Рита Тальвердиева - Ставка на Водолея
Он вмиг вернул утраченный было тонус. Теперь следует почесать свою репку и вычислить Пашкин схрон.
Как и Кукиш, Пашка менял хаты как перчатки – профиль работы обязывал. Поэтому он знал, даже когда методично, по квадратам обследовал Пашкину последнюю «лежку», что денег там нет.
Зная нелюдимый и подозрительный характер напарника, Кукиш догадывался, что ни доверить кому-либо такую сумму, ни спрятать ее дальше границ северной столицы Пашка не мог. Тем более что сразу после своей последней «акции» тот намеревался стремглав рвать из Питера, причем поездом. Поэтому первым делом он навестил «морг» и выменял на баксы Пашкины тряпки. Уже в своей берлоге он вспорол все имеющиеся подкладки, швы и другие возможные для тайника места. Увы – ни квитанции, ни клочка с шифром, ни каких-либо других «наводок» в тот день он не обнаружил. И лишь когда натягивал кроссовки, чтобы выкинуть в мусоропровод изрезанное вдоль и поперек Пашкино тряпье, стукнул себя по лбу: куда делись бессменные Пашкины кроссовки?..* * *…Не хотел я без дела брать грех на душу, но невольно пришлось. Кроссовки упер запойный сторож из морга. Две ночи подряд он не являлся на работу, и мне пришлось навестить его по добытому домашнему адресу.
Холодный душ помог алкашу вспомнить о ключике за стелькой и о том, что кроссовки сейчас гуляют где-то на Кавминводах, вместе с его пасынком.
Я также помог ему вспомнить какой-то контактный телефон в Пятигорске – толком старикашка мне объяснить не мог, видимо, я перестарался, пересчитав его последние зубы. Так бы я и ушел, оставив старика в покое, но, видимо, бог (или черт?) удержал меня в прихожей. Я услышал, как старикан громко забулькал-заклокотал:
– Беги, сынок. Домой не приезжай… Бандиты, кхе-кхе… Я им все сказал… Ключик! Запомни – ключик… Кроссовку береги… Сгинь!..
Я рывком открыл дверь и увидел, как из дрожащей руки старикана выпал сотовый…
Можно было не суетиться: глаза старика закатились, и он шмякнулся на кровать. Я пощупал запястье – пульса не было.
Глава IV
Лодик
Солнечногорск, 4 апреля 200… г.
Сегодня мы с Вольдемаром обедали у Майи. Валентина Андреевна приготовила местный деликатес, толму – мясной фарш, завернутый в виноградные листья (здесь их консервируют на зиму многие хозяйки). К блюду подается кефир с мелко нарезанной зеленью и тертым чесноком. Вкусно-ти-и-ща!
А когда я попробовал «джингалов хатс» – армянскую лепешку (буквальный перевод – хлеб с зеленью, травами), полную тарелку которых принесла их соседка – Анна Хачатуровна, то чуть не проглотил язык. Представьте подобие однослойного пирога, где тесто раскатано до одного миллиметра, а внутри – обильная начинка из трав и пряностей. И все это обжарено в растительном масле. Королева начинки – особая трава с труднопроизносимым названием, которую специально собирают под Бештау и Машуком.
– Если не соблюсти рецепт в точности, – просветила меня Валентина Андреевна, – получается просто обжаренная лепешка с зеленью, но никак не это произведение кулинарного искусства.
Десертом меня удивила уже Майя – настоящими козинаками собственного приготовления. Прямо застывшая восточная мелодия, настоенная на душистом меде и сотканная из ядер грецких орехов…
Николай Васильевич взглянул на часы:
– Уже ровно четырнадцать.
Майя тут же поднялась из-за стола и включила радио:
– Сейчас будет нечто, – с улыбкой объявила она.
– Ладно, Майя, ерничать, – махнула рукой Валентина Андреевна.
Зазвучали бодрые позывные кавминводской радиостанции «Пятая Вершина», и чарующий голос Татьяны Рубан стал вещать местные новости.
– Через две недели мы изберем мэра, – прокомментировал Николай Васильевич.
В эфире тем временем уже развертывалось вступление известной песенки из «Трех мушкетеров», но запел ее явно не Боярский…Пора, пора на выборы
За светлою мечтой.
За Константина Горина
Народ наш всей душой…
Майя весело захлопала в ладоши, родители на нее дружно зашикали и начали подпевать – вначале на ля-ля, но, кажется, с третьего куплета запели в унисон с певцом.
Глядя на их добрые улыбчивые лица, действительно захотелось подхватить чудесную мелодию Максима Дунаевского. Минут через пять такой шанс представился и мне.
