Владимир Дугин - Рондо смерти
Жена с дочерью были на даче, этим громким именем назывался участок коллективного сада в шесть соток и легкий домик из фанерных щитов, расположенный, правда, на живописном речном берегу. Поэтому в день отъезда Константин позавтракал печеночным паштетом, который уже десятый день хранился в холодильнике, запил его молоком из бумажного пакета и отправился на вокзал, где ему пришлось, несмотря на командировочное удостоверение, порядком простоять в очереди за билетом. Еще в вагоне он почувствовал легкое недомогание, а когда поезд прибыл в Ленинград, расхворался не на шутку. Его мутило, резало живот. В привокзальном туалете, куда его привела настоятельная необходимость, он успел лишь сполоснуть руки, как вдруг голова у него закружилась и подкосились ноги. Последнее, что запомнил Константин, прежде чем потерял сознание, какое-то смуглое лицо с хитро бегающими масляными черными глазками, вплотную приблизившееся к нему.
В больнице, куда он попал по скорой с диагнозом "пищевое отравление", Константин только на третий день оправился настолько, чтобы попросить послать на работу телеграмму о вынужденной задержке. Начальство будет недовольно, но не это беспокоило Константина. Пропало его заветное кольцо, А Лидия, не дождавшись брата, уехала, как сообщила соседка, в турпоход на Алтай… В последнем для Константина не было ничего неожиданного. Он знал, что сестра, отчаявшись найти принца в тихих залах читалок и шумных ленинградских кафе, решила расширить круг поиска и действовать по известной туристской песенке:
Я стою у ресторана,
Замуж поздно, сдохнуть рано…
Я отправлюсь в турпоход,
Может, кто меня возьмет!
По мере того, как улучшалось физическое состояние Константина, росло и его отчаяние, сожаление о так глупо ускользнувшем огромном богатстве. Ворочаясь ночами на скрипучей больничной койке, глядя на тусклый свет коридорной лампочки, пробивавшийся сквозь рифленое стекло палатной двери, он перебирал в разгоряченном уме всевозможные способы найти и вернуть кольцо. В полусне-полубреду он пробирался в бандитские притоны, бродил по каким-то заброшенным подвалам, вступал в отчаянные схватки с размахивающими кривыми ножами лохматыми одноглазыми громилами… Утром его будила медсестра, и он возвращался к печальной, зато безопасной, действительности, где пахло медикаментами и хлоркой, где не было кровожадных убийц, но, увы, не было и кольца. Несколько раз он просыпался с ощущением, будто оно опять у него на пальце, и с облегчением думал: "Слава Богу, это был только дурной сон!" Но тут же убеждался в реальности потери.
Через неделю, когда его уже должны были выписывать, Константин пришел к твердому убеждению, что единственным выходом, позволяющим получить хотя бы часть сокровища, к тому же без всяких опасностей и трудов с его стороны, является обращение в милицию. Он много раз читал заметки о том, как строители или землекопы находили спрятанные кем-то давным-давно клады. В тех случаях, когда счастливчики жадничали и скрывали свою находку, они теряли ее полностью и попадали под суд. А благородно исполнившие свой гражданский долг и сдавшие все до последней золотой монетки, получали законную четверть стоимости клада в имеющих хождение купюрах и, избавившись от опасной необходимости искать подпольных скупщиков драгоценностей, приобретали автомобили, мебель, заграничные костюмы и другие предметы роскоши. Так, во всяком случае, писали газеты. И Константин решил как можно скорее обратиться в соответствующие органы, рассказать им все без утайки, понимая, что иначе никто не станет заниматься розысками жалкого колечка. Он намеревался представить дело так, будто и в Ленинград приехал только лишь за тем, чтобы вместе с сестрой (ее можно будет уговорить или заставить подчиниться требованию официальных лиц отдать кольцо) помочь криминалистам расшифровать оставшуюся часть записки. "Какую-то толику причитающихся нам двух с половиной миллионов долларов придется пожертвовать, как это принято, на Красный Крест или в детские дома, но зато оставшееся можно будет тратить открыто!" — делил он шкуру неубитого медведя. Словом, как и все слабохарактерные люди, Константин решил довольствоваться тем, что мог получить, по его мнению, без особых трудов и усилий…
