Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны
– Все, все, ни слова больше! Как будто я сам не беспокоился за нее! А ты, – обратился он к дочери, – располагайся, конечно! Перевози сюда все, что хочешь. Ничего не поделаешь, места здесь немного, но антресоли для твоего хлама, как выражается мать, мы можем освободить.
Александра, довольная уже тем, что перевела разговор в безопасное русло и порадовала родителей, благодарно кивнула.
Глава 6
Звонок, которого она и ждала, и боялась услышать, раздался только вечером, в седьмом часу. Александра весь день не расставалась с телефоном, опасаясь, что мать первая ответит на вызов, по свойственному ей стремлению знать о дочери все. Отец никогда не прикоснулся бы к чужому мобильнику, даже не подошел бы взглянуть, что за номер высвечивается на дисплее, это художница знала по опыту.
За день телефон ожил два раза. Сначала позвонил знакомый, желавший показать Александре две китайские картины на шелке, доставшиеся ему от деда, воевавшего в Манчжурии. Художница с сожалением отклонила эту просьбу, сославшись на занятость. Второй звонок был из Питера: ей предлагали посетить аукцион. Это предложение она тоже отвергла.
Елена не перезвонила. Марья Семеновна также не подавала признаков жизни. Ее молчание пугало Александру. «Старуха видела труп адвоката, всерьез решила, что убила его я. Ведь с Ритой она не пересеклась и даже не поверила в ее существование, когда я сказала, что временно поселила в той квартире подругу. Марья Семеновна уже должна была понять, что я сбежала, но пока молчит… Или не хочет со мной связываться, или с ней самой что-то случилось?!» Позвонить соседке Александра не решалась. Это было выше ее сил, и так уже иссякших.
Художнице в любой момент могли позвонить с неизвестного номера. Ее номер телефона ходил по рукам, друзья, по собственной просьбе Александры, передавали его тем своим знакомым, которые могли нуждаться в ее услугах. Но почему-то, услышав в седьмом часу звонок и увидев на экране цифры без подписи, Александра сразу почувствовала страх. Он укрепился, когда женщина ответила и услышала мужской голос, не слишком любезно, отрывисто пожелавший говорить «с Александрой».
– Это я, – скованно ответила она.
– Я сын Марины.
«Не следователь… – Ощутив в первый миг облегчение, она тут же испытала новый приступ паники. – Еще хуже! Что я ему скажу?!» Но молодой человек, очевидно, справившись с волнением, избавил ее от необходимости что-то придумывать и заговорил сам.
– Я сейчас нахожусь за городом, в… – Он произнес название поселка, где ночевали приятельницы. – И наверное, останусь здесь до утра. Елена Дмитриевна сказала мне, что вы были с мамой…
– Мы вместе приехали к ним… – Александра нервно облизала губы. – Вчера вечером. Утром Марина ушла одна. Не разбудила меня, ничего не сказала. Я… Примите мои соболезнования…
Имени парня она не помнила. Марина несколько раз называла его при ней, говоря с сыном по телефону, но Александра не особенно прислушивалась и теперь боялась ошибиться.
– Мне нужно вас увидеть, – услышала она в трубке. Молодой человек говорил очень сухо, ей слышалась в его голосе нескрываемая враждебность. – Вы можете сюда приехать?
– Не сегодня… Боюсь, просто не доберусь до поселка. Может, увидимся завтра в Москве? Я смогу в любое время…
– Да ведь я не свидание вам назначаю! – раздраженно оборвал ее собеседник. – Мне требуется с вами поговорить о маме! И неизвестно еще, буду ли я в Москве завтра… Да, передаю!
Последнее было обращено не к Александре, потому что спустя секунду в трубке раздался взволнованный голос Елены:
– Вам правда необходимо срочно приехать! Завтра в десять утра вас ждут у следователя, но это не здесь, у нас даже отделения милиции нет. Вам все равно придется еще три станции проехать, до райцентра. Так что сперва к нам. Я вас подготовлю.
– К чему?!
– К завтрашнему разговору.
– Зачем это?! – возмутилась Александра. – Я расскажу все, как было, и готовиться тут не к чему.
– Да вы же не знаете, как я сегодня за вас боролась… – протянула Елена. – Если бы не я, вам бы плохо пришлось… Этот дурак Виктор уперся, стоит на своем: видел, как Марину толкнула женщина в красной куртке. Ну какое ему дело?! Платят ему за это, что ли? Налил кто? Болтает сам не знает зачем…
– Он говорит, что есть, и хорошо, – с тяжелым сердцем ответила художница. – Есть шансы, что эту особу найдут. А мне бояться нечего.
Елена помедлила, затем с неохотой согласилась:
– Нечего так нечего. Тогда и говорить не о чем. А вы все же не пренебрегайте, заезжайте к нам, хоть бы и завтра… Я ведь помочь хочу. И Леониду нужно кое о чем вас спросить.
– Сыну Марины? Скажите, а почему он-то на меня в претензии? Что ему нужно?! Прямо приказывает, чтобы я сейчас же ехала! – уязвлено заметила художница.
– Ничего он не требует, просто подавлен. Хочет вас скорее обо всем расспросить. И я налила ему немного, чтобы расслабился, а то парень, как пружина перекрученная… Звонили Марининому бывшему супругу… А он за границей, помочь с похоронами не сможет. Сказал, пришлет денег на карту сыну. – Елена рассказывала эти печальные подробности с наслаждением, явно их смакуя. – А родители у Марины уже очень преклонных лет, сейчас оба болеют сильно. Им пока не стали сообщать, чтобы они тоже в гроб вслед за ней не легли. Так что все сошлось на одном парне. Его пожалеть надо, помочь, не сердиться на него, даже если он что-то сморозил лишнее…
– Я ни на кого не сержусь. – Поостыв, Александра сама поняла неуместность своей обиды. – Мне просто странно, что от меня все чего-то особенного ждут, каких-то откровений, подробностей… А я ничего не знаю и сообщить не могу. Ни ему, ни следователю… Да, а вы уже сказали?..
– Павлу? – В трубке раздался протяжный глубокий вздох, будто ветер пронесся в сухой листве на опушке леса. – Сказала, да не я, к сожалению. Соседка заскочила, брякнула, дура. Весь поселок только об этом и галдит. Все, Павел слег.
– Сердце?
– У него с сердца начинается, а потом все идет вразлад – суставы, спина. Голова кружится, в глазах темнеет… Не знаю даже, свидитесь ли вы завтра, может, он не встанет. Главное, мне бы вас повидать, кое-что шепнуть!
Александра обещала приехать первой утренней электричкой, из числа тех немногих, которые останавливались на станции. Елена назвала точное время, когда состав отправлялся с Московского вокзала. Закончив разговор, художница, не колеблясь, выключила телефон. Она не решалась сделать это весь день и теперь, следя за тем, как гаснет дисплей, испытала горькое облегчение. Страх перед будущим днем не ушел, но словно притупился. «Ожидая, всегда ожидаешь худшего! – сказала она себе. – К чему загадывать? Будь что будет, я ведь невиновна!»
Когда мать позвала пить чай, ей удалось выйти к столу, придав лицу такое умиротворенное выражение, что родители разом повеселели. Отец пустился в воспоминания о давней рыбалке, на которую трехлетнюю Сашу взяли потому, что не с кем было оставить, и едва ее там не утопили, когда перевернулась резиновая лодка.
– Саш, ты помнишь, как тонула? – допытывалась мать. – Я бегала по берегу и кричала, что, если они тебя не спасут, я их всех на суше перережу!
– И ножом размахивала, которым картошку на уху чистила! – смеялся отец. – Ведь зарезала бы, впрямь, глазом не моргнув! Пришлось нам с тестем-покойником тебя спасать. А то ни за что бы не стали!
И подмигнул дочери, предлагая оценить шутку.
– Ты смеешься, я а на другой день, в Москве, впервые седые волосы у себя увидела, – пожаловалась мать. – Потерять единственного ребенка! Да я бы умерла после этого!
– Завтра у меня выходной, – сообщил отец. – Давайте поедем вместе куда-нибудь. Сейчас везде что-то происходит. Посмотрим программу…
– А правда! – воодушевилась мать. – Я уже не помню, когда мы где-то бывали вместе… Саша?
Женщина сглотнула комок, застрявший в горле при виде радостных родительских лиц, обращенных к ней. Александра не могла вспомнить, когда видела их такими счастливыми. «Нет, отказать невозможно!»
– Поедем, конечно! – с наигранной бодростью воскликнула она. – Только после обеда. У меня срочное дело с утра, это займет всего несколько часов. К четырем-пяти я освобожусь, вернусь, и мы вместе…
Встретив взгляд отца, она поняла, что он ей не верит.
Мать смотрела в сторону. Затем поднялась из-за стола и, отойдя к плите, без всякой необходимости принялась переставлять кастрюли с одной конфорки на другую.
Приняв ванну и поставив будильник на пять утра, Александра забралась в постель, когда не было еще и десяти. Она лишь на минуту включила телефон – проверить упущенные вызовы. Их было два, с разных номеров, и оба номера были ей не знакомы. Художница поторопилась выключить телефон.
«Зачем я проверяла? Не стоило, спала бы спокойнее. Кто меня ищет? Кто бы ни искал, лучше бы им меня не находить!»
Внезапно ей пришло в голову, что адреса ее родителей не знает почти никто. Когда-то, двенадцать с лишним лет назад, Александра ушла из родительского дома к мужу-художнику и поселилась в его мастерской, ставшей ее единственным пристанищем. Именно адрес мастерской и был известен всем ее знакомым. Адрес родителей могли помнить лишь те, о ком Александра давно забыла.