Вновь кастаньеты вступления сымитировали конский топот, и популярная мелодия полилась на бис. Я начал подпевать, но не выдержал и запел в полный голос, Майя сперва превратилась в соляной столб, а потом бросилась в прихожую и примчалась обратно, протягивая цветную листовку с портретом кандидата Горина: меня рассматривали умные глаза на лице простого кроя, а на обороте был отпечатан полный текст агитационной песни.С судьбой ты спорил с детства.
Побеждал!..
Умом своим разил сильней булата,
Стоящим наверху не угождал
И соль земли ценил дороже зла-а-та…
Подпевали, подглядывая в текст, уже впятером, а на припеве мы с Майей закружились в танце. К нам присоединились Вольдемар с Валентиной Андреевной. Хозяин дома в такт хлопал в ладоши…
– Ой, как в советские времена, – с ностальгией протянула Валентина Андреевна. – Сто лет так весело не отдыхали.
– Просто наш Лодик, – улыбнулась Майя, – это будущий Басков.
– Куда там Басков – Карузо! – прочувствованно сказал Николай Васильевич.
– Сами вы все Карузо. У Володика голос Шаляпина, – авторитетно припечатала Валентина Андреевна.
Мы вновь все прыснули.
– Кстати, никто не забыл, что вечером у нас в программе город-сказка Кисловодск? А начнем мы экскурсию с дачи Шаляпина.
– Она прямо на привокзальной площади, – тихо разъяснил Вольдемар и виновато добавил, глядя на меня и Майю: – В Кисловодск поезжайте сами – проявились кое-какие дела… Как нагуляетесь, подгребайте в Пятигорск – меньше часа на электричке.
– Уверен, что Майя окажется великолепным гидом, – галантно ответил я, и мы стали прощаться.* * *До железнодорожного вокзала мы решили прогуляться пешком – быстрым шагом двадцать минут, как разъяснила мне Майя. Но мы добирались около часа. Солнечногорск был охвачен предвыборной лихорадкой. На трамвайной остановке какие-то ветераны преградили путь трамваю, а две бабы помоложе визгливо переругивались и толкались. Проходя мимо, я понял, что одна из них была вагоновожатой.
– Посмотри, – Майя указала на разрисованную стенку трамвая, где белым по красному кто-то надписал:
...Льгот нет. Цена проезда 10 рублей.
– Люди добрые, не верьте, это кто-то напакостил, – голосила вагоновожатая и совала под нос непреклонным старикам рулон с билетами, – нет такой цены – видите-видите?
Я подошел поближе. Действительно, на билетиках, видимо выпущенных еще в советские времена, стояла совсем иная цена – десять… копеек.
Чуть далее, в двадцати метрах, видимо, какой-то агитатор, ряженный в бурку, папаху и штаны с лампасами, призывал зевак гнать отсюда всех пришлых…
– К нам это не относится, – Майя силком потянула меня за угол. А там, прямо за бортиком недействующего фонтана, шла пофамильная запись людей, толпившихся в пятидесятиметровой очереди. В основном стояли мужчины.
– У вас что, карточная система?! – испугался я. – Или идет запись в рекруты? На какой фронт?
– Хватить глумиться, Володя! – вспыхнула Майя. – Не знаю, как у вас в Питере, а у нас заветный фронт – трудовой. Не видишь, что ли, – указала она на транспарант, – идет предварительная запись желающих восстановить наш мост. Горин обещает, что триста человек получат работу.
Чуть поодаль виднелась летняя эстрада, оттуда долетали звуки аккордеона. Жизнерадостный тенорок тянул известную народную мелодию. Прислушавшись, разобрали, что и здесь текст носил следы предвыборных страстей:
Избиратель мой,
Отдай мне голос твой,
А я десять добрых дел
Обещаю тебе взамен…
– Милый кандидат, – вступил звонкий девичий голос, —
Я отдать бы ра-а-д,
Если бы хоть одно-о
Сделал не после, а до…
Кто-то из незримых за густой зеленью зрителей закричал-заскандировал: «Не ве-рим олигархам, не ве-рим!!!»
На слух теперь можно было определить, что на растресканном настиле сцены кто-то неуклюже пустился в пляс, а гармонист стал наяривать уже «Москву златоглавую».
А вот и солист зашелся в агитационном кличе:
Сгинь прочь, бюрократия,
Вся халявная братия…
– Ты права, Майя, – цирк да и только.
– Это я так… Родителей подкалываю. А подумай сам – как можно разобраться, если сядут друг против друга интеллигентные дядечки и будут вести чинные дебаты за лучшую жизнь в нашем болоте. Как определишь за маской – кто есть кто? А тут действительно как в цирке. Без страховки только. И если приглядеться, сразу можно отличить Пьеро от Арлекина, жесткого дрессировщика от уродливых клоунесс и братьев-акробатов от дрессированных козлов.
