Александр Волков - Два брата
— Что тебя больше всего прельщает?
— Эти. — Марков протянул руку к инструментам.
— Ты, верно, любитель механической работы? — догадался Леонтий Филиппович. (Егор не понял.) — Умеешь, говорю, разные вещи делать? Ящики, наприклад?[69]
— Могу, могу! — заторопился Егор.
— Так… Сделаешь ты мне ящики для школьных коллекций?
Глаза Егора заблестели от счастья, и Леонтий Филиппович ласково потрепал его по плечу:
— Вижу, рад! Приходи после занятий.
Голова у Егора кружилась от радости, когда он вышел из кабинета.
Магницкий думал:
«Вот в таковых юношах вижу надежду русскую. Сказать по правде, вельможные ученики мало проку показывают. Ленивы, своенравны… А от сих, из простого народа, великую пользу мню…»
Егор все свободное время проводил в небольшой комнате за кабинетом Магницкого, которая служила мастерской. Марков сделал прочные и красивые ящики, украсил их резьбой. Леонтий Филиппович дал ему новое поручение: поправить некоторые приборы. Егор справился и с этой работой. Парень поражал учителей своей сообразительностью. Он осматривал, разбирал и вновь собирал незнакомую машину, и устройство ее становилось Егору ясным.
В кабинете Магницкого испортились часы с музыкой.
— Я исправлю, Леонтий Филиппыч!
— Испортишь.
— Не испорчу, будьте покойны!
Егор возился с часами целую неделю. Они пошли и заиграли по-прежнему.
— Да ты чудодей! — восхитился Магницкий.
Теперь Егор возвращался домой только поздним вечером.
— Убьют тебя ночью на улице, — загоревали мать и бабушка.
— Не убьют! — сказал Егор и гордо вытащил из-за пазухи огромный пистолет.
— Батюшки светы! — ахнули женщины. — Откуда взял?
— Леонтий Филиппыч дал. Попорченный был, а я исправил. Хотите, стрелю?
Женщины в страхе отшатнулись от Егора.
* * *За два года, что прошли со времени поступления в Навигацкую школу, Егор сильно вырос. Ему шел пятнадцатый год. С годами юноша стал больше походить на бабушку: темные брови над переносьем сомкнулись и придавали лицу вид решительный и немного хмурый. Мягкие темно-русые волосы, ровно подрезанные спереди, падали на большой выпуклый лоб; живые серые глаза горели умом. Опрятный, ловкий, Егор был не суетлив, но быстр в движениях. К школьной форме Егор привык; в ней он чувствовал себя совершенно свободно.
— Подрастает парень, — задумчиво говорила мать.
— Скоро женить пора, — поддакивала бабушка Ульяна.
Магницкий разрешил Егору брать книги из обширной школьной библиотеки. Там были сочинения латинских и греческих классиков, история, политика. Все это мало прельщало Егора. Он стремился к технике. Раскрыв техническую книгу, изданную за границей, он с жадностью вглядывался в подписи к чертежам и рисункам.
— Надобно тебе иностранному языку обучиться, — сказал Егору Магницкий.
И Егор начал изучать немецкий язык.
Глава XIV
БЕГСТВО
Тучи ползли с моря непрерывной чередой. На землю сыпался надоедливый осенний дождик. Солнышка не видно было по неделям. Ветер нагонял с моря огромные валы, с шипеньем и плеском штурмовавшие низменные острова. Земляные бастионы, возведенные летом, оплывали, их беспрестанно приходилось подновлять.
Плохо было в новом городе Петербурге. Трудно пришлось строившим его работным людям. Насильно согнанные в петровский «парадиз», оторванные от дома и семьи, вчерашние крестьяне, беглые солдаты, ремесленники ютились по баракам да землянкам. Землянки заливало грязной жижей. Напрасно обитатели их все выше и выше громоздили нары — вода настигала их, будила ночью, сгоняла с постелей, устланных еловыми лапами и листвой.
Петр приказал прокапывать глубокие канавы для стока воды — это мало помогало. Почва вся была пропитана водой, как губка. Вода сверху, вода снизу, вода вокруг…
Приказчики да десятники богатели на народной нужде — кормили строителей впроголодь: покупали гнилое мясо, затхлую муку, а в отчетах продукты писались первосортными, приобретенными за высокую цену. Кнут надсмотрщика заставлял землекопов, каменщиков и плотников работать по восемнадцати часов в сутки, и работник только тогда освобождался от выполнения своего «урока», когда падал без сознания.
Измученные непосильным трудом и тяжкими условиями жизни, строители заболевали горячкой, тифом; болезни быстро сводили их в могилу.
