Гилберт Честертон - Клуб удивительных промыслов (рассказы)
И он резко повернулся к дверям.
Мистер Монморенси, немыслимо жалобный, что-то забормотал, потом решился:
– Извините, мистер Кийт… я спрошу… я не совсем уверен. Отопительные приборы там есть… но зимой… на такой высоте…
– Нельзя много ждать? – оборвал его лейтенант. – Ну, конечно, я и не буду. Все в порядке, мой дорогой. Вы не беспокойтесь, – и он взялся за ручку.
– Мне кажется, – с сатанинской вкрадчивостью произнес Руперт, – мистер Монморенси хочет еще что-то сказать.
– Я про птиц, – в отчаянии воскликнул агент. – Что с ними делать?
– Простите? – в полном недоумении выговорил Руперт.
– Как насчет птиц? – повторил Монморенси.
Бэзил, стоявший до сей поры спокойно или, точнее, тупо, как Наполеон, внезапно поднял львиную голову.
– Прежде, чем вы уйдете, лейтенант, – спросил он, – скажите, что будет с птицами?
– Я о них позабочусь, – ответил Кийт. – Они не пострадают.
– Спасибо, спасибо! – вскричал в полном восторге загнанный агент. – Не сердитесь, пожалуйста. Вы знаете, как я люблю животных. Я такой же дикий, как они. Спасибо, сэр. Но вот еще одно…
Лейтенант очень странно засмеялся и повернулся к нам. Смысл его смеха был примерно такой: «Ну что ж, хотите все испортить – пожалуйста. Но если бы вы знали, что вы портите!»
– Еще одно, – тихо повторил мистер Монморенси. – Конечно, если вы не хотите, чтобы к вам ходили гости, надо его покрасить зеленым, но…
– Красьте! – заорал Кийт. – Зеленым, и только зеленым. И прежде, чем мы опомнились, вылетел на улицу. Руперт Грант собрался не сразу, но заговорил раньше, чем затихло эхо хлопнувшей двери.
– Ваш клиент взволнован, – сказал он. – Что с ним? Ему плохо?
– Нет, что вы! – смутился Монморенси. – Дело у нас непростое. Дом, знаете ли…
– Зеленый, – невозмутимо сказал Руперт. – Видимо, это очень важно. Разрешите осведомиться, мистер Монморенси, часто это бывает? Просят вас клиенты покрасить дом только в голубой или в розовый цвет? Или, допустим, в зеленый?
– Понимаете, – дрожащим голосом отвечал агент, – это для того, чтобы он не бросался в глаза.
Руперт безжалостно улыбнулся.
– Можете вы сказать мне, – спросил он, – где не бросается в глаза зеленое?
Жилищный агент порылся в кармане, медленно вынул двух ящериц, пустил их по конторке и ответил:
– Нет, не могу.
– Вы не можете объяснить, в чем дело?
– Вот именно. – Жилищный агент медленно встал. – Не могу. Простите, сэр, я деловой человек. Так вам нужен дом?
Он взглянул на Руперта голубыми глазами, и тот смутился, и взял себя в руки.
– Простите, – благоразумно ответил он. – Ваши реплики так хороши, что я едва не упустил нашего друга. Еще раз простите мою дерзость.
– Что вы, что вы! – проговорил жилищный агент, не спеша вынимая южноамериканского паука из жилетного кармана и пуская его на конторку сбоку.
– Что вы, сэр! Заходите к нам, окажите честь.
Руперт Грант в ярости поспешил прочь, чтобы изловить лейтенанта, но тот исчез. Скучная улица, освещенная одними звездами была пуста.
– Ну, что ты теперь скажешь? – крикнул он брату. Брат не ответил.
Молча пошли мы по улице, Руперт – в ярости, я – в удивлении, Бэзил – просто скучая. Мы проходили улицы, одну за другой, огибали углы, пересекали площади – и не встретили никого, кроме пьяниц по двое, по трое.
На одной улочке их стало пятеро, потом – шестеро, а там – и небольшая толпа. Она была сравнительно спокойна; но всякий, знающий дух неистребимого народа, знает и то, что сравнительное (а не полное) спокойствие обочины говорит об истинной буре внутри. Вскоре мы убедились, что в сердцевине этой толпы что-то произошло. Пробившись туда с изобретательностью, ведомой только лондонцам, мы увидели, в чем дело. На мостовой лежал человек. Рядом стоял лейтенант Кийт в каких-то лохмотьях, глаза его сверкали, на костяшках пальцев была кровь. Хуже того – на камнях лежал или очень длинный кинжал, или короткая шпага, вынутая из трости. Однако на ней крови не было.
Полиция во всем своем тяжком всемогуществе тоже пробилась в центр, и Руперт кинулся к ней, не в силах удержать своей великой тайны.
– Вот он, констебль! – крикнул он, указывая на лейтенанта. – Вот кто убил.
– Никто никого не убивал, сэр, – с автоматической вежливостью ответил страж порядка. – Бедняга ранен. Я запишу фамилию и адреса свидетелей и буду за ними приглядывать.
