Роберт Голдсборо - Пропавшая глава
В его устах слово «писатель» прозвучало примерно так же, как «проказа».
— Совершенно верно, — согласился Вульф, глядя ему в глаза. Присаживайтесь, пожалуйста, сэр. Я предпочитаю беседовать, не прибегая к необходимости крутить шеей.
Хоббс коротко кивнул и аккуратно опустился в красное кожаное кресло.
— У вас поразительная библиотека, — заметил он, складывая на груди руки.
Вульф воззрился на него без особой признательности.
— Собирая её, я не преследовал цели поразить чье-либо воображение, произнес он. — Просто я привык окружать себя произведениями, которые время от времени перечитываю.
— Именно это я и имел в виду, — ответствовал Хоббс, не без сварливости. — Меня особенно заинтересовала «История нью-йоркской провинции» Уильяма Смита. Ну и, конечно, «Каприз Ольмейера» издания 1895 года, с автографом самого Конрада. Да ещё и подписавшегося своим полным польским именем — Юзеф Теодор Конрад Коженевский. Если не ошибаюсь, это то самое знаменитое издание, в котором пропущена буква «е».
— Да, на сто десятой странице, — подтвердил Вульф. — В слове «щедрость». Не хотите чего-нибудь выпить? Лично я предпочитаю пиво.
— Нет, спасибо. Узнав от мистера Коэна о вашем желании меня видеть, я решил прийти без предварительной договорённости, хотя и понимаю, что, возможно, нарушил ваши планы. Прошу вас извинить меня. Хотя он — я имею в виду мистера Коэна — не уточнил, о чём именно вы хотели со мной поговорить, я полагаю, что это связано со смертью Чарльза Чайлдресса. Немного представляя себе вашу деятельность, полагаю, что версию самоубийства вы ставите под сомнение.
— Вполне логично, — высказался Вульф.
— Боюсь, что вряд ли сумею оказать вам сколько-нибудь существенную помощь, — сказал Хоббс, складывая пальцы шатром. — Однако я решил прийти. Признаться честно, это было в немалой степени вызвано стремлением познакомиться с вами лично и заодно взглянуть на вашу знаменитую библиотеку. Тем более, что уже сегодня днем я уезжаю на Лонг-Айленд, а вернусь только в следующий вторник.
— Я вас не задержу, — пробурчал Вульф, наблюдая, как Фриц ставит ему на стол пиво. — Скажите, вы были лично знакомы с мистером Чайлдрессом?
Хоббс разгладил усики указательным пальцем.
— Я никогда его не встречал, — ответил он. — Я предпочитаю избегать общения с живыми авторами и имею дело только с их произведениями.
— Вы были низкого мнения о его способностях?
Хоббс набычился.
— Мне не нравится манера многих современных авторов, — ответил он, — и я покривил бы душой перед читателями «Газетт», выразившись иначе. Большинство писателей воспринимают критику правильно, принимая такие условия игры. Чарльз Чайлдресс их не принял. Вам, конечно, известно, как этот тщеславный себялюбец линчевал меня в «Манхэттен Литерари Таймс»?
Вульф пригубил пиво и чуть заметно шевельнул плечами.
— Стреляющий из лука должен и сам уметь уклоняться от стрел, — заметил он.
— Ха! — выпалил Хоббс. — Здесь большая разница. Я рецензировал его работу, тогда как его нападки носили чисто личный характер. Не говоря уж об их полной вздорности и необоснованности.
Если Хоббс намеревался такой речью произвести на Вульфа впечатление, то ему это не удалось.
— Вы рецензировали все три книги мистера Чайлдресса про Барнстейбла, сыщика из Пенсильвании?
— Да, — ответил Хоббс, шумно вздыхая и глубоко погружаясь в кресло.
— И все три произвели на вас негативное впечатление?
— Да, хотя и в неодинаковой степени. К самому первому роману я был даже великодушен. Имейте в виду — я и к творениям самого Дариуса Сойера относился без всякого восторга. Да, свои достоинства у него несомненно были, этого не отнять. Два или три вполне приличных персонажа, да и диалоги в целом неплохие. Вам, конечно, известно, что в последние годы у его творчества нашлось немало поклонников, которые сгруппировались в клубы. Затем Сойер умер, и на сцене появился этот продолжатель, о котором я прежде не слышал. Должен сразу сказать, мистер Вульф, что вовсе не предубежден против продолжателей, особенно если их произведения талантливы. Что же касается романов Чайлдресса… — Хоббс поджал губы и покачал головой. Сюжеты его зачастую высосаны из пальца, логика повествования хромает, сам стиль оставляет желать лучшего…
— Да, «любой уважающий себя ценитель детективной литературы должен бежать от этой книги, как от радиоактивного изотопа кобальта», — вставил Вульф.
— А, вы, я вижу, ознакомились с моей рецензией, — кивнул Хоббс. На его физиономии заиграла довольная улыбка. — Весьма польщен.