Дальнейший ход событий, хотя некоторые из них не были отражены в документах, я легко мог себе представить. "Дело о бриллианте", сулившее в случае его успешного завершения дождь орденов, премий, повышений в чине и должности, а также "большую прессу", в том числе — чем черт не шутит! — и зарубежную, как на пробковых поплавках взлетело от уровня районного отделения милиции до самых высоких сфер. Особый интерес к нему проявило союзное руководство. Было время, когда в верхних эшелонах власти шла настоящая охота за драгоценностями. Жены «вождей» всех рангов блистали на приемах и праздничных концертах россыпями сапфиров, изумрудов, рубинов, которые их мужья, наконец-то почувствовавшие себя полновластными хозяевами страны при впавшем в маразм Генеральном, добывали самыми разными, в том числе и граничившими с прямой уголовщиной, способами. Руководитель республики мог преподнести перстень с крупным бриллиантом высокопоставленному гостю из Москвы, известная киноактриса была убита при загадочных обстоятельствах в своей охраняемой квартире, и ее знаменитые изумрудные серьги пропали бесследно, ходили темные слухи, просочившиеся и в зарубежную печать, о подозрительных сделках с «брюликами» непутевой дочери некого геронтократа, об исчезновении наперстного креста, усыпанного историческими самоцветами, в таинственных безднах хранилищ вещественных доказательств, несмотря на то, что его розысками занимался «Интерпол»… И хотя многие из "охотников за бриллиантами" получили недавно заслуженную кару, я понимал, почему на поиски «Суассона» брошены наши лучшие силы. Вот это был бы подарок верной супруге, пылкой любовнице или ласковой дочери!
Вскоре удалось выяснить, что кольцо Константина, украденное бродяжкой-бомжем в привокзальном туалете, было продано по дешевке финну-туристу.
Для любителей детективов со стажем методы рутинного сыска не представляют тайны, но для менее искушенных читателей стоит кое-что разъяснить, дабы слово «вскоре» не выглядело преувеличением.
Дело в том, что в преступном мире — в целях поддержания порядка, выработки квалификации и устранения взаимных претензий (по возможности, конечно) — существует четкая специализация и разделенные территории, где пасутся отдельные жулики, воры или целые банды. Нарушители правил строго наказываются по воровскому «закону». Этим издавна пользуются органы правопорядка. Как говорил сыщик Пиштора: "Если очистят где кладовку, значит ясно, что надо взяться за Андролика или Пепика. А ежели, скажем, очистят чердак, то это специальность Писецкого, хромого Тондера, Канера, Зимы или Хоусека…"[5]
После того, как Константин указал приметы, найти бомжа, обосновавшегося на вокзале и промышлявшего мелкими кражами у пьяных и попрошайничеством, было нетрудно. Тот «раскололся» и рассказал, кому сбыл свою добычу. Затем следователь по регистрационным документам пограничной и таможенной стражи определил сравнительно небольшой круг финских граждан, находившихся в это время на вокзале и, возможно, купивших кольцо. Приехавших он опросил, но нужного человека среди них не было. Он, следовательно, не приезжал, а напротив, уезжал в тот день в Финляндию.
Дальнейший его путь проследить оказалось труднее, но из заметки в одной из зарубежных газет, систематически просматриваемых специальной службой (кстати, именно этот метод, а вовсе не похищение секретов, является в настоящее время основным источником разведданных) все же стало известно, что во время перегона своей яхты к месту международной регаты в Северном море финн попал в сильный шторм, перевернулся и, если бы не подоспевшее норвежское рыбачье судно, пошел бы на корм рыбам. В благодарность он подарил кольцо спасшему его рыбаку. Вот почему за кольцом N_1, как стало оно фигурировать в деле, мне пришлось отправиться в заграничную командировку. К сожалению, одновременно с нами начали охоту и «теневые» службы розыска, имевшие своих информаторов практически на всех уровнях Административной Системы. Поскольку известно им было далеко не все, они начали следить за мной, надеясь, что я выведу их на цель или попадусь в руки, после чего можно будет выпытать у меня недостающие подробности. В крайнем случае, преступники готовы были даже просто убрать меня как слишком ретивого и опасного конкурента, а нужные сведения получить где-то в другом месте, например, у родственников профессора. Они поддерживали тесные контакты с зарубежными кланами, и эту "интернациональную солидарность" мафии я в полной мере ощутил во время своей поездки в Норвегию.