– Приглядывайте лучше за ним! – воскликнул бедный Руперт, имея в виду лейтенанта.
– Хорошо, сэр, – бесстрастно ответил полицейский и пошел собирать адреса. Когда он их собрал, уже стемнело, и многие разошлись. Но Руперт Грант остался.
– Констебль, – сказал он, – у меня есть важные причины задать вам один вопрос. Дал ли вам адрес человек, который уронил трость со шпагой?
– Дал, сэр, – ответил, подумав, полицейский, – да, он его дал.
– Я Руперт Грант, – не без гордости сказал Руперт. – Я не раз помогал полиции в важных делах. Не дадите ли вы адрес мне?
Констебль на него посмотрел.
– Хорошо, – опять сказал он. – Адрес такой: Вязы, Бакстонский луг, неподалеку от Перли, графство Серрей.
– Спасибо, – кивнул Руперт и побежал сквозь мглу, как только мог быстрее, повторяя про себя адрес.
Обычно Руперт Грант вставал поздно, как лорд, и поздно завтракал; ему как-то удавалось сохранять положение балованного младшего брата. Однако наутро мы с Бэзилом застали его на ногах.
– Ну вот, – резко произнес он прежде, чем мы сели к столу, – что ты теперь думаешь о Кийте?
– Думаю? – переспросил Бэзил. – Да ничего.
– Очень рад, – сказал Руперт, с недолжным пылом намазав маслом тостик.
– Я знал, что ты со мной согласишься. Этот лейтенант – отпетый лжец и мерзавец.
– Постой, – монотонно и весомо проговорил Бэзил. – Ты меня не понял. Я хотел сказать именно то, что и сказал: я не думаю о нем, он не занимает моих мыслей. А ты вот думаешь, и слишком много, иначе ты бы не счел его мерзавцем. На мой взгляд, он был великолепен.
– Иногда мне кажется, – сообщил Руперт, с излишним гневно разбивая яйцо, – что ты изрекаешь парадоксы ради искусства. Что ты говоришь? Перед нами – весьма подозрительная личность, бродяга, авантюрист, не скрывающий причастности к черным и кровавым событиям. Мы идем за ним на какое-то свидание и видим, как они с этим агентом запинаются и лгут. В тот же вечер он встревает в страшную драку, причем только он вооружен. Если это великолепно, я не разбираюсь в великолепии.
Бэзил остался невозмутимым.
– Да, – сказал он, – его добродетели не совсем обычны. Он очень любит риск и перемены. Твои же выводы случайны. Он не хотел говорить о деле при нас. А кто захочет? У него в трости шпага. Что ж, не у него одного. Он вынул ее во время уличной драки. Вполне понятно. Ничего подозрительного здесь нет. Ничего не подтверждает…
Тут раздался стук в дверь.
– Простите, сэр, – сказала встревоженная хозяйка, – к вам полицейский.
– Пускай войдет, – сказал Бэзил; мы молчали.
Тяжеловесный, приятный с виду констебль заговорил уже в дверях.
– Вчера, на Коппер-стрит, во время драки, – почтительно произнес он, – кто-то из вас, господа, посоветовал мне приглядывать за одним человеком.
Руперт медленно приподнялся, глаза его сверкали, как бриллианты, но констебль спокойно продолжал, глядя в бумажку:
– Он не старый, но седой. Костюм светлый, очень хороший, но рваный, порвали в драке. Назвался Драммондом Кийтом.
– Занятно, – сказал Бэзил. – Я как раз собирался очистить его от подозрений. Так что с ним такое?
– Понимаете, сэр, – отвечал констебль, – все адреса правильные, а он дал фальшивый. Такого места нет. Руперт едва не опрокинул стол вместе с завтраком.
– Вот оно! – крикнул он. – Знамение небес.
– Странно, – нахмурился Бэзил. – Зачем ему давать фальшивый адрес, когда он ни в чем не…
– О, кретин! – завопил Руперт. – О, ранний христианин! Ни удивляюсь, что ты уже не служишь в суде. По-твоему, все вроде тебя, такие же хорошие. Неужели еще не понял? Сомнительные знакомства, подозрительные рассказы, странные беседы, глухие улицы, спрятанный кинжал, полумертвый человек и, наконец, фальшивый адрес. Великолепно, ничего не скажешь!
– Это очень странно, – повторил Бэзил, шагая по комнате. – Вы уверены, констебль, здесь нет ошибки? Адрес записан правильно, а там никого не нашли?
– Все очень просто, сэр, – отвечал полицейский. – Место известное, в пригороде, наши люди съездили туда, когда вы еще спали. Только дома нет. Там вообще нет домов. Хоть это и под самым Лондоном, там только луг, штук пять деревьев, а людей нет и в помине. Нет, сэр, он нас обманул. Умный человек, хитрый, теперь таких мало. Никто не знает, вдруг там есть дома, а их нету.
Слушая эту разумную речь, Бэзил мрачнел. Едва ли впервые я видел, что он загнан в угол, и, честно говоря, удивлялся детскому упрямству, с которым он защищает сомнительного лейтенанта. Наконец он сказал:
