Лариса Соболева - Первая, вторая. третья
— Куда? За руль! — Светлана опешила, знаками показала, что не умеет, инструктор повторил: — За руль.
Пришлось сесть. Самое ужасное — Марат с Геной тоже залезли в автомобиль, а Светлана надеялась… Началось обучение с теории, инструктор рассказал, что такое передачи, сцепление, как и когда жать на педали. С полчаса она училась выжимать сцепление и переводить рычаг — первая передача, вторая…
— А вот так заводится автомобиль, — повернул он ключ в зажигании. — Повторите.
Светлана повторила. Запоминала она с ходу, да и как иначе? Все внимание девушка сконцентрировала на словах и движениях инструктора, не реагировала на дебильные шуточки Гены в ее адрес и злобные замечания Марата. В отличие от Светланы, инструктора раздражали фразы за спиной, он повернулся к двум тупицам на заднем сиденье и в резкой форме сделал им замечание:
— Вы мешаете. Если вам скучно, можете покинуть салон.
— Мы больше не будем, — улыбнулся ему Гена.
Конечно, они не покинут автомобиль, оба приставлены следить за Светланой, чтоб девушка не сбежала или не сообщила инструктору, кто она на самом деле.
В конце концов он заставил ее поехать, было страшно, но инструктор попался толковый, знающий свое дело и умеющий свои знания вложить в мозги новичка. Ехала Светлана на скорости десять км в час, а казалось, все сто должен показывать спидометр. Она выехала на дорогу за оградой, которая, к счастью, была пуста, видимо, в этой практически деревенской зоне посторонних не бывает. Эх, если б уметь управлять автомашиной — Светлана не удержалась бы и как рванула… Как же, рванешь тут! А сзади ее схватили бы дегенерат Гена и темная личность Марат — на этом путь к свободе и оборвался бы. Ничего, появится возможность, появится…
Тряслись коленки, когда Светлана вышла из машины и кое‑как добралась до своей комнаты, так ведь два с половиной часа в напряжении находиться — у кого не затрясутся колени вместе с руками и головой, будто внезапно обнаружилась болезнь Альцгеймера? Отдохнуть ей не дали, привели нечто бесполое с ножницами и приказали сесть на стул. Дав себе установку выполнять требования (безусловно, в разумных пределах), Светлана подчинилась. В конце концов, не голову же ей отрежут.
Наличие брючного костюма не говорит, что перед ней мужчина, а длинные волосы, накрашенные ресницы и помада на губах — еще не факт, что это женщина. В общем, бесполое существо занялось именно головой Светланы, и ух как оно крутилось вокруг стула с девушкой, которая зажмурилась, ибо состриженные волосы падали на лицо. Ей было все равно — пускай хоть налысо остригут, это не самое страшное, волосы‑то отрастут, гораздо важнее — что сделают со Светланой, когда осуществят умысел.
— Готово, — выключив фен, сказало существо приторно‑сладким голоском на высоких нотах. — Можете открыть глаза и посмотреться.
Светлана приоткрыла веки, прямо перед собой увидела зеркало, которое держал Гена, а себя она не сразу узнала. Теперь ее лоб до середины бровей закрывала челка, по бокам свисали ровные пряди, подстриженные на концах, словно под линейку, прическа была непривычной, она придала ей глуповатый вид. Но Родион, слегка наклонившийся к ней и разглядывающий Светлану в упор, кажется, был удовлетворен, что с ним редко случается:
— Потрясающе…
— А вам нравится? — интересовало цирюльника, в процессе стрижки девушка поняла, что это все‑таки мужчина.
Светлана не ответила, так как смотрела в глаза Родиона, а они были темны, как его душа, если только она есть у него. Душу и пыталась разглядеть, ведь должно же иметься в нем что‑то человеческое, какая‑нибудь слабость, ну, хотя бы крохотная, на которой его можно подловить. Стальной, жесткий взгляд не имеет отношения к слабости, однако это еще не показатель, чтоб составить точное представление о человеке. Светлана запросто назвала бы пару человек, у которых имеется обманчивая сталь в зрачках, на самом деле их отличает повышенная ответственность, умение концентрироваться на задачах, в быту они уравновешенны и терпимы. Родион — другой. Он жесток, не знает пощады, в чем Светлана уже имела несчастье убедиться, правда, она полагала, что жестокость — удел слабых, недалеких и эгоцентричных людей. Нет, он не слаб, однако Родион перегрызет горло всякому, кто наступит на его интересы, на это нужна сила, пусть сатанинская и выходящая за пределы разумного, но сила и решимость. Где же его обратная сторона, та, которая спрятана в нем?
