и до сих пор в реанимации. Ну, работяги и завелись, а мужиков человек двадцать было, и все здоровые, да еще с кольями… В общем, побились конкретно.
- И что дальше?
- А дальше… На следующий день - позавчера, значит, братва поехала туда разбираться.
- Разобрались?
- Разобрались. Приехали на пятнадцати машинах и всю деревню раком поставили. Мужиков загасили конкретно, думали, что те угомонятся… Да вот только…
Зубило замялся. Нужно было переходить к более серьезной части повествования, а он знал, что Вертяков не любит плохие вести. Но, зная, что рассказывать все равно придется, он вздохнул и продолжил:
- В общем, ночью мужики подожгли делянку. Ну, не саму делянку, а кухню, два трелевочных трактора и одну палатку. Облили бензином и подожгли. Те, кто в палатке были, еле выскочить успели, один сильно обгорел…
- Это серьезно… - Вертяков достал из пачки сигарету, и Зубило услужливо поднес ему зажженную зажигалку.
- Это серьезно, - повторил Вертяков, - за такое и ответить можно.
Зубило убрал зажигалку в карман и, вздохнув, неохотно сказал:
- Ну, они, в общем, ответили…
- Что значит - в общем?
Зубило помялся и сказал:
- Ну, вчера вечером братва собралась, конкретно побазарили и, как стемнело, поехали разбираться. Машины оставили подальше, чтобы деревенские номеров не запомнили, подошли к деревне и… В общем, подожгли хибары ихние. Четыре штуки подожгли. Так там такой вой поднялся, как на стадионе после гола. Мужики выскочили, а они ведь там охотники все, так что хоть и без штанов, зато все со стволами. А стволы у них, сами знаете - карабины да помповики. В общем - двоих наших положили, а пацаны разозлились и тоже палить начали. Пятерых завалили, а Лаборант с Вованом поймали дочку старосты, разложили ее за сараем и отпердолили во все дыры…
Вертяков ошеломленно уставился в пространство перед собой, сигарета повисла у него на губе, и было видно, что такой поворот событий явился для него полной неожиданностью, и неожиданностью весьма неприятной.
Те люди, которых он считал чем-то вроде говорящих животных, оказались способными постоять за себя. Мало того, конфликт вышел за рамки обычной разборки, и если о двух застреленных бандитах можно было просто забыть, то пять убитых крестьян и изнасилованная дочка старосты могли обернуться серьезными проблемами. Лично Вертякову это пока ничем не грозило, но связь кровавого конфликта с вырубкой заповедного леса была очевидной. Документы, по которым кедровник оказывался вне охранной зоны, выглядели очень убедительно, однако если бы кто-нибудь очень заинтересованный и хорошо прикрытый занялся ими, то результаты такого расследования грозили Вертякову как минимум отставкой.
Нужно было принимать срочные меры, и это выходило за рамки компетенции начальника службы безопасности. Поэтому Вертяков с ненавистью посмотрел на Зубило, крякнул и сказал:
- Да, наворотили вы делов… А мне теперь разгребать дерьмо за вами.
- Ну, Борис Тимофеевич…
- Что - Борис Тимофеевич? - заорал Вертяков. - Что? Уроды, мозгов ни хрена нет, только стрелять и трахаться можете! Пшел отсюда!
Зубило вскочил и торопливо вышел из кабинета.
Вертяков посмотрел ему в спину с таким выражением, будто нажимал на автоматный спуск, но Зубило этого не почувствовал и не повалился на паркет, обливаясь кровью.
А хорошо бы, подумал Вертяков…
Заглянувшая в кабинет Элла Арнольдовна увидела лицо Вертякова и сразу же плотно закрыла дверь. Она знала, что, когда на лице у шефа такая гримаса, лучше к нему не соваться. Однако Вертяков, заметив мелькнувшую в дверях Эллу Арнольдовну, крикнул:
- Элла!!!
Она немедленно открыла дверь и, не входя в кабинет, сказала:
- Я вас слушаю, Борис Тимофеевич.
- Принеси мне коньяку.
Элла Арнольдовна кивнула и скрылась.
А Вертяков, бормоча непристойности, снял трубку и набрал номер брата.
Через несколько гудков голос Саши Кислого произнес:
- Я слушаю.
- Привет, Саня, - грустно сказал Вертяков.
- Привет, Борюня, - так же невесело ответил Кислый.
- Ты слышал?
- Слышал, - вздохнул Кислый.
- Ну и что делать будем?
- Надо думать, - резонно ответил Кислый.
- Вот именно.
Вертяков покосился на Эллу Арнольдовну, которая внесла в кабинет поднос с бутылкой коньяка, рюмкой и нарезанным лимоном на блюдце, и сказал:
- Давай сегодня ко мне, обсудим это дело. Решать нужно быстро, пока круги не пошли.
- Лады, - ответил Кислый, - вечерком заеду.
И повесил трубку.
Глава пятая
ЗОМБИ НА КРЕСТЕ
Войдя в барак, Семен огляделся и, увидев свободную койку с номером семнадцать на спинке, направился к ней. И опять непонимание охватило его.
Койки здесь стояли вдоль стен, а вовсе не высились в два яруса; на нескольких из них спали люди. Вообще в бараке было чисто и тихо, совсем не так, как в фильмах про зону, где блатные урки режутся в карты, у параши копошатся опущенные, а в козырном углу млеет покрытый татуировками пахан, окруженный уголовной свитой.
Больше всего это напоминало армию, когда вся рота находится на занятиях, а в казарме отдыхают дневальные и те, кому по службе не пришлось поспать ночью. Но, поскольку Семен знал, что солдаты здесь только на вышках, то не мог подобрать более подходящего сравнения, чем концлагерь. И все равно непонятная тишина и чистота сбивали его с толку.
Один из находившихся в бараке людей не спал. На койке у окна сидел широкоплечий мужик и что-то шил, далеко отводя руку с иглой. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову, скользнул по Семену равнодушным взглядом и вернулся к прерванному занятию.
Семен подошел к своей койке и, недолго думая, завалился на нее. Закрыв глаза, он только теперь почувствовал, как устал за эти пять суток дороги. По телу, наконец-то ощутившему почти мягкий матрас и маленькую жестковатую подушку, пробежала приятная волна истомы. Семен улыбнулся, удивляясь сам себе, и подумал, что зона зоной, а поспать не мешало бы.
