Галина Романова - Черт из тихого омута
Он совсем не слышал ее. Не видел ее изумленных глаз. Не ощущал рук, которыми она упиралась в его плечи. Все те просьбы, которые она пыталась, но так и не смогла донести до него, не были ею произнесены, а им услышаны, и… И все то, о чем она порой запретно мечтала в мирном тепле собственной спальни, случилось. Случилось гадко, некрасиво, прямо на полу в его прихожей. Боже, он даже свитера с нее не успел снять, сорвал только джинсы…
Соня быстро села и тут же попыталась прикрыть свои голые ноги полой его куртки, валяющейся бесформенным комком у самой двери. На куртке они оба лежали минуту назад…
Куртка как куртка. Кожаная, с теплой подстежкой, с куцым меховым воротником, с массой карманов, застегивающихся на молнию.
Не накинься он на нее прямо в прихожей, прямо на пороге собственной квартиры, не сиди она сейчас по пояс голой прямо на полу, Соня никогда бы не осмелилась на поступок, продиктованный необходимостью. Ее воспитание, манеры, ее представления о жизни вообще и об отношениях мужчины и женщины в частности только что были преданы забвению. И поэтому, не особенно заботясь о том, что о ней подумает Гена, она вдруг принялась поочередно расстегивать карманы его куртки и исследовать их содержимое.
Ей повезло, она была уверена, что ей повезет. Бумага нашлась! Во внутреннем кармане, где он зачем-то держал свой паспорт и водительские права на право управления грузовым транспортом(!). Там же лежала и бумага. Аккуратно расправленный и сложенный в несколько раз бухгалтерский отчет о дебиторской задолженности их строительной фирмы, отпечатанный на длинном перфорированном листе. Большой лист, с огромным количеством аккуратных столбцов цифр и наименований организаций. В такой легко можно было упаковать ту самую коробку, содержимое которой она сегодняшним вечером с таким вниманием исследовала. И именно в него коробка и была завернута. И именно эту бумагу мерзавец вытащил сегодня днем из ее кармана.
— Прости! — сдавленно прохрипел Гена откуда-то из вороха их одежды, куда он уткнулся лицом, когда все закончилось. Он так и не сделал попытки повернуться к ней и хоть что-то сказать до сего момента. — Сонька, я мразь!
— Очень хорошо, что ты это осознаешь, — пробормотала Соня, не выпуская из рук бумагу и неловко пытаясь расправить ее на своих голых коленках. — Ты даже хуже, чем сам определил.
— Прости! — Он не повернулся, но выпростал из-под себя руку и попытался на ощупь найти Соню.
Соня инстинктивно отстранилась. Он несколько мгновений блуждал пальцами в пустоте, затем обессиленно уронил руку и снова глухо пробормотал:
— Прости!
Сунув обратно в карман его куртки паспорт и водительское удостоверение, Соня скомкала бумагу и отшвырнула ее от себя в самый дальний угол прихожей. Она больше не была нужна ей. Все, что требовалось, девушка уже узнала. Узнала, например, о том, что этот человек, который с такой страстью признавался ей в любви в коридоре их офиса и который затем с такой безжалостной страстью овладел ею, был замешан в грязных делах. Что он, будучи карманником, насильником и лжецом, являлся еще и торговцем наркотиками.
Господи! Во что она влипла?! Как Ты мог позволить, чтобы судьба так безжалостно распорядилась ее жизнью, ее надеждами на счастье, ее целомудрием…
Внезапная жалость к себе самой сдавила ей горло, и Соня заплакала. Тихо, горько, без надежды на утешение или сочувствие — ничего этого ей не нужно было сейчас.
Почему она?! Почему ее избранник должен был быть непременно таким гадким и к тому же — преступником?! Что она сделала в этой жизни, что ей отмерили этого «добра» с таким достатком?..
— Не плачь, я прошу тебя, — пробормотал Гена все тем же сдавленным охрипшим голосом, но вновь не повернул к ней лица. — Это было мерзко, я знаю… Я ничего не мог с собой поделать… Я все исправлю, вот увидишь. Ты будешь самой счастливой женщиной, Соня!
Соня перестала его слушать. Какой прок от его извинений, когда того, что им совершено, уже не исправить. Ее сейчас волновало другое: как ей жить со всем этим?!
Что она станет делать со своим открытием? Куда денет эту коробку? Ведь если от нее избавился Генка, значит, на то были какие-то объективные причины. Странно, что он до сего времени так и не спросил ее об этом. А ведь должен был бы. Вот ведь угораздило так угораздило… Надо же было так вляпаться!
Соня вытащила из-под Генкиных ног свои джинсы, вывернула их, вытряхивая прямо на пол колготки с трусиками, и тут же принялась лихорадочно одеваться. Нужно убраться отсюда как можно скорее. Пока он еще лежит не шевелясь и безмолвствуя, вот так: отвернувшись от нее. Пока не смотрит ей в глаза и не ищет в них оправдания и еще чего-то такого, что смягчило бы степень его вины. Его вина бесспорна. Он не должен был… Не имел права так поступать с ней… Она же этого не хотела. Она хотела совсем другого, чего-то красивого, благородного и неповторимого. А что теперь… Что теперь с ней будет?!