И заметила! Но не в глазах. Мышцы лица Родиона застыли в искусственной маске, они напряжены, будто ему сделали пластическую операцию неудачно, поэтому он не может их расслабить, оживить естественностью. О чем это говорит? О внутреннем дисбалансе? А где дисбаланс — там неуверенность, а неуверенность порождает страх. Ничто не чуждо Родиону, он, как и все люди, боится! Чего? Собственной затеи, себя, членов своей банды или кого‑то другого? Светлана это поймет, когда ее начнут использовать в их сценарии, поймет по тем рамкам, которыми ее ограничат. И тогда, может быть, найдется правильный ход.
Насмотревшись на новый имидж Светланы, Родион чему‑то усмехнулся, выпрямился, она подняла глаза за ним.
— Не стоит, Лиза, меня зомбировать, — неожиданно зло процедил он, — я не поддаюсь внушениям. Благодарю вас, — обратился к цирюльнику. — Эта прическа мне нравится больше.
— Я еще не приступал к укладке…
— Укладка завтра, — перебил его Родион. — Моя жена ждет вас в пять часов.
— Буду, буду, — следуя к двери, пообещал тот.
У выхода Родион задержался, бросив Светлане приказ:
— Поработай над почерком, Лиза. Тетрадь в клеточку, чтоб удобней было чертить буквы, на столе.
Светлана не кинулась к тетрадке, дабы угодить «мужу», а упала на диван и уставилась в потолок. Хватит ли у нее выдержки и сообразительности, чтоб уйти отсюда раньше, чем ее пристрелит Гена или задушит Марат? Живой ее не оставят. От этой мысли кидало в жар и холод, проступала испарина на лбу, пересыхало во рту. Ой как страшно… Но о плохом конце желательно не думать, это помешает выстраивать свою стратегию, сейчас важно выяснить — зачем ею подменяют жену Родиона.
Родион… Он боится. Светлана прочувствовала его страх, вероятно, потому, что сама познакомилась с этим деструктивным чувством, к тому же одинаковые заряды притягиваются, или, точнее будет сказать, страх одного человека чувствует идентичную струнку в другом. Именно поэтому его мимика напряжена, а кожа отливает сероватым цветом, наверняка страх заставил его пойти на преступления, но боится Родион того, что будет впереди. А что будет? И почему его выбор пал на Светлану? Непонимание мучительно, так как не дает гарантии, что наступит завтрашний день. Мало ли какая дурь придет на ум душевнобольным, вдруг они решат переиграть свой сценарий из‑за того же страха, и тогда они решат избавиться от Светланы. Упаси бог!!! Покорность и еще раз покорность, вызвать к себе доверие — вот как надо действовать.
9
Стриж встретил Захара с Михаилом на пороге милиции, объяснил, зачем вызвал их, в двух словах:
— Взяли сутенеров, которые пытались переправить девчонок за границу, они же похищали их. Посмотрите, может, кого‑то узнаете.
Завели в кабинет сначала Михаила, тот сразу заметил из десяти человек трех лысых, но, как и положено, прошелся вдоль шеренги выстроенных мужчин, потом повернулся к Стрижу:
— А можно на них со спины посмотреть?
Странная просьба, еще никому не удавалось узнать похитителей сзади, однако Стриж дал команду:
— Всем лицом к стене!
Шеренга затопталась на месте, медленно поворачиваясь. Михаил отошел от них к противоположной стене, насколько было возможно. Он ведь видел издалека лысого похитителя, следовало и смотреть на подозреваемых тоже издалека, но ничего похожего в спинах и затылках не приметил, потому отрицательно покачал головой.
Захар вошел за ним, глаза его цепко впивались в каждого мужчину, да вся процедура оказалась мимо кассы. Выйдя за пределы здания, а обоих провожали Стриж и Наговицын, он вдруг сказал:
— Мне кажется, я узнаю второго… не лысого…
— Вот‑те раз! — заржал Наговицын. — Со временем в памяти стираются виденные образы, а у тебя, выходит, восстанавливаются? Часто свидетели и потерпевшие не могут фоторобот составить, видя преступника на расстоянии метра, а ты…
— А я об этом только и думал все это время! — перебил Захар, он был на взводе, его воспаленные веки говорили о том, что парень мало отдыхает. — Я восстанавливал тот момент, моя память неплохо помнит общую картину… А в ней разглядеть детали… да, сложно… но возможно. И то, что казалось мимолетностью, вдруг вырисовывается в подробностях… Второй ниже первого примерно на голову, он худее в два, а то и в три раза, у него темные волнистые волосы… слегка касаются плеч. Лицо… Я видел его профиль, а все лицо мельком… но я вспомню его… Да, если увижу, узнаю.