Царю еженедельно подавались сведения об убыли строительных рабочих Петербурга. Царь сердито надувал полные щеки и писал приказы:
«Пополнить число убитых новым набором по городам и губерниям, не считаясь с отговорками помещиков о неимении людей…»
* * *Артель Акинфия Куликова потерпела жестокий урон: умер дед Трофим Божидень; башкир Пахлай, доведенный до отчаяния ежедневными порками, решил убежать и утонул, когда в кандалах переплывал Неву.
Самого Акинфия свалила горячка. С лицом, пылающим от жара, он бился в бреду на нарах, соскакивая с постели, куда-то рвался.
Илья чуть не силком притащил к товарищу лекаря. Тот пощупал у больного пульс, приподнял веки, заглянул в мутные, воспаленные глаза.
— Не выживет, — равнодушно буркнул он и ушел.
Илья не отступил перед бедой. Он сидел у постели друга целыми ночами, насильно вталкивал ему в рот разжеванный хлеб, клал на голову холодные примочки. Несмотря на угрозы надсмотрщиков и наказания, Илья и днем отрывался от работы — поухаживать за больным. Впервые Илья понял, как дорог стал ему верный товарищ долгих скитаний, как страшно было бы потерять его.
Родного отца Марков лишился в раннем детстве, когда не мог еще осмыслить всей тяжести утраты. Но теперь… Теперь Акинфий стал ему отцом, и парень во время болезни друга впервые назвал его батей.
Признательная улыбка тронула обострившиеся черты больного.
— Илюша… сынок… — прошептал он и впал в беспамятство.
Железная натура Акинфия взяла верх над болезнью.
— Батя! Слышь, батя! Пора убегать из этого адова места, — шепнул однажды ночью Илья только что поправившемуся товарищу.
— Бежать?.. - раздумчиво повторил Акинфий. — Бежать мне не впервой, да только крепко подумать надо. Пахлай-то вон покончился. Может, еще и здесь выдюжим?..
— Нет, батя, — настаивал на своем Марков, найдя в темноте руку Акинфия и крепко сжимая ее, — не выдюжить нам… Сил не хватит! Я давно собирался с тобой речь вести, только ждал, чтобы ты выздоровел.
— Я крепок теперь.
— Коли крепок, так время спасаться. Лучше от пули погибнуть, чем в проклятом болоте сгнить, на царя да на бояр работамши. У соседей сегодня из землянки троих вынесли… Знал ты Сидора Пузырева, что на том краю, у заливчика?
— Такой здоровяк? Чуть пониже царя ростом?
— Он самый! Схоронили здоровяка.
Акинфий высвободил руку, перекрестился:
— Дай ему, господи, царствие небесное!.. Значит, Илюша, ты не согласен остаться?
— Без тебя, батя, не утеку, сам ведаешь… — Илья нахмурил густые, черные, как у бабки Ульяны, брови. — А только на погибель останемся!
— Ладно, сынок, побежим! На погибель али на счастье — вместе!
Вечером Илья и Акинфий приглядели полуразбитый, брошенный на берегу челнок, раздобыли доски вместо весел. Друзья увязали в торбы скудный запас сухарей, заткнули за пояс топоры, надели новые лапти.
Ночь была темная. Беглецы выбрались из землянки и поползли, то и дело ложась пластом, прислушиваясь. Двигаться мешали кандалы на ногах. По острову ходили часовые, шаги их глухо шлепали по разбухшей земле.
Акинфий и Илья избежали нескольких встреч, потом их чуть не постигла беда. Один солдат споткнулся о протянутые ноги Ильи. Это был молодой, неопытный новобранец. Вместо того чтобы выстрелить, поднять тревогу, он решил рассмотреть, что такое валяется на земле. Нагнувшись, часовой рассмотрел человека.
— Ты что тут… — начал он.
Илья вскинулся, как пружина, и ударил солдата кулаком по голове. Тот тихо упал, даже не охнув.
— Батя!.. — прошипел Марков.
Акинфий уже был возле него.
Мужик взял фузею, пороховницу, стащил с бесчувственного солдата шинель.
— Жаль тебя, сердешный, да что ж делать! — молвил Акинфий.
Беглецы добрались до берега, спихнули челнок на воду, и Нева понесла их прочь от крепости.
Чтобы поскорее миновать острова, Илья греб, стараясь не шуметь. Вода с журчанием вливалась через щели бортов, Акинфий вычерпывал ее шапкой. При каждом всплеске выброшенной воды беглецы испуганно замирали: не услышал бы плавучий дозор.
Невдалеке послышались удары весел. Шел сторожевой баркас. Сердца беглецов тревожно застучали: у караульных были зоркие глаза, и вряд ли они пропустят плывущий мимо челнок.
— Ложись! — приказал Акинфий товарищу.
Они свалились прямо в холодную воду, колыхавшуюся на дне челнока. Ловкий маневр был проделан вовремя.
— Кто там? — раздался окрик.
Заскрипели весла в уключинах, баркас приближался к лодчонке. Голоса караула были ясно слышны в ночной тишине.
