Авторская редакция - Опция поиска. Книга четвертая из серии «Сказки мегаполиса»
переросла из ямки в пригорочек. Костик, излучающий самодовольство, прикрыл
провал фанерным листом, чтобы вид содержимого не смог в будущем оскорбить его
эстетическое чувство, ежели Костику доведется случайно забрести в этот угол.
Он туда и не забредал, в отличие от козы Майины, которая полагала, что
неизученных углов на ей подконтрольной территории быть не должно и не может.
Компост соблазнительно источал миазмы подгнившей свекольной ботвы,
картофельных очисток и еще чего-то вполне съедобного. Фанерка, поддетая рогом,
была сдвинута в сторону, и Майка, не раздумывая, сиганула пировать.
Напрасно тетя Люба в последствии решила, что Майка туда свалилась,
отнюдь. Майка изящно спрыгнула, легко приземлившись на слоистый пирог из
выполотых сорняков и человеческих пищевых отходов. Однако запах гниения здесь
усилился и уже не казался ей столь привлекательным, к тому же обнаружилось, что
пища была условно съедобной. Поэтому Майина решив, что делать ей тут больше
нечего, вознамерилась впрыгнуть обратно.
Но выполнить сей трюк ей не удалось ни с первой попытки, ни с последующих.
Она же не блоха. Конечно, взлетная полоса ей не требуется, но для маневра
пространство все же необходимо. Да и копыта разъезжаются на скользких капустных
листьях. И Майина принялась отчаянно звать на помощь.
На зов прибежала тетя Люба. Поохав и попеняв козе, потрусила будить внука.
Сонный Костик, жутко разозлившийся и на козу, и на бабку, позабывшую запереть
животное, ворча, спустился в яму и попытался вытащить паршивку наверх, схватив
поперек туловища, но та выворачивалась и лягалась. Тетя Люба потянулась за козой,
чтобы оказать внуку посильную помощь, но потеряла равновесие и грохнулась в яму
тоже. Внук, чудом избежав столкновения с неслабой массой бабушкиного тела,
быстро вскарабкался наружу и протянул бабке руку, но его мощи не хватило, чтобы
вытянуть ее на бережок хотя бы до пояса, и тетя Люба осталась в яме вместе с
козой, которая не переставала истошно блеять и в панике стучать копытами,
разбрасывая во все стороны воняющие ошметки.
После нескольких попыток извлечь бабку на поверхность Костик понял всю их
бесперспективность и метнулся за помощью к соседке. Разбуженная заполошным
грохотом в дверь Валерия вообразила, что с Любовью Матвеевной случилось
ужасное, и, как была в пижаме, кинулась ее спасать.
Сначала они с Костиком вместе тянули тетю Любу за руки, но та раскричалась,
что они оторвут ей руки, и ее отпустили. Потом Костик снова спустился в яму и
попытался подтолкнуть тетю Любу под попу, чтобы Валерия, когда начнет тетю Любу
тянуть наверх, не отрывала ей руки, но тетя Люба, как и коза, изворачивалась и
лягалась, стесняясь внука. Теряя терпение, Валерия спросила, сунув голову в яму, а
будет ли Любовь Матвеевна стесняться и ее, Леру, если она вместо Костика будет
выталкивать Любовь Матвеевну наверх. Тетя Люба несчастным голосом сказала, что
будет.
Валерия плюнула и пошла заводить джип. Вдвоем с Михой они справились с
задачей за пять секунд. Правда, предварительно пришлось сооружать подъемную
люльку из покрывала и приторачивать его к фаркопу джипа, а потом помогать тете
Любе в этой люльке разместиться, но собственно операция по подъему заняла
именно пять секунд.
Козу Майину вытягивали не столь помпезно, а попросту перевязали в трех
местах поперек туловища бельевой веревкой. По окончании спасательного
мероприятия Валерия мрачно выбралась из-за руля, подошла к запутавшейся в
веревке Майине, схватила ее за один рог, и, притянув к себе поближе, прошипела,
глядя в морду:
– Еще одна малейшая выходка, уважаемая, и ты окажешься совсем одна в
темном лесу по соседству с многодетным волком. Вот только бодни меня еще раз под
коленки! Ты все поняла, козья морда?
Майка крутанула башкой, пытаясь рог вырвать, и возмущенно взмекнула, и
посмотрела на Леру исподлобья настырными желтыми глазами с узкими щелками
поперечных зрачков. На Леру это не произвело впечатления. Она напоследок еще
раз легонько тряханула Майку за рог и принялась, наконец, развязывать узлы,
высвобождая козу из веревки.