Соня оделась и, перешагнув через него, застыла перед зеркалом. В нем отражались противоположная стена, очень удачно выкрашенная краской цвета слоновой кости с панно из мелких морских камушков и ракушек, и ее лицо в нимбе из растрепанных волос. Странное дело, но Соня не нашла себя до ужаса бледной, вид ее совершенно не внушал опасений на предмет ее скорой безвременной кончины. Схватив с полки щетку для волос, она расчесала волосы, убрала их в хвост, тут же натянула шапку на самые брови. Оставалось надеть куртку и уйти. Но на куртке лежал этот… несносный человек. Лежал, бесстыдно выставив на ее обозрение голые ягодицы, спину, ноги, и при этом, кажется, совершенно не стеснялся собственной наготы. Не понимая, зачем она это делает, Соня зло пнула его ногой в бок и процедила сквозь зубы:
— Отдай куртку!
Он вздрогнул всем телом, но вряд ли от ее пинка, скорее от неожиданности. Перевернулся на спину, чем заставил ее задохнуться от возмущения и поднять мгновенно зардевшееся лицо к потолку. Затем одним рывком поднялся на ноги и уже через минуту втискивал ее непослушные руки в рукава.
— Я провожу тебя, — пробормотал Гена, встряхнув свои брюки и надевая их прямо на голое тело.
— Извращенец! — зло процедила Соня и направилась к двери. — Не нужно меня провожать!
Он никак не отреагировал на оскорбление и не сделал попытки ее остановить, и менее чем через минуту она поняла — почему. Дверь была заперта. Заперта на ключ. И когда он только успел это сделать, если, не успев переступить порога, тут же набросился на нее с одержимостью зверя?
— Открой немедленно! — повысила Соня голос. — Или я закричу!
— Кричать поздно, милая, — он со странным смущением посмотрел на нее, мгновенно охватив взглядом всю ее — от ботинок до шапки. — Ты же не кричала раньше. Я не мог представить… Прости… Ты не остановила меня… вовремя, а у меня не хватило сил на это, прости…
— Я не нуждаюсь в твоих извинениях, понял?! Мне плевать на то, что ты себе мог, а чего не мог представить! Я хочу уйти отсюда! Открой немедленно!
Гена, к тому времени успевший почти полностью одеться, виновато опустил голову и, сунув руки в карманы брюк, благоразумно помалкивал. Потом вдруг, в тот самый момент, когда ее истерические возгласы достигли предела, он кивнул подбородком куда-то в угол и удивленно спросил:
— А это что?
— Что?! — Соня, опаленная гневом, даже не сразу поняла, о чем он ее спрашивает. Потом, проследив за его кивком, ехидно заметила: — Об этом уместнее спросить у тебя. Гад… Гад, карманник, извращенец, вор, наркоман!
— Ух ты, как много ярлыков, Сонька, — пробормотал он изумленно и, слегка прихрамывая, прошел в угол, поднял бумагу, развернул ее и прочел верхнюю строчку отчета. — Как это здесь оказалось, Соня? Ты что, берешь работу на дом?
— Ну, ты!.. Ты вообще!.. — Она даже не сообразила, что сказать ему, а потом вдруг нашлась. Подлетела к нему и дважды наотмашь ударила его по лицу, приговаривая при этом: — Это тебе за обман, а это за меня…
Потом, не встретив с его стороны никакого сопротивления, она еще дважды повторила пощечины, чередуя их с обвинениями. И снова он принял это с удивившим ее смирением.
— Открой дверь немедленно! Или я… Или я выброшусь из окна!
С пылающим от пощечин лицом, он отпер ей дверь ключом, извлеченным из кармана. Молча выпустил Соню из квартиры и, так же не вымолвив ни слова, захлопнул за ней дверь.
Глава 13
Сквозь ватное покрывало уползающего сна ему слышался водопад, неистово ревущий и бьющийся о скользкие скалы. Он все хотел приглушить этот отчаянный рев, что-то сделать, чтобы звук этот стал мягче и не так ощутимо бил бы по мозгам. Он зарывался в одеяло, прятал голову под подушку, но помогало мало. Неистовство водопада сравнимо было с ревом горнил преисподней.
Кирилл громко застонал, перевернулся на спину и едва не свалился с кровати. Остатки сна улетучились, уступив место омерзительной тошноте, тут же поднявшейся из желудка. Он встал, обмотался простыней и пошел на звук ревущей воды. Звук, оказывается, ему вовсе не приснился. Он существовал на самом деле, а не в его грезах. Он существовал, а вместе с ним существовала и огромная грудастая деваха, которая сидела сейчас на самом краю ванны и сосредоточенно терла пемзой свои пятки. Вода при этом полным напором била о самое дно ванны, издавая жуткий звук, от которого ему с каждой минутой становилось все хуже и хуже.