— Не стоит, я всегда запоминаю прочитанное. Скажите, как отнёсся Чайлдресс к вашим рецензиям на свои первые произведения из барнстейбловской серии?
— Его реакции на первую рецензию я не знаю. После второй же, на роман «Урожай страха», также опубликованной в «Газетт», я получил от него крайне грубое рукописное послание, в котором он обвинил меня, будто я не разбираю его произведение, а только придираюсь к нему, причем лишь из-за того, что он продолжает ставшую знаменитой серию. Это полнейшая чушь!
— Вы ему ответили?
— Нет, — высокомерно заявил Хоббс, снова приглаживая свои холеные усики. — Я отвечаю лишь на цивилизованные послания, тогда как писульку мистера Чайлдресса, при всем желании, к таковым отнести было невозможно. Неудивительно — при скудости лексикона, которой он страдал, трудно было не сбиться на площадные оскорбления.
Вульф приподнял брови:
— В самом деле? Как же он вас оскорбил?
— Ха! Я бы даже повторить не взялся, — отмахнулся критик. — Достаточно того, что он в крайне грубой форме выразился о моих родителях, усомнившись, в частности, что я вообще появился на свет от представителей человеческого племени. Понятно, что я немедленно уничтожил эту пакость. Я потом долго не мог руки отмыть.
— Что ж, вы, разумеется, ожидали какого-то ответа и на свою третью рецензию?
— Вы можете мне не поверить, мистер Вульф, но мне даже в голову не пришло, что он способен ответить мне через печать, — ответил Хоббс. — Я ежегодно рецензирую десятки книг. Я никогда не задумывался о том, как могут отреагировать их авторы.
Вульф заерзал, устраиваясь поудобнее.
— А как же, сэр, среагировали вы, прочитав эссе мистера Чайлдресса в «Манхэттен Литерари Таймс»?
Хоббса словно подбросило.
— Эссе! У меня язык бы не повернулся назвать так его клеветнический пасквиль. Он поставил целью во что бы не стало дать мне отповедь, и решил, что для этого все средства хороши. Я бы ещё стерпел, подвергни он сомнению мои литературные вкусы и привязанности, но ведь он весьма недвусмысленно обвинил меня в необъективности, причем, в небескорыстной. Намекнул, довольно открыто, что я принимаю деньги за благоприятные рецензии. Я заявил, что подам в суд за клевету, причём и на редактора «МЛТ» и на Хорэса Винсона из «Монарха».
— Вы и впрямь намеревались подать в суд?
— Я даже припомнить не могу, когда ещё был настолько взбешен, — произнёс Хоббс, подчёркивая каждое слово. Он вновь сложил руки на груди. — Да, я был всерьез намерен судиться с ними. Однако затем я передумал.
— В самом деле? А почему?
— Мистер Вульф, рискуя показаться вам излишне аффектированным, скажу тем не менее, что работа в моей жизни — главное. Семьёй я не обременён, да и увлечений особых нет, если не считать зарубежных поездок. Я владею небольшой виллой в Тоскане, и езжу туда по меньшей мере раз в год. Я считаюсь преуспевающим критиком, довольно известным, но, вместе с тем, мало кому знакомым. Хотя под всеми статьями я подписываюсь, в лицо меня почти никто не знает. И я этим очень дорожу. Некоторые люди кичатся своей популярностью и обожают, когда их узнают на улицах, в театрах или ресторанах. Я к таковым не отношусь. — Хоббс приумолк, чтобы перевести дух, и уставился на свои ухоженные ногти. Затем продолжил: — Когда мой гнев поутих, я осознал, что газетчики и фотографы не преминут разжечь из моего иска публичный скандал, и я утрачу свою анонимность. Такую цену заплатить я не мог.
Вульф нахмурился.
— И вы даже не разговаривали с Чарльзом Чайлдрессом после появления его статьи?
Хоббс энергично затряс головой.
— Я не мог заставить себя унизиться до разговора с ним. Я высказал всё, что думал, его издателю, мистеру Винсону. Вы уже беседовали с ним?
Вульф пропустил его вопрос мимо ушей.
— Мистер Хоббс, мистер Чайлдресс упрекнул вас в небескорыстности. Скажите, а приходилось вам и в самом деле принимать деньги в обмен на «благоприятные отзывы»?
Я готов был поставить три против двух, что Хоббс встанет и уйдёт. Он и впрямь уже привстал было, но в самый последний миг передумал и, снова усевшись, улыбнулся. Да-да, я не ошибаюсь — улыбнулся.
— Я не стану оскорблять себя ответом на этот вопрос, сэр. Но и не уйду в знак протеста. — Для разгневанного человека он держался с удивительным самообладанием. — Скажу лишь, что не вижу смысла отвечать на обвинения человека, жизнь которого оборвалась столь трагически.