Любовь Матвеевна в глубине души посчитала, что Лера произнесла жестокие в
адрес животного слова. Она же коза, бессловесное создание, что с нее возьмешь…
Но, вспомнив потравленную смородину на своем участке и грядки на участке
Петуховых, которые Любови Матвеевне пришлось заново вскапывать и засаживать
редиской, лишь бы купировать скандал, и с грустью осмотрев перепаханные
Лерочкиным джипом картофельные ряды и свой изгвазданный в черноземе почти
новый фланелевый халат, она подумала, что для острастки Майине полезно
послушать таковые угрозы, тем более, что в исполнение никто их приводить не
собирается. Наверно.
Бессловесное создание заперли в сарае, проверив надежность щеколды,
извинения и благодарность в адрес Валерии были произнесены, и все участники
разошлись по спальным местам. Только Валерии ложиться спать уже не имело
резона. Потому что, если с утра она не застанет Леонида дома, будет лишен резона
весь задуманный ею демарш.
Когда спустя час она выехала за ворота садового товарищества, на обочине
шоссе, ведущего в город, заметила знакомую фигуру и не могла не остановиться.
Видимо, не только ей не случилось поспать сегодняшним утром. Любовь Матвеевна
стояла возле столба с желтым флажком остановки районного автобуса и ждала
транспорт.
Она долго отнекивалась, вконец смущенная массой неудобств, доставленных с
утра пораньше ее семейством добрейшей Валерии Львовне, но под сердитый Лерин
окрик все же послушалась и на переднее сиденье джипа забралась.
Выяснилось, что направляется Любовь Матвеевна на раннюю обедню в храм,
что в соседней деревне, но пешком идти долго, ноги уже не те. Вот и пришлось
нацелиться на рейсовый автобус, в надежде, что тот придет по расписанию.
– А чего в храме? – спросила для поддержания разговора, крутя руль,
Валерия.
– В смысле, Лерочка? – не поняла вопрос тетя Люба.
– Ну, в смысле, что вам там надо? Вы же, вроде, человек не темный,
образованный. Бывший врач, если не ошибаюсь?
– Так на службу иду. Помолиться, записочки подать. А при чем тут
образование?
Валерия хмыкнула.
– Да ни при чем, в общем. Была я там как-то. Правда, в другом. В одном
московском. Там тетки за прилавком такие стоят, что я думала, сейчас укусят. Потому
что гавкали. Вы их не боитесь?
Любовь Матвеевна заметно смешалась. Произнесла, пряча взгляд:
– Да нет, в общем… Со мной такого не бывало. Хотя грубиянки везде
встречаются.
– Кто ж спорит?.. Только, если уж христиане заявляют, что они из всех самые
лучшие, в ваших храмах хамов быть не должно. Вы согласны?
– Да кто ж вам заявляет, что он лучший, Лерочка? – растерялась тетя Люба.
– Тут и заявлять не надо. Я иногда в метро езжу. И одну картинку смешную
наблюдаю с регулярностью. Не часто, преувеличивать не буду, однако за душу берет.
Сидит такая тетенька на скамейке в вагоне. Кстати, может и стоять. Наряд
многозначительный – юбка до пят, черные чулки, растоптанные башмаки. Пыльные.
Платок на голове, естественно. Уткнувшись в книжку сидит. И окружающим всем
видно, что не детектив это, а молитвослов. Вопрос. Могла она его в обложку
спрятать? Могла. Но тогда чего-то ей не будет хватать, как я понимаю. Дальше. Вид
насупленный, как будто ее, праведницу, оскорбили. Как будто едет она не с людьми в
одном вагоне, а в плотном окружении нечистот, от которых боится испачкаться. И
такая от нее волна на всех нас идет… Ну как вам объяснить… У, грешники грязные! И
еще вопрос: а что, дома она не смогла свои молитвы прочитать, если она есть такая
праведница? Встала бы утречком пораньше, да и совершила обряд, или как у вас это
называется. Но ведь тогда этого же никто не увидит, верно я говорю?
– Но ведь не все же такие, Лерочка! – воскликнула, горячась, тетя Люба. –
Зачем на этих смотреть? Эти либо недавно к вере пришли и впали в ложную
праведность, или…
– Или что? Пришли давно, а ложная праведность при них осталась? Да еще и
пышным цветом расцвела. И почему, кстати, она ложная? Разве вас не так учат себя
вести?
– Меня? – поразилась от несправедливого обвинения Любовь Матвеевна.
– Ну, хорошо, не вас лично. С вами еще разобраться надо, насколько вы к
этому стаду принадлежите. Раньше бы не заподозрила.
Любовь Матвеевна от наезда оправилась и заговорила, стараясь произносить
слова ровно:
– Вы, Валерия Львовна, обвиняете православных в ханжестве? Я вас
правильно поняла? Что сказать… Перегибы в любом деле бывают, к сожалению.
Только, Лерочка, женщина, про которую вы мне рассказали, не обязательно ханжа.
